Путешествия англичанина по России, Крыму, Кавказу и Грузии в XIX веке - Роберт Лайелл

в армию в раннем возрасте и поднялся, благодаря выслуге лет и заслугам перед отечеством, до высокого звания. В битве при Эйлау, хотя у него было всего лишь звание полковника, он получил свою долю славы[243]. Однако именно в кампании 1812 года Ермолов особенно отличился. В кровопролитной и памятной Бородинской битве он сражался как герой, и особенно когда вместе с генералом Кутузовым поддерживал дивизию Паскевица, в то время она была почти разгромлена французами под командованием Морана, и результат оказался очень успешным. В этом сражении он был ранен, но слава о нем распространилась повсюду[244].

С Беннигсеном[245], Барклаем-де-Толли[246], Остерманом[247], Коновницыным[248] и Толем[249] Ермолов образовал военный совет, который был собран по приказу Кутузова, чтобы решить важный вопрос, следует ли защищать Москву или оставить ее после сражения под Бородином[250].

Выдающийся русский поэт Жуковский, который сопровождал армию из Москвы, в своем известном стихотворении «Певец во стане русских воинов» писал о генерале Ермолове:

Хвала сподвижникам-вождям!

Ермолов, витязь юный,

Ты ратным брат, ты жизнь полкам,

И страх твои перуны.

Я записал одну историю о нашем герое, которая делает ему честь. «Генерал, командовавший артиллерийским корпусом, по какому-то пустяковому поводу вызвал серьезное недовольство императора Александра I незадолго до битвы при Лейпциге. Царь отправил одного из своих адъютантов с приказом о его отставке. Удивление, возмущение и ярость последовательно сменялись в душе генерала, но он все же подчинился приказу. Он покинул штаб-квартиру, не теряя ни минуты, прибыл к своему новому месту назначения, осмотрел его, ознакомился с полком и после вернулся обратно. На утреннем смотре войск императорский глаз заметил его во главе корпуса, что вызвало изумление и возмущение монарха. Он послал адъютанта узнать, что генерал там делает и почему осмелился ослушаться приказа своего государя. Генерал, человек больших талантов, эрудированный, с непобедимым духом, смело ответил адъютанту: “Возвращайтесь и передайте Его Императорскому Величеству, что в настоящее время в высшей степени важно, что я беспокоюсь о судьбе России. Отныне я служу не Александру, а своей стране, поэтому я здесь, где должен быть, во главе своих войск, готовых пожертвовать своей жизнью за дело России”. Такой смелый ответ, вместо того чтобы вызвать ожидаемую ярость, произвел совершенно противоположный эффект. Император оторопел, не ответил ни слова и решил замять это дело, чтобы поступок генерала не стал общеизвестным и не оказался примером на будущее для офицеров самодержавной армии. Перед битвой при Монмартре[251] генерала, продолжавшего командовать корпусом, в самый разгар битвы направили в наиболее опасное место, нарочно, как предполагали некоторые, чтобы таким образом избавить императора от непокорного и либерально настроенного офицера. Но генерал, который не боялся никакой опасности, даже обрадовался случаю храбро сражаться и победить врага. К чести Александра I, он призвал к себе генерала и наградил его орденом Святого Георгия. С этого момента он нанимался для выполнения важных миссий и занимал самые высокие и ответственные должности в государстве».

В 1817 году, по причинам, какие ниже будут подробно описаны, генерал Ермолов был назначен генерал-губернатором Грузии и послом при персидском дворе.

Автор книги «Жизнь и подвиги графа Матвея Ивановича Платова» Н.Ф. Смирный писал о правлении Ермолова с обычной лестью по отношению к своим соотечественникам: «Жители Грузии и других соседних государств, над которыми он был поставлен, процветавшие под его мудрым и бдительным правлением, благодарны монарху за такого достойного правителя». У меня неоднократно была возможность читать и слышать о характере генерала Ермолова в ходе этой работы, и хотя я не одобряю некоторые из его мер, все же не сомневаюсь, что этот человек обладает большими природными и приобретенными талантами, храбрый солдат, а также активный, предприимчивый и способный генерал-губернатор. Но его слишком рьяное предвосхищение амбициозных планов российской короны, его жесткая политика по отношению к горцам, а порой и жестокость в некоторых случаях сильно умаляют его славу. Пусть он примет это предупреждение на будущее и поймет, что хорошее правление всегда сопровождается милосердием, определение «гуманный» дороже сердцу добрых, чем определение «храбрый».

Моя любовь к беспристрастности требует, чтобы я напомнил, что и полковник Джонсон, и Р.К. Портер отзывались о генерале Ермолове в очень хвалебных выражениях. Я слышал, как некоторые путешественники, испытавшие на себе его гостеприимство, отзывались о нем с большим восхищением. Портер говорил о его открытом и добром сердце, «с таким расположением принимавшем земляка как друга, а незнакомца – как соотечественника». Он добавил: «Будучи либеральным в своих взглядах, никто не мог быть лучше приспособленным к тому высокому положению, какое он занимает в этой стране. Его милость вызывает благодарность и доверие со стороны людей всех национальностей, к которым он добр и услужлив. Он во всех отношениях является тем, кем и должен быть представитель великой империи. Прекрасно понимая людей, кем ему поручено управлять, их природные склонности и противоположные привычки, приобретенные в условиях различных притеснений, он управляет с величием цели и мягкостью в средствах… Грузины в течение нескольких поколений, предшествовавших их союзу с Россией, сохраняя статус независимого государства, на самом деле страдали от величайшего порабощения, от слабости своих местных правителей и ужасных бедствий от мусульманских держав и варварских горцев. Став частью России, двери были закрыты перед этими угнетателями, и спасенный народ вскоре обнаружил существенное преимущество жизни в процветании и мире, хотя и на правах провинции». Хотя в некоторых случаях я не согласен с Портером, однако его наблюдения по этой теме в целом верны. Если я менее доволен некоторыми моментами правления генерала Ермолова, то разоблачаю их не из вражды, а потому что считаю их недостатками великого человека, которые можно было бы исправить.

Прошло уже немало времени с тех пор, как я объявил о публикации перевода «Журнала посольства генерала Ермолова в Персию в 1817 году». Две причины побудили меня скрыть этот драгоценный документ от общественности: во-первых, чтобы человек, сыгравший важную роль в приобретении экземпляра этого дневника, должен был находиться за пределами российского деспотизма; во-вторых, я испытывал некую неловкость, публикуя рукопись без согласия автора. Мне бы хотелось указать причины для его нынешней огласки.

Во-первых, дневник генерала Ермолова едва ли можно назвать частным документом, поскольку он позволил своим друзьям взять несколько копий, которые были размножены другими офицерами армии, так что рукопись вовсе не редкость в российских владениях и, в определенной степени, уже обнародована. Во-вторых, многие части этой рукописи уже были опубликованы