Коммунизм и фашизм: братья или враги - Сергей Кара-Мурза

Почему А.Керенский допустил столь сейчас очевидную ошибку, атаковав большевиков как раз в тот момент, когда это больше всего соответствовало их планам и когда у Временного правительства фактически не было реальных сил? Керенский объясняет это тем, что он был дезинформирован офицерами штаба Петроградского округа, добивавшихся таким образом падения правительства с тем, чтобы потом разгромить большевиков и установить авторитарный режим108. Но и действия Керенского в этих условиях носили авторитарный характер. В условиях подъема революции и замораживания преобразований это вело к изоляции Керенского от поддержки слева, в то время как корниловская история лишила его и поддержки справа. Большевистский переворот протекал в условиях относительного равнодушия тех сил, которые спустя год будут вести с большевиками войну не на жизнь на смерть. А осенью 1917 г. «расчетливые» политики были уверены, что большевистская авантюра не может продлиться долго. Правительство Ленина или она падет под ударами контрреволюционеров, или уступит власть Учредительному собранию.

25 октября большевики перешли в контрнаступление при поддержке левых эсеров и анархистов. Большая часть Петроградского гарнизона сохраняла нейтралитет. Никто не хотел умирать.

Одновременно с переворотом проходила работа II съезда советов. На его открытие прибыло не менее 739 делегатов, из которых большевиков было только 338. Эта конфигурация давала явные преимущества правым большевикам и левым эсерам, которые оказывались в центре политического спектра съезда.

Но представители меньшевиков и эсеров покинули съезд в знак протеста против начавшегося переворота. С ними ушла не половина, а лишь менее трети делегатов, так как левые эсеры и меньшевики-интернационалисты остались. С учетом вновь прибывших делегатов на съезде осталось 625 депутата, представлявших 402 совета. Теперь съезд представлял около половины советов страны.

После ухода правого крыла на съезде были представлены два течения — радикальное (часть большевиков и анархистов) и компромиссное (умеренные большевики, левые эсеры, меньшевики-интернационалисты, лидеры профсоюза железнодорожников Викжель). Если Ленин и его сторонники считали необходимым взять власть силами своей партии, то значительная часть делегатов, поддерживая идею власти советов в принципе, видела в однопартийной радикальной власти угрозу раскола трудящихся классов, гражданской войны и реакции. Для них Октябрьский переворот был средством создания ответственного перед советами многопартийного социалистического правительства. Левые эсеры считали эту задачу вполне выполнимой: «Не большевики повинны в том, что они остались одинокими. Другая часть демократии не обнаружила готовности к объединению. Наша задача — быть посредниками между теми социалистическими элементами, которые покинули съезд советов, и между большевиками.

Программа, намеченная новой властью в общем и целом могла бы объединить вокруг себя всю революционную демократию. Живое доказательство этого — последний день перед переворотом, когда на заседании Предпарламента были приняты декреты о мире и о земле»109, — заявил на съезде один из лидеров левых эсеров В. Карелин. Действительно, ко времени Октябрьского переворота лидеры эсеров и меньшевиков не имели принципиальных возражений против первых декретов II съезда. Но, в отличие от своих левых коллег, центристы в ПСР и РСДРП считали, что реальные результаты революционного процесса определяются не столько программными заявлениями, сколько соотношением сил. Умеренные социалисты также, как и в июле, не собирались уступать вооруженному давлению. Признание правомерности Октябрьского переворота означало бы для них перспективу превратиться в младших партнеров большевиков, придаток режима, опирающегося на радикальное меньшинство и тыловые гарнизоны.

По мнению американского историка, «восстание, происшедшее 24–25 октября, имело важнейшее историческое значение, поскольку, побудив большинство меньшевиков и эсеров покинуть II съезд советов, помешало созданию на съезде социалистического коалиционного правительства, в котором умеренные социалисты могли бы занять сильные позиции. Благодаря этому оно проложило путь к созданию Советского правительства под полным контролем и руководством большевиков»110. Спровоцировав вооруженным выступлением уход умеренных социалистов, большевики не просто обеспечили себе разовый перевес на съезде, а сумели отождествить власть своей партии (первоначально — с младшими, ведомыми союзниками) с властью советов. Советская власть стала псевдонимом коммунистического режима.

