Холодный почерк души - Александра Верёвкина

— И что тебе помешало рассказать мне об этом? — мужчина и не старался быть вежливым или же просто говорить чуть более мягче. Он ведь спрашивал у нее, что произошло на самом деле — в ту ночь, на озере. И получил взамен короткое: "Я не знаю".

— Я испугалась, — с трудом выдавила из себя она. — Он…он твой брат, а я просто не могла…было бы неправильно, понимаешь? Только я виновата в том, что случилось. Мне требовалось время, которого не существовало в принципе. Выбор необходимо было сделать в ту же ночь, когда я поняла, что люблю тебя. Люблю не просто красивого мужчину и вампира, способного свести с ума одним взглядом, а человека, — стала путаться в объяснениях Елена, нервно теребя пальцами вязки на кофте, при этом отчаянно отказываясь смотреть куда-то, кроме как на усыпанный свежей соломой пол. — Я превратила его в это чудовище, потому что всеми силами старалась показать свою любовь к тебе, не обращая внимания на ту боль, которую доставляю ему. Он отчаялся вернуть меня или получить хотя бы толику логического объяснения тому факту, что всего за несколько недель я сумела полюбить тебя больше жизни. Стефан не знает своего старшего брата.

Дамон внимательно слушал, с каждой секундой все больше начиная приходить в себя. Он не знал, зачем затеял эту глупую ссору, и чего хотел добиться своим пренебрежительным тоном. Умом он понимал абсурдность упреков, как и ситуации в целом, а вот сердце по-прежнему кричало о "великом обмане", жертвой которого ему пришлось стать по воле обстоятельств. Разве ему не в чем себя упрекнуть? Ведь он не дал ей ни единого шанса оправдаться еще тогда, в Италии, а сейчас настаивает на безотлагательной исповеди.

И тем не менее, предельно простые для произнесения слова извинений озвучить ему не удалось даже через две минуты после того, как удрученно замолчала девочка. А вот подойти и обнять, крепко сжав в самых нежных объятиях хрупкое тело, получилось с первой попытки. С ней всегда было просто, потому что никто и никогда прежде не отзывался с таким удовольствием на его ласку. По сути Елена была милым котенком, который в темное время суток превращался в хищную тигрицу.

— Мне тоже есть что тебе объяснить, — мгновенно переменился он в голосе, радуя девушку своей фирменной полуулыбкой, которая даже в кромешной мгле слепила ярче самого солнца.

Мужчина начал рассказ с того самого дня, как вновь оказался в Феллс-Черче — этом невыносимо скучном городке, притягивающий словно магнитом всякого рода нечисть. Он спокойно поведал о своих ночных визитах, без всякого стеснения рассматривая лазурные глаза своей принцессы, на глубине которых то и дело плескалось небольшое удивление. Она с трудом удержалась от радостного вскрика, когда вспомнила ту ночь на озере. Он был тогда таким…обиженным, и в то же время неповторимо красивым.

— Выходит, ты все это время был рядом со мной? — с трудом переваривая очередную порцию правды, пробормотала девушка, только сейчас обращая внимание на происходящее вокруг. Видимо, чтобы не доставлять ей лишних неудобств, вампир решил вести разговор лежа на сваленном в углу стогу сена (или соломы?). От сухой травы шел умопомрачительный запах, к которому примешивался не менее дурманящий аромат кожаной куртки с насыщенными нотками одеколона.

— И днем, и ночью, — нахально улыбнулся юноша, начиная испытывать искреннее разочарование. Он специально начал рассказ с подробного описания своего довольно невоспитанного поведения, превратившееся в по-настоящему хамское на фоне недавно открывшейся истины, чтобы столкнуться с любимым проявлением в характере девочки: "Гнев Елены Гилберт". И только получив ее сияющую улыбку в ответ, вынужден был признать свое поражение. Минус одно удовольствие. — А теперь о Фрэн, — перешел он к части два неразгаданных загадок.

Девушка внимательно слушала немного суховатый пересказ всех событий и не переставала удивляться присутствию режущей боли в груди. Каждый раз, когда юноша произносил имя итальянки вслух, пользуясь многочисленными интерпретациями типа: "Френни", "Френкс" и даже "Фрэнсис", в душе поднимала голову первобытная ревность. Ей постоянно приходилось подавлять глупые возгласы, вроде: "А как же я?" и всего прочего, чтобы окончательно не потерять "лицо". И только когда повествование подошло к той страшной (во всяком случае, Елене так казалось) ночи в лесу, тон мужчины разительно переменился.

— Зачем ты так с ней? — не сдержала она своего негодования, в сотый раз отмечая про себя излишне пренебрежительное отношение к итальянке. Она осторожно приподняла голову, упираясь локтем в грудь вампира, чтобы наградить его самым укоризненным взглядом.

— А что не так? — удивился он в свою очередь. Ведь нарочно преподнес все так, чтобы лишь в самой незначительной степени затронуть ревность. И вот опять: Дамон — чудовище, не ведающее и капли сострадания или человечности.

— Она любит тебя, — попыталась устыдить его девушка. — Хотя бы чуточку уважения к чувствам других людей, хорошо? Пусть даже они и не люди вовсе.

— По-твоему, я недостаточно стойко терплю ее истерики? — "надулся" мужчина, в защитном жесте скрещивая руки на груди. Нападки Елены — это уже что-то новенькое, а уж когда она задается целью уличить его в недостаточной сдержанности… Определенно, это разговор нравился ему все больше и больше. Она была такой настоящей, переполненной эмоциями, совершенно бесподобными в природной искренности, когда старалась добиться справедливости, что заставляло его чаще дышать. Ему никогда не приходила в голову мысль о том, что она копия Катрины, только по этим нескольким причинам. Глядя на нее, он видел Елену, обнимая ее — обнимал Елену, и никогда не вспоминал рядом с ней эгоистичную до мозга костей вампиршу. Его принцесса была сладким сном, райской мечтой, нереальной фантазией самого искушенного ценителя истинной красоты, Катрина — суровой реальностью, заставляющей принимать жизнь со всеми ее недостатками.

— Просто мне кажется, что ты вновь стал "слишком", — немного сбавила обороты девушка, неизменно тая под ласковым взглядом черных глаз. — Я сама очень долгое время боролась с твоей двойственностью, поэтому не понаслышке знаю, как ты умеешь делать больно. Понимаю, что звучит глупо, особенно если учесть мое искреннее нежелание говорить все это тебе, но…. чуть мягче, Дамон. Хотя бы ради меня.

Мужчина на долю секунды потерял дар речи от услышанного, но сумел обойтись без комментариев. Он решил не вдаваться в объяснения о том, что старался исключительно ради ее спокойствия — больше пренебрежения, меньше смысла в сравнении самой себя с итальянкой. У них осталась лишь одна тема для обсуждения, которую необходимо было бы затронуть в первую очередь, если бы не назойливое желание убить кого-либо просто за одно упоминание ненавистного имени.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});