Сокол на запястье - Ольга Елисеева

Тут его осенило. Феб всегда знал, что внутренний монолог полезен, если его, конечно, вовремя прервать. Гермес тащил быков за хвосты, поэтому-то следы вели не к берегу, а от него. Значит, он решил повторить шутку с Ио! Ему следовало бы знать, что одна и та же пьеса не идет дважды с одинаковым успехом.

Помчавшись вдогонку, Феб даже не предполагал, что так скоро настигнет своего обидчика. Крылатая шляпа вестника богов виднелась на противоположной стороне пролива за пятнистыми коровьими спинами. Гермес явно спешил.

-- Стой, вор, отец всех воров на свете! - закричал Аполлон, полагая, что следует все-таки предупредить врага о своем приближении.

Беглец даже не обернулся. Он сделал вид, что за рокотом волн не слышит гневного голоса преследователя. Это была гнусная уловка: боги и видят, и слышат гораздо лучше смертных, да к тому же читают мысли.

-- Верни скот! - заорал лучник, скидывая с плеч колчан и в бешенстве вытряхивая к ногам его содержимое.

На этот раз Гермес остановился.

-- А что ты мне можешь сделать? - издевательским тоном осведомился он. - Волки летать не умеют!

-- Я придумал кое-что получше. - мрачно заметил Аполлон, поднимая с земли золотую стрелу и прилаживая ее к тетиве. - Думаю, что вышибу из твоей дурной головы бессмертие.

Это было против правил, и Гермес побледнел. Есть волшебные вещи, пришедшие в мир до начала времен. Золотой Серп Деметры, стрела Аполлона, жезл самого Гермеса, пояс Афродиты, и кое-что еще... С помощью каждой из них можно было причинить зло не только людям, но и богам. В прежние времена, когда все бессмертные враждовали, они часто пускали подобные штуки в ход. Но с наступлением олимпийского покоя обитатели горних высот поостыли и по молчаливому согласию не использовали грозные орудия друг против друга. Люди -- иное дело. На то они и смертные, чтобы умирать. Бессмысленная глина! Прах от праха земного.

-- Ты чего? Спятил? - завопил Гермес, видя, что противник не шутит. Он-то прекрасно знал, что золотая стрела Феба не дает промаха.

Аполлон только закусил губу. "Будешь знать, как воровать чужое". бубнил он себе под нос, натягивая лук.

Вестник богов был трусоват. Кошелек на базаре срезать, жульничать в кости, наплести с три короба и обчистить до нитки - это пожалуйста. Но кто бы мог подумать, что в него станут стрелять!

-- Сдаюсь! Сдаюсь! Забирай своих коров! Подавись ими! - закричал он, срывая с головы летучую шляпу и размахивая ею в воздухе так, что голубиные крылья на ней мотались, как белые флаги.

Аполлон ослабил руку только в самый последний момент, и стрела все же сорвалась. Сила выстрела была явно недостаточной, чтоб достичь противоположного берега. Но при виде приближающейся золотой точки Гермес обделался, как младенец. Хорошо, что боги едят амброзию и гадят соответственно тоже нектаром. Стойкий запах благовоний донесся до лучника с морским бризом.

Униженный враг, проклиная обидчика, поплелся в воду отмывать тунику и сандалии.

-- Ну что? Обмочил свои крылатые тапки? - ржал Аполлон. - Долго летать не сможешь?

-- Твоими молитвами. - бубнил Гермес. - Всем расскажу. Правильно тебя сослали!

-- Расскажи! Расскажи! - покатывался гипербореец. - А я добавлю.

-- Послушай, Аполлон, -- захныкал вестник. - Зачем тебе меня позорить?

-- А тебе зачем меня обкрадывать? - лучник сдвинул золотые брови. Стрела, упавшая, не долетев до берега, почему-то не возвращалась.

-- Мне приказали! - жалобно крикнул Гермес, отжимая подол туники.

-- Кто?

-- Сам знаешь.

Стрела не поднималась из глубин. Феб начинал нервничать. И тут до него дошло: оружие возвращалось к хозяину, лишь поразив жертву. Вкусив крови. А Аполлон пощадил Гермеса. В последний момент сжалился над ним. Сдержался. "Мера во всем" - какой горечью теперь звучал этот девиз. Золотая подруга упала на дно моря и никогда больше не вернется. Он сам запретил ей.

-- Почему я все время теряю?! - Феб рухнул на колени и вскинул кулаки к небу. От тоски он готов был выть и кататься по песку.

Гермес, потрясенный до глубины души, взирал через пролив на бесновавшегося гиперборейца, за которым, точно в насмешку, закрепилась слава очень спокойного бога. Вестник не сразу осознал, что Аполлон убивается не по быкам Адмета.

Тем временем вода в проливе начала вскипать. Стрела валялась на дне и, не сделав своего дела, раскалялась с каждой минутой все сильнее. Вокруг нее уже бурлил крутой кипяток.

-- Эй, там, на палубе! - крикнул, наконец, Гермес. - Сделай что-нибудь. А то скоро вареные осьминоги на берег полезут.

Феб молча встал с песка и, повернувшись спиной к проливу, побрел прочь. Его больше не интересовал украденный скот. Вернувшись под свой платан, гипербореец рухнул на землю и, ни слова не сказав пытливому Марсию, пролежал без движения до следующего дня. Пятнистые коровы блуждали, как хотели, их потаскивали волки и соседские крестьяне, от чего стада Адмета даже не убывали. Хлеб и вино, принесенные кухонным служкой из дворца, так и остались нетронутыми.

Раздавленный тяжестью потери Феб валялся в тени и ничего не желал. На следующий день к нему пришел с визитом Гермес, чувствуя себя виноватым в случившемся.

-- Я никак не могу перевести коров обратно на твою сторону. - сказал он. - Вода бурлит не подступишься.

-- Из-за моей стрелы? - убито осведомился гипербореец. Он попытался приподняться на локтях, но даже это движение далось ему с трудом.

-- Мне очень жаль, что все так получилось, -- мямлил вестник.

-- Чего уж там, -- махнул рукой Феб. - Садись, угощайся. Вино. Лепешки.

Гермес жестом отверг щедрое приглашение. Вино уже явно прокисло, над ним роем вились пчелы. Хлеб зачерствел.

Помахав перед носом рукой, вестник сел возле Аполлона на землю.

-- Как ты валяешься в такой помойке?

Гипербореец пожал плечами.

Гермес осторожно достал из-за спины какой-то предмет, завернутый в белый холст, и не без сожаления протянул его лучнику.

-- Я не могу вернуть твою стрелу. Мои крылатые сандалии тебе не нужны. - сказал он. - Может, это принесет утешение?

-- Что это? - Феб скривился, как от зубной боли.

-- Арфа. Я слышал, ты любишь музыку.

Холст соскользнул с отполированных бычьих рогов, и изумленный Аполлон увидел чудесный черепаховый панцирь, скреплявший тонкие конские волосы, натянутые в качестве струн.

-- Откуда у тебя такая прелесть? - выдохнул он, на мгновение забыв обо всех своих невзгодах.

-- Так, мастерил на досуге. - Гермес коснулся пальцем струн. - Но у меня совсем не получается играть. Я, видишь ли, туг на ухо. - он рассмеялся. - Бери. Клянусь сидонским торгом, не плохой обмен!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});