Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века) - Владимир Мавродин

Мономаховичи действовали дружно, стремясь поддержать традиции «варварской империи» с блестящим, богатым и сильным Киевом во главе, что было в интересах киевской знати, тогда как Северская земля, разделенная на два отдельных самостоятельных княжества, имела две княжеские линии, действовавшие вразброд. При этом Чернигов, а следовательно и черниговские Давидовичи, продолжал старую конкурентную борьбу с Киевом, тогда как «Новгород-Северск, пожалуй, как город Северской земли и мог иметь в ней свою долю, но самостоятельно никаких столкновений с Киевом не имел после того, как сделался центром отдельного княжества. Вот почему у новгород-северских князей является нежелание путаться в дела Киевской области, вот почему они упорно отказываются от уделов, которые им давал Всеволод на той стороне Днепра. Этому нисколько не противоречит факт, что теперь Игорь Ольгович остался киевским князем; коль скоро принцип равноправности обоих родов был выдвинут, то необходимо было его защищать. Тот факт, что черниговское духовенство, стоявшее в зависимости от Киевской митрополии, стало на сторону Ольговичей, объясняется сочувственным движением самого Чернигова».[890] Правильное замечание Голубовского следовало бы дополнить некоторыми соображениями. Неудача Всеволода Ольговича — результат феодальной раздробленности, установившейся в Северской земле. Его стремление захватить Киев не могло встречать поддержки со стороны бояр и горожан Северской земли. Всеволода не поддержали даже родные братья. С другой стороны, захватив Киев, Всеволод не успел сколотить сколько-нибудь значительной группы своих сторонников. Поэтому те, кто к нему примыкал из числа киевских бояр, ценились им высоко и за свою верность требовали денег, и Всеволод давал им возможность грабить, как и сколько хотят, чем естественно наживал себе врагов. Всеволод Ольгович со своими стремлениями к Киеву и «одиначеству» был своеобразным «Мономахом» среди Ольговичей того времени. Игорь Ольгович, однако, тоже захватывает киевский престол, так как обладание богатым городом манило даже такого представителя удельных порядков, каким был Игорь. Но Игорь сидит между двух стульев, поглядывая и назад, к себе в Новгород-Северское княжение. Игорь, как и всякий политический деятель в таком положении, действовал в Киеве довольно нерешительно. Опоры в городе он не имел и создать не успел, да, по-видимому, и не смог бы. Поэтому, естественно, попытка одного Ольговича реставрировать киевское государство в руках его рода не встретила энергичной поддержки среди членов его княжеской семьи, в то время уже всеми своими социально-политическими симпатиями и деятельностью ставших прочно на путь возглавления «феодальных полугосударств» эпохи феодальной раздробленности. Сложились «областнические» тенденции Ольговичей.

Иное дело черниговские Давидовичи, оттесненные Ольговичами на второй план. Давидовичи стараются не только сосредоточить в своих руках всю Северскую землю, но претендуют и на Киев, стремясь вырвать пальму первенства из рук Мономаховичей, хотя сил на это им, в отличие от Ольговичей, не хватало.

Святослав Ольгович, отступив с небольшой дружиной в Чернигов, прежде всего выясняет у Давидовичей, верны ли они своему договору и, получив подтверждение, оставляет в Чернигове своего боярина Костяжко в качестве официального соглядатая при Давидовичах, а сам начинает собирать ополчение сперва в Курске, а затем в Новгород-Северске.[891]

В это время Изяслав обезопасил тыл и заключил договор с половцами в подтверждение мира в Малотине, заключенного в 1140 г. после удачного похода Всеволода Ольговича на половцев. Видя усиление Изяслава, Давидовичи, стремясь захватить всю Северскую землю, решают схватить Святослава Ольговича. Костяжко вовремя предупреждает князя. Соглашение между Ольговичами и Давидовичами было нарушено. Давидовичам остается заключить союз с Изяславом, причем, опасаясь объединения Ольговичей, они предлагают киевскому князю ни за что не выпускать Игоря из заключения. Летопись осуждает Давидовичей за их предательство по отношению к князьям Северской земли, за переход на сторону Изяслава, что дало возможность Д. Багалею усматривать в этой части летописи отрывок черниговского летописного источника.[892] Давидовичи боятся возвращения Игоря на киевский стол и поэтому, продолжая еще поддерживать связи со Святославом Ольговичем, предлагают ему поддержку, если он откажется от попыток освободить брата. Получив от него отказ, они окончательно переходят на сторону Изяслава.

