Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918 - Ричард Пайпс

Решение перенести столицу коммунистического государства в Москву, принимая во внимание незащищенное положение Петрограда и невозможность составить суждение о намерениях Германии, имело веские основания. Трудно, однако, забыть, что, когда Временное правительство полугодом раньше по сходным причинам собиралось эвакуироваться из Петрограда, никто не нападал на него с обвинениями в государственной измене яростнее, чем большевики.

Правительство переезжало с соблюдением всех мер предосторожности. Руководство партии и правительственная верхушка, включая членов Центрального Комитета, большевистское руководство профсоюзов, редакторов коммунистических газет, эвакуировались первыми. В Москве все разместились в реквизированных особняках.

Ленин улизнул из Петрограда в ночь с 10-го на 11 марта в сопровождении жены и своего секретаря В.Д.Бонч-Бруевича76. Путешествие это организовывалось в глубочайшей тайне. Компания ехала специальным поездом под охраной латышских стрелков. Ранним утром они натолкнулись на состав, заполненный дезертирами, и, поскольку намерения последних были неясны, Бонч-Бруевич распорядился состав остановить и всех разоружить. Затем поезд двинулся дальше и прибыл в Москву поздним вечером. О приезде Ленина никто не был предупрежден, и самозваный вождь мирового пролетариата проскользнул в столицу, как ни один правитель до него, — встреченный только сестрой.

Жилые комнаты и рабочий кабинет для Ленина были отведены в Кремле. Здесь, за крепостными стенами и тяжелыми воротами, обрело новое пристанище большевистское правительство. Народные комиссары и члены их семей также нашли укрытие за кремлевскими стенами. Безопасность крепости была вверена латышским стрелкам, которые выдворили из Кремля его бывших обитателей, включая группу монахов.

Несмотря на то, что вся операция была предпринята из соображений безопасности, решение Ленина перенести столицу России в Москву и расположиться в Кремле коренилось глубже. Оно означало некоторым образом отказ от прозападного курса, введенного Петром Первым, и возвращение к более старой, московской традиции. Переезд был объявлен «временным», но оказался постоянным. В нем отразился смертельный страх нового руководства за свою личную безопасность. Чтобы понять весь драматизм подобных перемещений, нужно на минуту представить себе, что премьер-министр Англии вдруг решил покинуть Даунинг-стрит и перенести свою резиденцию и канцелярию, а также резиденции и канцелярии членов Кабинета в Тауэр, чтобы править страной оттуда под охраной сикхов.

* * *

Русские прибыли в Брест 1 марта и через два дня, без дальнейших обсуждений, подписали текст договора, составленный Германией.

Условия договора были чрезвычайно обременительными. Они давали возможность представить, какой мир должны были бы подписать страны Четверного согласия, проиграй они войну, и свидетельствовали о том, как безосновательны были жалобы Германии на Версальский мир, бывший во всех отношениях более мягким, чем договор, на который вынуждено шла беспомощная Россия.

России надлежало сделать множество территориальных уступок, которые стоили ей большей части завоеваний начиная с середины XVII века: на западе, северо-западе и юго-западе ее границы сужались до границ бывшего Московского княжества. Она уступала Польшу, Финляндию, Эстонию, Латвию и Литву, а также Закавказье, которые затем должны были либо войти в состав Германии, либо стать германскими протекторатами. Москва также признала Украину независимым государством. [В соответствии с условиями мирного договора Москва в середине апреля предложила украинскому правительству открыть переговоры о последующем взаимном официальном признании. Из-за различных препятствий внутриполитического характера со стороны Украины переговоры эти начались только 23 мая. 14 июня 1918 г. правительства советской России и Украины подписали временный мирный договор, за которым должны были последовать заключительные мирные переговоры, но до них дело не дошло (см.: The New York Times. 1918. 16 June. P. 3).]. Таким образом, Россия должна была отдать 750 000 кв. км, что составляло территорию в два раза большую, чем территория Германской империи: в результате подписания Брестского мира площадь Германии вырастала в три раза77.

