От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920 - Дмитрий Ненюков

Как только петлюровцы узнали, что против них двинута воинская часть, их продвижение вперед сейчас же прекратилось, и мы дней десять были совершенно спокойны, но в это время Киев попал в руки Петлюры и у них оказались свободные силы в распоряжении.

Между тем французы все не являлись, и начали ходить слухи, что они совсем не придут. Притихшие было беспокойные элементы начали поднимать голову, и в городе начались пока одиночные грабежи и беспорядки. Энно посылал ежедневные телеграммы с просьбами поторопиться с присылкой войск, но в это время у французов и англичан, кажется, действительно были колебания, и они сами не знали, ввязываться ли им в русскую авантюру или нет.

Однажды вечером ко мне приезжает внезапно Леонтович и подает следующую телеграмму: «Атакован превосходящими силами и вынужден к отступлению на станцию Раздольную (следует подпись начальника отряда)». Это был уже удар близкой грозы. Как потом оказалось, никакой атаки в действительности не было, и отряд отступил, получив известие о прибытии петлюровского поезда с гайдамаками на одну из близких к отряду станций. У страха оказались глаза велики. Когда те же сотни втянулись в гражданскую войну, они великолепно сражались с большевиками и петлюровцами, а здесь вся беда была в том, что не было ни одного решительного начальника.

Мы сейчас же с Леонтовичем поехали к Энно, чтобы обсудить положение дел. Он сейчас же пригласил генерала Бискупского,[318] который в это время уже заменил генерала N в командовании украинскими войсками. Кроме Энно на этом совете присутствовал еще капитан французского Генерального штаба Ланжерон в качестве его военного советника и контр-адмирал N, командовавший отрядом из трех находившихся на рейде судов.

Энно поставил совету вопрос: можно ли продержаться в Одессе против петлюровцев в течение недели или двух, пока не подойдут французские войска? Я предоставил высказаться своим сухопутным коллегам. Леонтович сказал, что защищать Одессу можно, но при условии, что внутри гарнизона не будет измены, и прозрачно намекал на украинские части. Бискупский говорил о необходимости единства командования и, по-видимому, не прочь был взять все дело в свои руки, но дело было в том, что ни я, ни Леонтович и никто вообще ему не доверяли и были уверены, что он нас предаст петлюровцам. Так ничем совет и не кончился.

У меня был свой план, который я и решил осуществлять. Убедившись на деле, что мои воины плохие вояки, я решил не рисковать уличной войной, где, прежде всего, требуется ярко выраженная инициатива отдельных начальников. У меня был в распоряжении пароход добровольного флота «Саратов», на котором могло свободно разместиться более тысячи человек. Я и решился, когда петлюровцы подойдут к городу, без боя собрать всех добровольцев на «Саратов» и перейти на нем к Очакову, который изображал из себя в некотором роде маленькую крепость. Там было легко защищаться и не против такого воинства, как петлюровское. В Очакове я мог спокойно ожидать прибытия французов и далее поступать сообразно с обстоятельствами.

Вероятно, так бы все и вышло, если бы на сцену не выступило новое лицо. Лицо это было генерал-майор Гришин-Алмазов.[319] Он прибыл в Одессу незадолго до описываемых событий, и я познакомился с ним у г-жи Регир. Вначале он на меня не произвел никакого впечатления, так как был очень молчалив и держался очень скромно, но впоследствии я изменил о нем мнение. Это был, несомненно, человек неглупый, с большим характером и умевший импонировать массам. Про него говорили, что он типичный авантюрист, но должен сказать, что настоящего его нравственного облика за все время знакомства с ним я так и не узнал. Во всяком случае, среди нашего тогдашнего безлюдья, он, безусловно, выдавался и мог считаться крупной фигурой.

В один прекрасный день он явился ко мне от имени консула Энно и объявил, что они вместе решили оборонять от петлюровцев французским десантом небольшой портовый участок, заключающий два мола, портовую набережную и бульвар с границей по Дерибасовской улице. Меня он просил не уходить в Очаков, а стать у мола и вмешаться в боевые действия только в случае нападения петлюровцев на французский десант. Такой план был для меня совершенной новостью, так как Энно все время говорил, что французы не намерены ввязываться в нашу междоусобную борьбу. Я немедленно согласился и передал в распоряжение Гришина-Алмазова своего начальника штаба полковника Генерального штаба Ильина для составления соображений. В тот же день был свезен с французских судов десант в числе ста сорока человек, и они заняли переулки по обе стороны бульвара, устроив там баррикады, на которых были подняты французские флаги. Участок города и порта, занятый французами, был объявлен французской зоной. На другой день добровольцы перешли на «Саратов», и он подошел к молу во французской зоне. Французские суда заняли позиции, чтобы иметь возможность оказывать содействие своим отрядам артиллерийским огнем.

У Гришина-Алмазова оказалось и небольшое собственное воинство. Это были несколько отдельных формирований, состоявших из самой разношерстной публики, по преимуществу из самых отъявленных авантюристов. Их было человек 70(?), состоявших в разных отрядах, друг от друга независимых. Откуда они получали деньги и на что существовали, совершенно неизвестно. Вероятно, грабеж играл не последнюю роль. Удивляться тут нечему – тогда было такое время. За несколько времени перед описываемыми событиями ко мне также явился один офицер из бывшей Дикой дивизии, рекомендовавшийся поручиком Масловским,[320] и попросился ко мне на службу с 14 татарами, набранными им в Крыму из горцев, не признававших большевиков. Я посмотрел на них, и они произвели на меня впечатление бандитов, но их начальник был так симпатичен, что я не мог отказать и принял их в качестве особой команды разведчиков, положив им жалованье. Когда Гришин-Алмазов получил от Энно звание русского военного губернатора французского участка, то я ему их передал в качестве его личного конвоя, чему он очень обрадовался.

В это же время в Одессу прибыл генерал Эрдели от генерала Деникина с неопределенными полномочиями. Я предложил ему принять главное командование, но он отклонил мое предложение на том основании, что отношение французов к Добровольческой армии не вполне еще определилось. Мне лично, впрочем, показалось, что он просто не хотел впутываться в грязную историю.

Когда петлюровцы вошли в город, то наступил критический момент. Атакуют ли они французов или нет? Если бы они решились это сделать, то французские суда должны были начать обстрел вокзала и тех мест, где они находились.