Таким образом, и в июле, и в спорах большевиков в сентябре-ноябре, и на II съезде обсуждались две модели революции.

Либо проведение социальных преобразований с опорой на большинство трудящихся (как организованное в советы, так и нет). Это было возможно в случае компромисса между эсерами, меньшевиками и большевиками на платформе немедленного начала аграрной реформы (с последующим утверждением ее принципов авторитетом Учредительного собрания), государственного регулирования с одновременным расширением участия работников в управлении производством. Либо — проведение аналогичных преобразований силами радикального меньшинства «демократии», опирающегося на недостроенную советскую систему и кадры активистов, лучше приспособленные к социально-политической конфронтации, чем к организации производства и обмена. Коалиционная конфигурация «однородного социалистического правительства» советов могла стать основой для целостного синтеза социалистической традиции и «разделения обязанностей» между направлениями. Но такому развитию опыта Парижской коммуны не суждено было сбыться.

Большевики представляли собой узкий социально-политический спектр, но популярная идея советской власти помогала им опираться на широкое низовое радикальное движение, не управляемое из партийных центров. Однако его влияние на верхи режима ослабевало с каждым месяцем. Система согласования социальных интересов была разрушена, конфликты стремительно нарастали, страна скатывалась к широкомасштабной гражданской войне, которая сама по себе грозила разрушить и без того слабые предпосылки социализации.

Когда партия большевиков захватила власть в Петрограде, мало кто из их противников думал, что это надолго. Сами большевики утверждали, что взяли власть до Учредительного собрания и готовы разделить ее с другими левыми партиями. Петроград тут же был парализован забастовкой служащих. Эта первая кампания гражданского неповиновения большевистской эпохи вошла в историю как «саботаж», Антибольшевистские действия в столице координировались Комитетом спасения Родины и революции (КСРР), созданным правыми социалистами Н.Авксентьевым, А.Гоцем и др. начались боевые действия между сторонниками советской власти и временного правительства.

Еще на съезде советов Всероссийский Исполком железнодорожного профсоюза (Викжель), контролируемый социал-демократами и беспартийными рабочими, заявил о необходимости примирения враждующих сторон. 28 октября начались консультации между большевиками и Викжелем. Под угрозой всеобщей стачки Викжель заставил сесть за стол переговоров представителей большевиков, КСРР и социалистических партий. Стремясь прекратить гражданскую войну, Викжель приостановил переброску войск по железной дороге. Страна вновь получила шанс выйти из кризиса без всеобщего кровопролития. В планы железнодорожников входило создание однородного социалистического правительства, которое отличалось бы от прежнего отсутствием кадетов и наличием большевиков. В центре такого правительства могли оказаться уже не экстремисты-большевики, а более умеренные эсеры и их лидер В.Чернов. Под давлением Викжеля даже КСРР согласился на однородное социалистическое правительство и отказался от поддержки Керенского111.

Предложение переговоров было для большевиков спасительной передышкой. Это, впрочем, не значит, как полагает Д.Суэйн, что «большевики все еще были готовы к компромиссу». Автор аргументирует свою позицию соответствием взглядов таких деятелей, как Ю.Мартов и Л.Каменев, считая ее доказательством близости позиций большевиков и меньшевиков112. Но умеренные большевики и левые социалисты еще не представляли доминирующих тенденций в своих партиях. Лидеры СНК и ВРК, получившие полноту власти, не собирались от нее отказываться: «Ни Ленин, ни я не возражали вначале против переговоров о коалиции с меньшевиками и эсерами, при условии прочного большинства за большевиками и признания этими партиями власти советов, декретов о земле и мире и т. д.»113. Социалистам предлагалось стать младшими партнерами большевиков, совершивших военный переворот.