Кисло-сладкое - Татьяна Александровна Грачева

Рецепторы в смятении собирали информацию и анализировали детали: куртка слегка царапнула молнией щеку, свитер шершаво потерся о скулу, теплый и колючий подбородок коснулся ее лба, запах… запах Марка ударил сразу по первобытному участку мозга, отключающему рациональность и запускающему лихорадку. Зря Соня думала, что готова к этому.

Марк прижал ее теснее, шумно выдохнул прямо в макушку и нехотя отстранился.

– Ты вроде должна быть сейчас в ресторане?

– Освободилась раньше, хотела погулять.

Марк отступил на шаг и поспешно отвернулся, будто хотел спрятать взгляд.

– Пойдем к морю?

Соня кивнула.

– Пойдем.

– Ты не поверишь, кого я видел на набережной. Того самого чудика с браслетами. Их стало еще больше, а вот он не изменился.

Соня хмыкнула.

– Он и тогда был словно вне возраста. Странный.

Марк бросил на нее короткий взгляд.

– Ты больше не похожа на акулу.

– Значит, всё-таки была, – неловко усмехнулась Соня.

Несколько минут шли молча, глядя куда-то в сторону моря, Соня пыталась подстроиться под его неровный шаг, теребила замок на куртке. Когда вышли к кромке прибоя, она заметила, что Марк тоже нервничает и беспрестанно вертит в пальцах брелок с ключами.

Поймав ее взгляд, он неуверенно улыбнулся.

– Сигарета мне бы сейчас не помешала.

– Ты все ещё куришь?

– Когда нервничаю.

Он ступил на пирс и подал Соне руку. Она вложила свои пальцы в его ладонь и не попыталась убрать, даже когда поравнялась с Марком. Он сжал её руку крепче и едва заметно вздохнул. Соня поглядывала на него мельком, боясь показаться слишком любопытной. Веснушек стало больше, волосы на двухдневной щетине выглядели светлее, чем на макушке, взгляд остался такой же, как бетонная плита – тяжелый и обездвиживающий.

– Почему ты тогда курил? Тоже нервничал?

Марк не стал уточнять, какой момент имеет в виду Соня, сразу понял.

– Ещё как. В тот день мой идеальный мир рассыпался колючими осколками. Причем я сам его разбил, придумал больше, чем было на самом деле.

Привычка общаться каждый день без ритуальных прощаний и приветствий подтолкнула их к откровенности и сейчас. Соня боялась, что не сможет связать и двух слов в его присутствии или снова вернется в образ Кайлы, но случилось по-другому. Ей хотелось обрести в нем свидетеля своей жизни. Марк чувствовал то же самое.

– Как это? – она чуть развернулась, попыталась поймать его задумчивый взгляд.

– Я случайно услышал ссору родителей, подумал, что мама изменяет. Разозлился жутко, у меня крышу сорвало тогда нехило. Как вспомню, становится стыдно за свою несдержанность. Позже я узнал, что папа приревновал маму к ее первому мужу. Они периодически общались по работе, но измены не было. Мама бы так никогда не поступила. Но в тот день я готов был ее заклеймить и возненавидеть. А тебе тогда досталось от моего плохого настроения. Прости.

Соня тяжело сглотнула. Вытянула руку из пальцев Марка и подошла к самому краю пирса.

– Представляю, как тебе было тяжело. Ты же всегда носил на себе янтарные отпечатки их любви, а тут такое предательство.

Марк приблизился сзади, но не коснулся.

– В смысле «отпечатки»?

Соня тряхнула головой.

– Чёрт. Я не это имела в виду. Я хотела сказать…

Марк не торопил, ждал, когда Соня закончит предложение, но она замолкла и опустила взгляд.

– А ты уже снялся в ролике, из-за которого приехал в Анапу?

– Ролике? – недоуменно переспросил Марк. – А ролике! Еще днем.

Соня недоверчиво нахмурилась.

– Нет ведь никакого ролика?

– Нет, – Марк отошел от Сони на шаг, намеренно показывая свою безобидность. – Сонь, я обещал, что не трону тебя, не буду ни к чему принуждать, не поцелую, не перейду черту. Я же говорил, всё в прошлом. Мы можем быть друзьями. Не бойся меня.

Соня судорожно вздохнула.

– Я тебе верю. – Чуть не добавила: «А себе нет».

Марк улыбнулся.

– Так что за отпечатки? Ты меня заинтриговала. Почему янтарные?

Соня растерялась. Тридцать пять лет прожила со своим чудным даром, только в детстве пыталась о нем рассказать, а потом просто сроднилась с ним. Как люди привыкают к обонянию или слуху, так она привыкла к разноцветному миру.

– Сначала скажи, ты веришь во всякие странные вещи?

– Какие? НЛО? Барабашек? Колбасу из мяса? Честных политиков?

Соня подошла к Марку, взяла его руку и переплела пальцы со своими. Почти сразу на его коже появилось бледно-бордовое сияние, а на ее – пятнышки с похожим, но все же другим оттенком, гранатовым. Он замер, молча посмотрел на их сплетенные руки, большим пальцем погладил тыльную сторону кисти Сони и крепко сжал.

Она печально улыбнулась.

– Не видишь?

– Что?

– У каждой эмоции есть свой цвет. Родительская любовь, безусловная и тёплая, всегда жёлтого цвета. В школе ты каждое утро приносил свежие отпечатки на щеках, иногда на лбу.

– Это мама. Без поцелуя не выпускала из дома, как без шапки зимой. А сейчас какой цвет ты видишь?

Соня выпутала свои пальцы, снова отвернулась.

– Бордовый.

– Это плохо?

Соня промолчала, хотя едва не крикнула: «Это катастрофа». Даже прикосновение к руке отзывалось в палитре эмоций, словно виноватое запретное счастье, как измена.

– Плохо.

– Я сам должен догадаться, что это значит? Или объяснишь?

Соня развернулась к берегу, зябко передернула плечами.

– Темнеет и похолодало, давай вернемся в город.

Снова вышли на набережную. Оба почти синхронно спрятали руки в карманы. День угасал постепенно, плавал клочьями на море, цеплялся за линию горизонта. Включилась ночная иллюминация, гуляющих стало больше. Среди всего этого почти новогоднего великолепия вдалеке яркими гранями светился куб, в недрах которого спрятался зеркальный лабиринт.

Соня приблизилась к кубу и запрокинула голову. Марк встал рядом и кивнул в сторону входа.

– Пойдём?

Соня на секунду задумалась, а потом решительно шагнула вперед.

– Пойдём.

От улицы вход отделяла занавесь из блестящих лент, сразу же под ногами начиналась подсветка, она же люминесцентными змейками скользила по краям зеркал и по потолку. Зеркала были и там, потолок терялся где-то в высоте, словно его и вовсе не существовало. Соня чуть не врезалась в собственное отражение, дальше шла, выставив руку вперёд, и осторожно ощупывала пространство. Зеркальный лабиринт извивался, неожиданно выдвигая преграды и разбивая пространство на сотни отражений.

Марк вроде бы находился сзади, но одновременно везде, окружал её, смотрел с разных ракурсов и улыбался.

– Мозг в шоке.

Соня засмеялась, ей казалось, что по аналогии с отражениями смех тоже должен разбиться на сотни звуков и прозвучать как хохот толпы, но этого не произошло. Сони смеялись беззвучно, все, кроме одной. Марк завернул за угол, исчез в следующей комнате. Соня прошла дальше и замерла перед