И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата - Сборник статей

В таком контексте понятно, что могло заставить Шаховского написать два огромных письма молодому дипломату Мещерскому. Полагаем, более всего его должно было задеть утверждение, что «высшая цель» Николая I противоположна цели Петра. Мещерский писал: «Петр сделал нас Европейцами; Николай сделает нас обратно Русскими» [Lettres: 104]. Для Шаховского это единственное упоминание Петра в «Письмах русского» было более чем спорно, т. к., вероятно, вызывало ассоциацию с известным тезисом о Петре, который «хотел сначала создать немцев, англичан, когда надо было начать с того, чтобы создавать русских» [Руссо: 91]. Большую часть письма Шаховской посвятил опровержению мнения, «будто Петр Великий <.. >,ускоря естественный ход просвещения, истребил древнюю народность Русских, стер их родовой характер и составил из России безобразную и непрочную смесь Европейства с Азиатством» [Шаховской 1833:36]. В комедии о «русском гении» Волкове и поэме «Москва и Париж…» Шаховской доказывал обратное.

Комедию «День рождения русского театра» можно рассматривать как сценическую иллюстрацию взглядов Шаховского на петровские реформы. Не имея сейчас исчерпывающих сведений о московском круге общения Шаховского в 1826–1829 годах, мы можем лишь указать на его идейную близость к М.П. Погодину12 и С.П. Шевыреву, которые также считали Петра «русским» и участвовали в создании идеологии, примиряющей допетровскую и постпетровскую Россию [Живов: 62].

Тем не менее трактовка деятельности Петра у Шаховского выделялась на общем идеологическом фоне начала николаевского царствования особой культуроцентричностью. Драматурга не смущало расхожее мнение о том, что «театр принадлежит к роскоши просвещения, а Петр преимущественно смотрел на предметы полезные и необходимые» [Греч: 8–9]. В «заимствованиях» царя Шаховской, очевидно, видел близкую ему практику «заимствований» литературных. В «Предисловии к Полубарским затеям» драматург писал:

...

Везде, куда только хотя мало достигает просвещение, созидаются Театры, представляются важныя и забавныя зрелища. Дарованию разноязычных Писателей предоставлено только приноравливать их к обстоятельствам и общественному мнению, и одевая, можно сказать, сценическое Искуство в народную одежду, усыновлять его своему отечеству [Шаховской 1820: 25].

Мысль о связи театра и народного просвещения была в конце 1830-х годов подробно развита Шаховским в ряде статей по истории театра13. Более того, риторические конструкции, которые Шаховской применял, говоря о драматург ах XVIII века, использовались им и для характеристики деятельности Петра:

...

Часто слышу я ныне обычный вопрос: гений ли Сумароков? Да и нет, смотря по тому, кто и как спрашивает. <… > тому вопросителю, который <… > называет гением врожденную способность к произведению изящнаго, или даже самого человека, упредившаго в просвещении своих одноземельцев и увлекшаго их за собою, я отвечаю: да, Сумароков – гений! Тому же, кто словом гений хочет ознаменовать какой-то непостижимый дар безусловнаго самотворчества, отвечаю: нет. Один Бог создал мир из ничего, и сам собою; так не токмо Сумароков, но едва ли и сам чудеснейший в мире Преобразователь нашего отечества, в этом смысле может назваться гением! Петр Великий сотворил свою Империю из первобытнаго в ней добра и благоприобретений Его предшественников, но примерам мудрых законодавцев, и не без советов и содействий, прояснителей и исполнителей Его сильной воли [Шаховской 1842:2].

Шаховской здесь вступал в очередной раз в спор с Руссо и его последователями, для которых «Петр обладал талантами подражательными, у него не было подлинного гения, того, что творит и создает все из ничего» [Руссо: 90]. Обвинения Петра и русских вообще в подражании, как отмечали исследователи, были общим местом европейской публицистики [Мильчина, Осповат: 577_578]> [Мильчина: 423–424]. Однако для Шаховского в этом не было ничего зазорного. К тому же «литературный» код позволял апеллировать к авторитету А.В. Шлегеля. Практически переводя из «Курса драматической литературы», Шаховской возражал на обвинения в подражательности:

...

Нас упрекают, что мы пользуемся чужим, готовым, но пусть покажут мне народ, просветившийся без заимствований; уже так давно все перенимается, переплавляется и улучшается, что память человеческая не достигает до времен самоделия [Шаховской 1833: 44]14.

