На пути в рай - Дэйв Волвертон

— Нет! Клянусь тебе, я не собираюсь этого делать! — воскликнул я, придя в ужас от нарисованной им картины.

Перфекто облизал губы, положил руку мне на плечо и отключился.

Я снова принялся рассматривать комнаты, пытался припомнить все подробности, упивался ими. Потом позволил иллюзии рухнуть и отключился. А монитор оставил в лесу.

* * *

На следующий день рано утром дирижабли Гарсона, полные оборудования, улетели на север, подальше от предстоящей битвы; наш космический челнок с людьми и кибертанками улетел к Хотокэ-но-Дза; а мы в своих машинах двинулись по реке тоже в сторону Хотокэ-но-Дза навстречу приближающимся ябандзинам. По реке, как по широкой дороге, машины могли двигаться по сотне в ряд. Шли на полной скорости и за час преодолели горы, на которые иначе потребовалось бы несколько недель. Сосновые леса сменились обширными саваннами, поросшими туземной травой с синими плодами, похожими на яйца малиновки. На песчаных отмелях в реке грелись на солнце речные драконы тридцати метров длиной; при нашем приближении они, как змеи, уходили в воду.

Ребенок может видеть животное или растение, но не воспринимать его существование. Только несколько лет опыта дают возможность отличить маргаритку от одуванчика. И я был как ребенок в своем восприятии. Когда я говорю, что видел поле, поросшее травой, с листьями, как перья, я описываю только то, что увидел на поверхности. Упрощаю для описания, но упрощенное описание неточно. Потому что были и другие растения: какие-то длинные ультрафиолетовые ленты, травы, похожие на крошечные сосны, лианы с невероятно толстыми пузыристыми корнями. Но сознание не воспринимало все это одновременно. Как невозможно воспринять одновременно все бесчисленное множество растений на хлебном поле и насекомых среди них, так и мое сознание не воспринимало отдельные явления. Мозг мой восставал. Глаза и голова начинали болеть, когда я пытался перечислять разнообразных животных и растения. Часто я даже не знал, что вижу.

На реке мы снова встретили волосатые круглые существа, похожие на кокосовые орехи с хвостами, но без всяких признаков головы или лап. Хвосты бешено бились, и существа двигались в воде, как головастики. Я подумал, что они напоминают водяных крыс на Земле, и подключился, чтобы вызвать Фернандо Чина; он сказал, что это вообще не животные, а семена водорослей, хвост помогает им передвигаться в такие места, где уровень кислотности позволяет расти. Немного погодя я увидел существа в форме колеса; они катились по речному дну. Я спросил у Чина, растения это или животные, и он ответил, что это части экзоскелета какого-то животного.

Ощущение чуждости дополнялось свистом и щелканьем животных в кустарнике, лавандовым цветом неба, бесконечными лентами опаловых воздушных змеев, спутниками Пекаря, которые дважды в день поднимались над горизонтом. И так как от всего этого у меня болели глаза, я с облегчением воспринимал знакомые предметы: рощи ивы или дуба на речном берегу, спину костюма Абрайры, очертания передней машины.

Через три часа мы миновали еще одну гряду очень крутых гор. Из-за высокого содержания двуокиси углерода в атмосфере Пекаря дожди здесь кислее, чем на Земле, и это видно по действию кислоты на скалы. Утесы словно изгрызены. Природа будто с какой-то целью создала тут тысячи уродливых лиц: старики с запавшими глазами и вздутыми носами, с чудовищными конечностями. Многие скалы достигали сотен метров в высоту, они походили на согбенных гигантов. Дважды мы преодолевали водопады. Река значительно сузилась, и нас окатывали брызги, поднятые соседними машинами. Вода пробила здесь глубокий каньон. Преодолев горный район, мы оказались на пустынном плато, где с цементных стволов свешивались похожие на ракушки неизвестные нам растения. Многие растения на Пекаре выработали свою защиту от сильных ветров, и один из способов такой защиты — способность втягивать листья в разрезы ствола. У растений на плато была такая способность, и так как дул сильный ветер, растения постоянно убирали свои листья, время от времени осторожно высовывая их.

На горизонте расстилалась бесконечная красная пустыня. На удалении в воздухе повисли большие красные облака, и так как почва была сильно нагрета, я своим инфракрасным зрением видел линию огня вдоль всего горизонта. Двигались мы тихо, никто не разговаривал, но неожиданно Гарсон крикнул в свой микрофон: «Muchachos, вы видите перед собой врага! Мы сразимся с ябандзинами! У вас есть шанс совершить великие деяния! Переключитесь на каналы А, В и С, а сержанты пусть распределят субканалы. Сражайтесь храбро!»

