Берлинский дневник (Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента) - Уильям Ширер

Германские сводки признают, что союзники оказывают в Бельгии и во Франции упорное сопротивление, но ударная мощь немецкого металла, особенно танков и самолетов, "оставляет их далеко позади". Возможно, в ближайшие несколько дней я смогу в этом убедиться.

Аахен, отель "Интернейшнл", 19 мая (полночь)

Самое удивительное, что в этом районе Рура, промышленном сердце Германии, которое самолеты союзников должны были (и мы считаем, могли) разнести в считанные дни, ночные бомбардировки англичан нанесли очень незначительный ущерб.

Я думал, что ночные бомбардировки территории Западной Германии, об ужасных последствиях которых хвастливо трубила Би-би-си с самого начала большого наступления, сказались на моральном состоянии людей. Но, проезжая всю вторую половину дня через Рур, мы увидели их, особенно женщин, стоящими на мостах над магистралями и приветствующими войска, которые направлялись в Бельгию и во Францию.

Мы проезжали через многие центры Рура, которые, как предполагалось, союзники должны были сильно бомбить в последние ночи. Естественно, мы не смогли увидеть все заводы, мосты и железнодорожные узлы Рура, но некоторые мы видели, и с ними ничего не произошло. Мощные сети железнодорожных путей и мостов в районе Эссена и Дуйсбурга, о бомбардировках которых сообщали из Лондона, были целы. В Кельне мосты через Рейн, стоят на своих местах. Заводы по всему Руру дымят как обычно.

За несколько часов до нашего приезда был ночной налет английской авиации восточнее Ганновера. Местные жители рассказали, что было убито двадцать гражданских лиц, все в одном доме. В пятнадцати милях от Ганновера мы заметили в двухстах ярдах от автобана лежащий на поле подбитый тяжелый бомбардировщик "хэндли-пейдж". Жандармы рассказали нам, что он был сбит огнем зенитной артиллерии. Экипаж, состоявший из пяти человек, выбросился на парашютах. Четверо сами сдались бургомистру, одного до сих пор ищут, крестьяне и жандармы прочесывают местность. Мы осмотрели самолет. Задняя кабина бортстрелка очень маленькая и не защищена. Передние двигатели и кабина пилота сильно разбиты и обгорели. Странно: стекло в кабине бортстрелка не повреждено. Немецкие авиамеханики занимаются тем, что снимают приборы и детали из ценных металлов. Немцам все нужно, что ни подвернется. Вокруг стоят сотни крестьян и рассматривают обломки. Они вовсе не выглядят испуганными.

Весь день мы плутали. Нашу колонну из четырех машин вел молчаливый шофер. Наш водитель заметил: "Он такси водил в мирное время. Вечно плутал и всегда выбирал самый длинный кружной путь". Мы уже совсем проехали Кельн, когда за зеленеющими полями заметили башни собора, и повернули назад, только когда проехали полпути к Франкфурту и уже начинало темнеть. К концу путешествия светила почти полная луна, и было очень красиво, когда мы въезжали в Аахен по дороге, укрытой сводами деревьев. На дороге бесконечные колонны войск, на грузовиках и в пешем строю, двигались в сторону фронта, с песнями и в отличном настроении.

(Пример необычайного внимания германской армии к мелочам. На автобане на протяжении трехсот миль от Берлина до Кельна через каждые двести ярдов свален старый сельскохозяйственный инвентарь таким образом, чтобы с любой высоты это смотрелось, как зенитные орудия. Плуги с задранными вверх оглоблями похожи на пушки; бороны, тачки, сеялки - весь этот хлам старательно установлен таким образом, чтобы выглядеть как деталь зенитного орудия. Пусть пилот союзников, пролетающий над дорогой, проникнется мыслью, что атаковать ее - самоубийство. На карте, найденной в английском самолете, вблизи Гамбурга красным цветом отмечено большое скопление немецкой зенитной артиллерии. Другая задача этой сельхозтехники - конечно, помешать посадке самолетов союзников на шоссе. Этой же цели служат телефонные кабины, установленные на узкой полоске земли между двойными полосами движения.)

Не считая нескольких немецких бомбардировщиков, взлетавших в окрестностях Ганновера, мы за целый день не увидели в небе ни одного самолета, даже когда подъезжали близко к бельгийской границе. Проехали мимо кельнского аэродрома. Он забит самолетами, но ангары не тронуты. Они прекрасно закамуфлированы маскировочными сетями. Очевидно, что ночные налеты британцев не только не вывели Рур из строя, но даже не повредили ни одного аэродрома. Кажется, союзники до сих пор ведут странную войну.

Мой номер в отеле "Интернейшнл" находится на самом верхнем этаже, почти на чердаке. Неприятное место, если ночью налетят английские бомбардировщики. Но вот уже два часа, как стемнело (сейчас час ночи), а их пока нет.

Позднее. Три тридцать ночи. Они прилетели без десяти три. Я проснулся от грохота зенитных орудий и треска пулеметов на крыше дома на противоположной стороне улицы. Судя по звуку моторов и по тому, как непрерывно стреляло зенитное орудие на вокзале в сотне ярдов, от моего окна, англичане бомбили железнодорожный узел Аахена. Никакого сигнала воздушной тревоги не было. Первый сигнал мы получили от внезапного грохота зениток. Я вышел в холл посмотреть, что люди делают в таких случаях, как они реагируют. Шесть испуганных женщин в ночных халатах бешено неслись вниз по лестнице с застывшими от ужаса лицами. Несколько мужчин, мне показалось офицеры, спускались не спеша. Но ни одного из девяти журналистов нашей компании. Бравада? Просто никто не рисковал напрасно, поскольку военные не были напуганы. Налет продолжался двадцать пять минут, потом все затихло. Очень хочется спать, но в пять часов надо вставать.

Аахен, 20 мая (полночь)

Это был знаменательный день в моей жизни. Мне суждено было увидеть разрушения, которые несет война, увидеть то, что пушки и бомбы делают с домами и живущими в них людьми, с городами, мостами, железнодорожными вокзалами, рельсами и поездами, университетами и старинными зданиями, с солдатами противника, грузовиками, танками и лошадьми, попавшими под огонь.

Зрелище не привлекательное. Нет, его не назовешь приятным. Например, Лувен, старинный университетский город, в ярости сожженный немцами в 1914 году и заново отстроенный - частично с американской помощью. Сейчас большая его часть в развалинах. Огромная университетская библиотека, восстановленная на пожертвования американских школ и колледжей, полностью разрушена. Я спросил у немецкого офицера, что сделалось с книгами.

"Сгорели", - ответил он.

Должно быть, я выглядел довольно-таки шокированным, наблюдая все это разорение и размышляя над тем, какой удар нанесен образованию и культуре и всему прекрасному, что есть в европейской жизни.

Офицер добавил: "Очень плохо. Жаль. Но, дружище, это же война. Поймите".

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});