В итоге при таком подходе:

1) переимчивость русского народа оказывалась залогом его «гениальности» и дальнейшего успешного просвещения;

2) реформы Петра и его старание «обрусить и окоренить у нас еще вводимое им просвещение» [Шаховской 1833: 47] согласовывались с национальным характером;

3) все русские «гении», принимавшие участие в создании театра как «индикатора просвещения» (Ломоносов, Волков, Сумароков), объявлялись продолжателями дела Петра;

4) наконец, сам Шаховской, с начала своей карьеры стремившийся «обрусить все, что найдется хорошаго в чужих театрах» [Шаховской 1840b: 66], занимал достойное место в ряду этих «гениев».

Единство языка описания политической и театральной истории у Шаховского позволяет выдвинуть предположение о непосредственной связи между замыслом «Исторического обзора нашего просвещения» и историко-теоретического труда о театре, который писался начиная с конца 1810-х годов15 и вылился в ряд статей, опубликованных в начале 1840-х.

Примечания

1 В связи с тем, что А.А. Гозенпуд очень бегло охарактеризовал последний период творчества драматурга [Гозенпуд: 68–72], по сей день актуальными продолжают оставаться материалы к биографии Шаховского [Ярцев].

2 После 1832 года и до смерти в 1846-м им написаны около 10 пьес [Шаховской 1961: 824–825].

3 Письмо было ответом на брошюру Мещерского «Lettres d’un Russe» (1832), как следует из текста, прежде драматург в переписке с Мещерским не состоял [Шаховской 1833: 26].

4 Хранящееся в ОР РГБ «Еще письмо о Петре Первом кн. А. А. Шаховского» (Ф. 231/III. П. 12. № 6; не ранее 1843 года) сейчас недоступно.

5 В «Казаке»: «Царства Рускаго достоин, / ПЕТР, герой и Государь; / Он в сраженьи первый воин / На престоле первый царь» [Шаховской 1815: 45]. В «Ломоносове» герой говорит: «Кажется я изрядно изобразил радость столицы при возвращении

потомка Петра Великого», – и далее читает 9-ю строфу из «Оды на прибытие из Голстинии… Петра Федоровича 1742 года…», где имя «потомка» даже не упоминается [Шаховской 1816: 46–47]. Обе эти пьесы были представлены на публичном театре в год триумфа Александра (1814).

6 До сих пор не удалось обнаружить текст «Разсуждения о разсуждении г. Карамзина о любви к отечеству», читанного Шаховским на заседании Российской академии 8 февраля 1819; о ней см. [Сухомлинов: 67]. Можно предположить, что к сочинению Карамзина (1802) Шаховской обратился, желая высказать идеи, проверенные недавним путешествием по Европе: «Русскому можно и должно путешествовать: он уверится в почтении, которое Россия внушила всей Европе, и узнает всю цену своему Отечеству» [Шаховской 1817:19]. См. об этом [Рогов: 79]. Позднее Шаховской напишет стихотворение «Любовь к отечеству» (1828), где противопоставит «отечества сынов» – «гражданам всей вселенной» [Шаховской 1829:192].

7 См. письмо Л.О. Дюровой от 14 августа 1826 года из подмосковного Нескучного [Каратыгин: 149–150] и письмо М.Н.Загоскина Шаховскому от 16 августа (ОР ИРЛИ. Ф. 105. On. 1. № 5).

8 Вряд ли драматург мог не участвовать в подготовке спектакля для нижних чинов гвардии, на котором присутствовала «царская фамилия» (13 сентября): давались его «Полубарские затеи» и «Казак стихотворец» [03:228–229].

9 Очевидно, ради сценического эффекта Шаховской пошел на еще большую путаницу. В «Дне рождения русского театра» герои распределяли роли: Эсфири, Артаксеркса, Мардохея, Амана; в пьесе также участвовал хор «Иудейских дев» [Шаховской 1827: 20 об. – 21, 24 об.], а при начале 3-го действия на сцене была слышна «музыка и окончание хора из Эсфири» [Шаховской 1827: 32 об.] – определенно, «Эсфири» Расина.

10 Ср.: «…метафора петровского отцовства определяет имперский дискурс в течение всего XVIII и большей части XIX века <…>. Императорская Россия была рождена Петром» [Живов: 59].

11 Поэма была закончена не позднее 30 мая 1829 года, когда автор отослал рукопись в письме В.А. Жуковскому и просил преподнести ее великому князю наследнику Александру Николаевичу [Ежегодник: 106–108].

12 О близких контактах с редакцией «Московского вестника» говорят многочисленные публикации Шаховского в этом журнале на протяжении всего его существования; в письме С.Т. Аксакову от 25 декабря 1830 года драматург называл «М.П.», т. е. Погодина, «наш друг» [Аксаков: 155].

13 Обе серии статей – «Летопись русского театра» и «Обзор русской драматической словесности», публиковавшиеся в журналах «Репертуар русского театра» и «Пантеон русского и всех европейских театров», – завершены не были.