И тут я понял: линия огня на горизонте — это тепло двигателей машин ябандзинов, а пыль, накатывающаяся, как облако, поднята ими.

Глава шестнадцатая

Я подключился к каналу связи и услышал голоса сотен людей: «Идут! Идут!» Командир нашего взвода приказал выстроиться треугольником и назвал номера каждого сержанта, чтобы они знали, где расположить свои машины. Абрайра приказала мне достать сумку с ремонтной краской и положить так, чтобы ее удобно было достать; я начал рыться в поисках нужных вещей и положил сумку перед собой, потом проверил, заряжен ли мой самострел: осмотрел лазерный прицел на ружье; убедился, что перед стволом возникает светящаяся точка и я точно буду знать, куда целюсь. Раскрыл коробку с зарядами и стал ждать.

Голова кружилась, меня подташнивало, хотелось закрыть глаза и уснуть. Абрайра увеличила скорость до максимума, машина заскрежетала, словно вот-вот развалится, и мы понеслись по пустыне. Воздух был так прозрачен, что мы увидели ябандзинов на расстоянии в тридцать километров. Армии двигались на полной скорости, и до встречи оставалось шесть минут. Ноздри у меня раздувались, я неожиданно испугался: мы уже потеряли в космосе четыре тысячи человек; ябандзины сумели уничтожить защиту Кимаи-но-Дзи. Я мало что о них знал, но полагал, что вряд ли мы сумеем застать их врасплох. Лучше не недооценивать противника. Гарсон хотел вообще миновать их, но они сумели преградить нам дорогу.

И вот мы движемся им навстречу на скорости 120 километров в час, надеясь, что наше древнее оружие — простые пули и снаряды — обескуражит их. Теперь я в это не верил. Не мог поверить, что на ябандзинах лишь тонкая защита от энергетического оружия. Я сжал челюсти и постарался успокоиться.

Абрайра свернула налево и заняла место в общем строю. Наша тысяча машин образовала клин, в голове которого шли суда с установленными на них пулеметами Хаузера. Головные машины были одновременно благословлены и прокляты: пулеметный огонь уничтожит все в пределах досягаемости, но сами суда, оказывается, максимально уязвимы для ответного огня врага. Я был рад, что наша машина не получила такое оружие.

В защищенном центре строя, в середине клина я заметил машину Гарсона. За пушкой сидел сам генерал, рядом с ним инвалидное кресло Тамары, самой Тамары я не видел. Должно быть, ее уложили на пол.

Я слышал, как компадрес в моем взводе выкрикивали ставки: «Три к двум, что группа де ла Куско уничтожит больше всего машин! Три к двум!» Машина де ла Куско шла в самом опасном месте, на острие клина. Ответ: «Барзум ставит миллион на победу де ла Куско! Барзум ставит миллион!» Чей-то низкий голос: «Говорит Мотт. Ставлю два миллиона, де ла Куско поджарят. Два миллиона за то, что де ла Куско поджарят». И тут в свой микрофон закричал сам де ла Куско: «Принимаю ставку!» Все рассмеялись, потому что в случае проигрыша де ла Куско нечего беспокоиться об уплате.

Все смеялись и ставили огромные суммы: чтобы заработать их на Земле, требуются годы. Ябандзины шли тремя линиями, в двухстах метрах друг за другом, и их машины располагались парами, так что мы попадали бы под перекрестный огонь, проходя между ними. Гарсон приказал всем свернуть на север, мы так и поступили, потом тоже разбились на пары. Ябандзины ответили поворотом. Я мысленно подсчитал, сколько времени будет длиться битва, если мы столкнемся на полной скорости: учитывая дальность поражения в двести метров, нам предстоит пройти три линии — 800 метров на совокупной скорости в 240 километров в час. Это означает, что мы будем в пределах досягаемости оружия противника меньше двенадцати секунд; вся битва будет продолжаться двенадцать секунд, хотя мы при этом пройдем через три фронта.

Я не мог представить себе, что трижды рискну жизнью за двенадцать секунд. Гарсон снова развернул все машины навстречу ябандзинам, и я попытался перейти в состояние мунэн, отключив обыденное сознание.

Мои компадрес продолжали смеяться и делать ставки, но их голоса, казалось, ушли далеко и стихли. Остались только машины ябандзинов. Я смотрел на них, как кошка смотрит на мышь, готовая прыгнуть. Челюсти не дрожали, зубы не стучали. Я был спокоен и полностью владел собой, и, хотя наша машина подскакивала на буграх, мне казалось, я вижу тропу, ведущую нас к ябандзинам. Я воображал, что могу выбрать любую цель, и враг упадет под моими выстрелами. Я чувствовал себя неуязвимым: это чувство знакомо солдатам, идущим умирать в бою.