Античный чароплёт. Том 2 (СИ) - Аллесий

в предгорья Гималаев на северо-востоке. Во всяком случае, именно так описал его географию Абтармахан.

Так вот, я много прошагал по пустыням, да и не только по ним, но горы — это другое. Тут каждый шаг незаметно тяжелее, каменистые крутые или наклонные тропы, змеящиеся между тонких стволов деревьев, которыми поросли склоны, резко сменяющийся сухим ветром влажный воздух, закладывающие уши… Не то чтобы было очень тяжело, но довольно непросто — да. К горам следовало привыкать.

— Тут же должен быть торговый тракт, — спросил я на привале. — Почему мы идём чёр-те как?..

— Ну так не через сами же горы тракт прокладывать? — выпучился на меня брахман. — Он дальше, где вершины на спад идут.

— А… — вот сейчас и вправду чувствую себя дураком. И правда: зачем тащить телеги через горы по склонам, когда тут аж целых два хребта, между которыми есть такой удобный для торговцев зазор?..

Горы не то чтобы были к нам дружелюбны. Скорее, дружелюбны они не были. Здесь водился особый местный вид змей. Особенно мерзких. И если Абтармахана они не трогали, а к Абхилаше на привалах старались скорее под бок забраться и ни в коем случае не кусали, то вот моим босым ногам доставалось постоянно. Пришлось подавать чуть больше маны в моё заклинание, чтобы защищало не только от грязи, но и от клыков маленьких поганых тварюшек. Бесшумные, совсем небольшие, прыткие, они меня успели порядком достать. Абтармахан время от времени хмыкал, когда эти существа таки добирались до меня тем или иным образом. Дважды даже укусили, заставив читать новые личные защиты. Но в основном просто оказывались в самых неожиданных местах, таились, а потом неожиданно и резко выбирались, заставляя меня раздражаться и ругаться, однако вскоре веселье светлокожего бхопаларца сменилось раздражением и постоянными болезненными гримасами лица: я научился замечать маленьких поганцев, начав мстительно их давить голыми пятками. Каждый раз, когда очередная гадина оставалась за нашими спинами болезненно корчиться с раздавленными внутренностями и сломанным хребтом, брахман злобно зыркал в мою сторону и кривился, словно его лимон съесть заставили. Я даже поначалу думал, что эти рептилии — его рук дело. Но нет, вряд ли: слишком мелко и бесмысленно. А вот отвадить от меня он их, я уверен, может. Но не хочет.

Впрочем, когда за спиной осталось десятка два издохших змеек, появляться они прекратили. Как я узнал позже, они любят преследовать укушенную добычу или просто долго выслеживать кого-то, чтобы укусить. Могут по несколько дней ползти следом, а потом внезапно цапнуть и снова спрятаться, чтобы ещё через сутки-другие, когда жертва окончательно загнётся, всласть попировать и обожраться. При этом как эти крохи могут кого-то есть — ума не приложу, ведь змеи вообще слабы на укус: они предпочитают проглатывать добычу и переваривать. Но нет: конкретно эти охотятся на много более крупных, чем они сами, существ.

На одном из ночных привалов, который мы сделали на третий день нашего пути в горах, забравшись уже весьма далеко и поднявшись где-то на полкилометра над уровнем моря (выше не лезли), Абтармахан был задумчивее обычного. Он долго решался на что-то, но всё-таки сумел пересилить себя:

— Мальчишка… Тиглат.

— Это что должно было случиться, чтобы ты вспомнил моё имя? — Хохотнул я.

— Корова должна была где-то вывалить не одну лепёшку, а две! — фыркнул он. — Не зазнавайся.

— Да-да, этап взаимной вежливости пройден. Предлагаю сразу перейти к тому месту нашего разговора, где ты скажешь, чего от меня хотел.

— Ты помнишь нашу последнюю дуэль? — уточнил брахман.

— У нас она была только одна. Или ты про бой? — я оторвался от помешивания варева в маленьком котелке. Горсть крупы, вяленое мясо, пучок каких-то туго скрученных трав. Так себе еда, но сойдёт. Благо, под котлом лежит какая-то замазанная в глину птица. Названия не знаю, но зря она решила полетать над тремя проголодавшимися магами. Я так никогда не готовил, но способ знал, в общем-то. Правда, даже здесь экспериментировать мне не потребовалось: брахман взял приготовление мяса на себя, измазав пернатика в глине и сунув в раскалённые угли, которыми он ничуть не смущаясь обложил получившийся комок, легко загребая жар голыми пальцами. А затем и вовсе сверху кинул охапку сухих веточек и тройку крупных сучьев, которые заменяли нам дрова. Вообще, дурацкая ситуация: у нас тут сидит могучий пиромант, а мы дровами пользуемся… Но боюсь, придворный чародей не обрадуется идее приспособить его вместо походной печки.

— Не про бой. Про дуэль, — мотнул головой тот самый придворный чародей. — Ты бросался целыми пригоршнями странных красных капель.

— Было дело, — я сразу понял, что именно интересует Адаалат-ка-Джаду. — Это заклинание “Дождь Разочарования”. Полузабытая техника в Шумере. Из известных мне магов, ей пользуюсь только я.

— Как она действует? — вперился в меня взглядом Абтармахан. — Каждая капля с лёгкостью проходила кожу Огненной Кобры. У Раджи есть меч, способный на такое, похожим оружием владеют некоторые иные правители. Но подобных вещей единицы! Есть те, кто может пробить мою броню в облике Огненной Кобры, но твои капли прошивали её с необычайной лёгкостью!

— Что, заволновался, старик? — хмыкаю. — Долго же ты решался задать мне этот вопрос. Мучался поди…

— Хватит паясничать! Я обратился к тебе как чародей к чародею, а не как к уличному шутнику!

— Вот как? — задумываюсь на миг. “Чародей к чародею”, да? Хорошо. — Тогда отвечаю тебе как чародей. Хочешь узнать секреты моих заклинаний, раскрой мне секреты своих.

— Снова просишься в ученики? — зыркнул в мою сторону брахман. — Не возьму. Как ты себе это представляешь? Чтобы я, Адаалат-ка-Джаду, брахман Храма и величайший воин из кудесников, взял в ученики иноземца?!

— То есть, если бы не все эти обстоятельства, то ты бы согласился? — приподнял бровь я. Мой собеседник замер. Ещё бы, он ведь и сам не заметил, что начал приводить аргументы. Раньше просто посылал на три буквы. Если не по тексту, то по смыслу. А теперь аргументирует. Отказывается, но обсуждает.

— Нет. Многие желали бы обучаться у меня. Я не люблю учеников. И не беру особо учеников. Даже земляков.

— Но я готов открыть тебе свои знания, — замечаю. — А те, кто хотят у тебя учиться, вряд ли могут предложить нечто иное кроме золота.

— Я