Святослав Ольгович также готовит блок князей против последнего. К нему переходят Владимир Святославич, сын рязанского князя Святослава Ярославича, Иван Ростиславич Берладник и Юрий Владимирович Долгорукий. На помощь к Святославу Ольговичу явились и присланные его родственниками — половецкими ханами — половецкие отряды Камоса и Тюнрака.

Как сложился этот союз князей? Юрий Долгорукий давно уже стремился к овладению Киевом и готовил себе на юге опорную базу для развертывания борьбы за Киев. Святослав знал, на что шел, приглашая Юрия, и естественно, при заключении с ним союза признал его своим верховным сюзереном. Иной характер носил временный союз с Иваном Ростиславичем Берладником, политическая карьера которого резко отличается от карьеры других князей. Остановимся на этом вопросе.

Мы уже останавливались на галицком восстании 1144 г. и на приглашении восставшими галичанами Ивана Ростиславича Звенигородского. Володимирке поспешил к Галичу.

Три недели «из города бьяхуся крепко» осажденные галичане, «в неделю же мясопустную», ночью, Иван Ростиславич с дружиной галичан предпринял вылазку. «Много бишася» князь Иван Ростиславич, но его отряд зашел далеко в глубь лагеря осаждающих и вернуться обратно в город не смог. Видя невозможность возвращения, Иван Ростиславич «пробеже сквозе полк к Дунаю»[893] и оттуда, степью, направился в Киев к Всеволоду. Галичане «по Иване»… бились с дружиной Володимирка «всю неделю», и только в результате энергичных атак Володимирко принудил их к сдаче. «Вшед в Галичь», князь «… многи люди исече, а иныя показни казнью злою».[894] Движение было подавлено. Так повествует о событиях 1144 г. летописец.

Прежде всего, кого следует подразумевать под «галичанами»? Летопись не дает нам четкого представления о том, какие социальные прослойки скрываются под термином «галичане», но во всяком случае боярская знать в их состав не входила. «Галичане» (так же, как и переяславцы, владимирцы, «кияне» и т. п.) — это прежде всего городской люд — купечество и ремесленники, «черные люди». Восстание галичан 1144 г. — восстание горожан, стремившихся отделаться от непопулярного и деспотичного князя и пригласить «на стол» другого, связанного определенным договором, «рядом», и обязанного, по-видимому, править, прислушиваясь к голосу горожан, купечества в первую очередь.

Разбитые в бою и терроризированные расправой Володимирка горожане на время отказались от борьбы, — правда, как это мы увидим ниже, выжидая лишь удобного случая, чтобы выступить снова. Интересно отметить, что и второе восстание горожан связано было с звенигородскими Ростиславичами: на этот раз на престол пригласили сына Ивана — Ростислава. Объяснение этого явления, равно как и дальнейшей деятельности Ивана Ростиславича, лежит в том, что как отец, так и сын связали свою политическую карьеру с движением народных масс, используя их в своих целях. Постараемся это показать.

Очутившись на Дунае, Иван Ростиславич не сразу отправился к Всеволоду в Киев. Некоторое время он оставался на Дунае. За это говорит то обстоятельство, что когда в 1146 г. политическая карьера изгнанника развернулась не в Галиче, а в Приднепровье, он уже носил прозвище «Берладник».

Низовья Дуная и Днестра были покрыты русскими поселениями. В Воскресенской летописи мы находим список русских городов по Днестру и Дунаю:

«А от имени градом всем Русским далним и ближним… На Дунае Видицов с седми стен каменных, Мдин, об ону страну Дуная Трънов, ту лежит святая Пятница; а по Дунаю Дрествин, Дичин, Килиа, на устье Дуная Новое Село, Аколятря, на море Карна, Каварна. А на сей стране Дуная: на усть Днестра над морем Белгород, Чернъ, Аскый Торг, на Пруте реце Романов Торг, на Молдаве Немечь, в горах Корочюнов Камень, Сочава, Сереть, Баня, Нечюн, Коломыя, Городок на Черемоше, на Днестре Хотен».[895]

К этому списку русских городов следует добавить Берладь (современный Бирлат), Малый Галич (Галац) и Текучий.

Сведения Воскресенской летописи о русских городах по Дунаю и Днестру в известной части подтверждаются греческими источниками. В сборнике документов, изданных Миклошичем и Миллером («Acto Patr. Const.»), есть список (№ 52) городов по Дунаю, не принадлежащих болгарам. Документ датируется началом XIV в. Среди этих неболгарских городов Дуная значатся Карна (Κρανεα), Каварна (Καρναβα, Cavarna), Килия (Κελλια), Аколятря (Γαλιαγρα) и Дрествин (Δρισρα).[896]