Кольцо - Даниэла Стил

Назавтра он ранним утром вылетел из аэропорта Орли и приземлился в берлинском аэропорту Темпельхоф. Его сердце учащенно колотилось в беспокойном ожидании. Конечно, у него не было ощущения того, что он вернулся домой, но он надеялся найти ответы на многие вопросы, надеялся раскрыть секреты, отыскать следы людей, которые давно исчезли. Ему хотелось узнать, как они жили, как любили, что они значили друг для друга. Каким-то внутренним чутьем Ноэль понимал, что ответы на все эти вопросы находятся здесь.

Он оставил вещи в отеле «Кемпински», где у него был заказан номер, и, выйдя из вестибюля, долго стоял и смотрел на Курфюрстендам. Вот она, эта улица, о которой рассказывал Макс. Здесь десятилетиями встречались писатели, художники, разного рода интеллектуалы. Здесь находилось множество кафе и магазинов, оживленно бурлил людской водоворот. Вокруг царила праздничная атмосфера, словно все было специально подготовлено для встречи Ноэля с Берлином.

Во взятом напрокат автомобиле юноша медленно ехал по городу, поминутно сверяясь с картой. Он уже осмотрел развалины церкви поминовения императора Вильгельма, где венчались его родители. Полуобвалившийся шпиль беспомощно торчал над площадью. Ноэль вспомнил рассказ матери о том, как бомбили эту церковь; она стояла живым напоминанием о войне. Вообще в Берлине почти не осталось следов разрушений военного времени, однако кое-где разбомбленные здания намеренно не были восстановлены, являя собой памятники тех страшных лет. Ноэль медленно проехал мимо станции Анхальтер, так и оставшейся невостановленной, миновал зал филармонии и далее поехал через Тиргартен к колонне Победы, а оттуда к дворцу Бельвю, который действительно был красив, как и рассказывал Макс. А потом юноша резко затормозил. Перед ним высился залитый солнцем рейхстаг – штаб-квартира нацистов, защищая которую погиб его отец. Со всех сторон серое здание окружили притихшие туристы.

Для Ноэля рейхстаг не являлся напоминанием о фашизме. Это здание не имело никакого отношения к истории, к политике, к маленькому человечку с усиками, стремившемуся установить контроль над всем миром. У Ноэля оно ассоциировалось лишь с человеком, который, наверное, во многом был похож на него самого, с человеком, который любил его мать, с человеком, которого Ноэль никогда не знал. Мать рассказывала ему про тот день… про взрывы, про солдат, про беженцев, про бомбежки… Про то, как она увидела Манфреда мертвым. И сейчас Ноэль стоял там, и слезы текли по его лицу. Он плакал о себе и об Ариане, он представлял, как она страдала, глядя на безжизненное тело, лежавшее перед ней. Господи Боже, как ей удалось справиться со всем этим?

Ноэль медленно поехал прочь от рейхстага, и тогда он впервые увидел стену: прочная, массивная, непреклонная, она тянулась через весь Берлин, прямо через Бранденбургские ворота и обрубала бессмысленным тупиком некогда цветущую Унтер-ден-Линден. Ноэль с любопытством думал: что же там, за ней? Даже мать с Максом никогда не видели эту стену, разделившую Берлин. Надо будет потом наведаться в восточную часть города, полюбоваться собором, церковью Святой Марии, зданием муниципалитета. Он знал, что там остались не восстановленные с войны дома. Но сначала Ноэль должен был посетить другие места, места, ради которых он сюда приехал.

На сиденье взятого напрокат «фольксвагена» лежала карта города, и Ноэль, заглянув в нее еще раз, поехал прочь из центра. Юноша объехал Олимпийский стадион, в Шарлоттенбурге он ненадолго вышел из машины, чтобы взглянуть на озеро и замок. Ноэль не мог этого знать, но он стоял сейчас на том самом месте, где тридцать пять лет назад стояла его бабушка Кассандра фон Готхард рядом с человеком, которого любила, – Дольфом Штерном.

Из Шарлоттенбурга Ноэль направился в Шпандау – посмотреть на знаменитую цитадель, постоять у прославленных ворот. На каменных барельефах были высечены шлемы, символизировавшие всевозможные войны – от средних веков до последней доски с цифрами «1939». В тюрьме сидел один-единственный узник – Рудольф Гесс, содержание которого обходилось городскому муниципалитету более четырехсот тысяч долларов в год. Из Шпандау Ноэль поехал в Грюневальд. Он двигался вдоль озера и разглядывал дома, разыскивая адрес, который дал ему Макс. Ноэль собирался поподробнее расспросить мать, но, когда подошло время, не решился. Макс рассказал ему примерное направление, он писал (правда, без подробностей), каким красивым был этот дом прежде. А однажды поведал историю о том, как дедушка Ноэля спас ему, Максу, жизнь, когда ему пришлось бежать из страны; как вырезал из рам два бесценных полотна, скатал в трубку и вручил своему другу.

Сначала Ноэль решил, что проехал мимо, но вдруг он увидел ворота. Они в точности соответствовали описанию Макса. Ноэль вылез из машины и стал их рассматривать, когда появился садовник.

– Bitte?[6]

Ноэль почти не говорил по-немецки. Он едва помнил то, что изучал в Гарварде всего три семестра несколько лет назад. И все же ему каким-то образом удалось объяснить старику, ухаживавшему за садом, что много лет назад дом принадлежал дедушке Ноэля.

– Ja?[7]

Садовник поглядел на него с интересом.

– Ja. Вальмар фон Готхард, – с гордостью произнес Ноэль.

Старик улыбнулся и пожал плечами. Он никогда не слышал этого имени. Тут появилась пожилая женщина и стала выговаривать садовнику, что следует поторопиться, так как мадам вернется из путешествия уже завтра вечером.

Улыбаясь, старик объяснил жене, почему здесь оказался Ноэль. Женщина подозрительно поглядела на незнакомца, потом перевела взгляд на мужа. Поколебавшись немного, она неохотно кивнула и жестом велела Ноэлю следовать за ней. Он вопросительно глянул на старика, неуверенный, что правильно понял.

Но садовник, улыбаясь, взял Ноэля за руку:

– Она разрешает вам посмотреть.

– И внутри дома?

– Да.

Старик довольно закивал головой. Он все понял. Как замечательно, что этот молодой американец настолько интересуется страной своего деда, что даже приехал сюда! Многие уже давно позабыли, откуда они родом, ничего не знают о том, что здесь было до войны. Но американец вел себя иначе, и это очень нравилось старику.

Кое в чем дом оказался совсем не таким, каким ожидал его увидеть Ноэль, но некоторые помещения в точности соответствовали описаниям Арианы – она часто рассказывала сыну о своем детстве. Третий этаж, где она когда-то жила с няней и братом, совершенно не изменился. Большая комната для игр, две спальни, огромная ванная. Сейчас здесь располагались комнаты для гостей, но Ноэль отчетливо мог представить себе, как жила его мать. Зато второй этаж претерпел значительные изменения. Сейчас здесь находились маленькие спальни, гостиные, библиотека, комната для шитья и комната, вся забитая игрушками. Очевидно, в доме произошла перепланировка, и от прошлого мало что уцелело. Парадная лестница все же оставалась такой же величественной и торжественной. Ноэлю очень легко было представить себе дедушку, сидевшего во главе стола в огромной столовой. На мгновение юноша вспомнил про нацистского генерала, развлекавшегося здесь с девочками, но быстро отогнал неприятное видение.