Уступленные территории, которые Россия в свое время отвоевала у Швеции и Польши, были землями богатейшими и густо населенными. На них проживало 26% ее населения, в том числе '/з горожан. По оценкам того времени78, эти земли составляли до 37% всей сельскохозяйственной продукции России. На них было сосредоточено 28% ее промышленных предприятий, 26% железнодорожных путей, три четверти угольных шахт и железных рудников.

Но еще более тяжелое требование содержалось в приложении, в пунктах договора, касающихся экономики, которые гарантировали Германии исключительный статус в советской России79. Многие русские были уверены, что Германия намеревалась воспользоваться этими правами не ради экономических выгод, но чтобы задушить русский социализм. В теории права эти были обоюдными, но положение России не позволяло ей требовать своей доли.

Граждане и корпорации стран Четверного союза не подпадали под действие Декрета о национализации, принятого большевиками после их прихода к власти: им разрешалось владеть в России движимой и недвижимой собственностью, заниматься на ее территории коммерцией, предпринимательством и профессиональной деятельностью. Они могли вывозить из России имущество, не платя пошлин. Правило это имело обратное действие: лица, утратившие в течение войны недвижимое имущество или право на возделывание земли и разработку рудников, восстанавливались в своих владениях и правах; если имущество было национализировано, владельцам должна была быть выплачена адекватная компенсация. То же относилось к держателям ценных бумаг национализированных предприятий. Ставились условия относительно свободного провоза промышленных товаров из одной страны в другую, причем каждая сторона должна была гарантировать другой статус наибольшего благоприятствования. Отказываясь от декрета, принятого в январе 1918 года, в котором Россия аннулировала государственные долги, советское правительство признавало свои обязательства по уплате этих долгов странам Четверного союза и должно было возобновить выплаты по ним на условиях, которые оговаривались отдельно.

Условия эти давали странам Четверного союза — более всего Германии — беспрецедентные экстратерриториальные привилегии в советской России, ставя их над общим экономическим режимом страны и позволяя заниматься частным предпринимательством на фоне ее становящейся все более социалистической экономики. Германия превратилась таким образом в совладельца России: она располагала полной свободой заправлять частным сектором, в то время как российскому правительству оставалось управлять сектором национализированным. По условиям договора владельцы русских промышленных предприятий, банков, ценных бумаг могли продавать их германцам, изымая таким образом их из-под контроля коммунистов. Как нами будет показано, чтобы избежать этого, большевики в июне 1918 года национализировали все крупные промышленные предприятия.

В другом пункте договора Россия обязывалась демобилизовать армию и флот (другими словами, остаться беззащитной); воздерживаться от агитации и пропаганды, направленных против правительств, общественных учреждений и вооруженных сил означенных стран; соблюдать суверенитет Афганистана и Персии.

Когда советское правительство довело условия Брестского мирного договора до сведения населения, — а сделало оно это не сразу, опасаясь общественной реакции, — по всему политическому спектру, от крайне правых до крайне левых, прошла волна протеста и негодования. По мнению Джона Уилер-Беннета, Ленин стал на время самым проклинаемым человеком в Европе80. Граф Мирбах, первый посол Германии в советской России, телеграфировал в мае в свое министерство иностранных дел, что русские все до одного настроены против мира и условия его считают более отвратительными, чем даже большевистская диктатура: «Несмотря на то, что большевистская власть принесла в Россию голод, преступность, тайные расстрелы, вызывающие непередаваемый ужас, ни один русский не согласился бы купить себе помощь Германии против большевиков ценой Брестского мира»81. Ни одно правительство России никогда не уступило таких обширных территорий и не предоставило иностранной державе таких исключительных привилегий. Россия не только «предала международный пролетариат», она дошла до того, что превратилась в германскую колонию. Широко ожидалось — консервативными кругами с ликованием, радикалами — с яростью, — что Германия употребит права, данные ей договором, на восстановление частного предпринимательства в России. В середине марта Петроград был полон, например, слухами о том, что Германия потребовала возвращения трех национализированных банков их владельцам и что вскоре все банки будут денационализированы.