Меж двух орлов - Оксана Зиентек

бы он такой добрый?

– Ну, допустим, с воротами все понятно. Кто ж знал, что старый храмовник с наших окраин окажется младшим братом старого князя?! Так что, думаю, он ничего иного от стражи на воротах и не ждал, когда свои печати показывал.

– А князь? Ну, посуди сам: сидишь ты у себя в замке, а тут приходит старший родич с кучей какого-то народа. Родич просит, отчего же не попросить. А князю с этого какая выгода?

– А князь, как я понял, рассуждает так же, как мой дорогой тесть. – Борута улыбнулся, понимая вдруг. Кого все время напоминал ему этот храмовник. Ну точно, как пан Януш: крутит, вертит, по-своему выворачивает… Но камня за пазухой не держит и без нужды в склоку не лезет.

– Прусов, считай, уже почти не осталось. Кого побили, кто под Орденом ходит. Сейчас орденцы заняты нами и литвинами. И мы для князя, вроде щита.

– А что будет, если замирится князь с Орденцами?

– Ну ты сам-то веришь, что с ними можно надолго замириться?

– Мало ли, Боруто, во что верю я. Главное, во что верит князь.

– Не знаю я. – Борута надолго задумался. Тут с отцом бы посоветоваться, но до дома и Сколоменда еще ехать и ехать.

Позже, на привале, Боруте все-таки удалось придумать ответ. Он подошел к другу, который сидел на колоде, наслаждаясь осенним солнышком. Подошвой сапога раскидал лежащий на земле сор и солому и, взяв тонкую веточку, начал чертить.

– Смотри, Зубрович, тут – мы. Тут – он показал на север от ядзвинских земель – Орден. И их герб – черный орел. А вот тут – палочка указала на юго-запад – князь со своим белым орлом. Тесно орлам в своих землях, вот они крылами и машут. У черного орла мы уже прямо под клювом. А белый, пока, вроде как под крыло берет. Так лучше быть под крылом, чем в когтях.

– Мудришь ты, Боруто. – Зубрович лениво отмахнулся от Борутиных художеств.  – ты лучше скажи, почему погони не было? Не выйдет ли так, что нас, как баранов, псом напугали, чтобы к овчару в загон побыстрее загнать.

– А кто ж его знает… Домой приедем, надо будет проверить, была ли погоня и что с нею сталось. – Борута встал, резким движением сапога стирая рисунок. Отдохнули, пора и честь знать. Домой хотелось всем.

***

Старейшина Комат нашелся только на третьи сутки. Оголодавший старик с репьями в бороде и волосах мало напоминал того Комата, которого привыкли видеть в Ятвеже.

История с дочками поубавила ему влияния, но не гонору. Говорят, Комат здорово повздорил со Сколомендом, когда тот передавал посох старейшине Слину. Долго ругался, грозил и обещал, что просто так этого не оставит. Дескать, пора напомнить Сколоменду, что он – не пущанский шляхтыч на своем, а ядзвины – не холопы…. Как и что он собирался делать, никто не понял. Но в тот же вечер старейшина просто исчез.

Пани Зельда встревожилась с утра, когда оказалось, что из святилища муж так и не возвращался. Парни со сторожи сказали, что Комат велел ночью приоткрыть калитку и ушел в сторону леса. Спрашивать, куда и зачем, понятное дело, у старейшины не стали. Потом сторожа сменилась, и если бы поутру не поднялся шум, никто бы об этом случае и не вспомнил.

Когда Комат и на третий вечер не вернулся домой, Сколоменд взял старый посох и пошел в лес. Как ни пытался старейшина Слин отговорить бывшего вождя, тот уперся намертво. Я, говорит, ему посох вручал, с меня и спрос. Правда, Сколоменд вернулся довольно скоро, еще даже совсем стемнеть не успело. Вышел из ближней дубравы, едва волоча ногу, и сел на опушке. Домой его уже заводили под руки.

Нетта и Мирослава, плача, принялись хлопотать над свекром.

– Отче, ой, отче… – Причитала Нетта, приподнимая старика под спину, чтобы напоить горячим молоком с медом. Мирослава же посмотрела на Сколоменда (с недавних пор у нее начало получаться смотреть так, как это делали тетка Гривда и Борута), ахнула: «Ой, та-аточку!» – и опрометью кинулась за бабкой Миной.

– Где ж ты так наработался, старый ты дурню?! – накинулась на Сколоменда знахарка, выгнав молодиц и накрепко закрыв за ними двери. – Неужели опять к Хозяину на поклон ходил?

Она поворошила угли в очаге и начала быстро-быстро перебирать старческими руками, бросая в котелок то ту травку, то эту…

– Ну, ходил. – Не стал отпираться Сколоменд. Он откинулся на подушки, устало прикрыв глаза, и ждал, пока Мина приготовит свои зелья.

– И чего тебе в этот раз припекло? Скажи, оно хоть того стоило?

В ожидании, пока зелье вскипит, Мина присела на край широкой лавки, на которую невестки уложили старейшину. Осторожно взяв его ладонь в свои, она с тоской разглядывала старческие пятна и морщины. Пролетела молодость, оглянуться не успели. А ведь недавно еще казалось обоим, что силы – немеряно, хоть ковшом черпай…

– Стоило, Минко, стоило. – Старейшина Сколоменд отозвался, когда знахарка уже решила было, что он совсем уснул. – Я хозяина просил, если кто о деле нашем на сторону рассказать задумает, дороги ему заплести. Чтобы не дошла весточка, куда не надо.

– Думаешь, Комат? – Встрепенулась бабка Мина. В предательство еще одного старого друга верить не хотелось.

– Если к утру дорогу домой найдет… – Сколоменд не договорил, но все и так было понятно. – Только он пропал… Остальные – на месте. Я расспрашивал…

– А теперь чего тебя в лес понесло, старый ты пень?

– Так пень же. – Сколоменд слабо улыбнулся. – Там мне – самое место. Хозяина просил вернуть, кого замотал. Люди мы, Минко. Сами свои дела решать должны, по-людски.

– По-людски…

Утром напуганный и оголодавший старейшина Комат вышел прямо к воротам селения. Что с ним было и где его носило, вспомнить он так и не смог. Пани Зельда возилась с мужем, как с малым дитем. И, говорят, была надежда, что в скором времени дядька Комат встанет на ноги. Только вот, старейшина Слин, он ходил к нему и сидел там долго, говорит, что волховать Комат вряд ли когда-нибудь сможет.

***

Скирмут вернулся, когда Сколоменд уже потихоньку начал вставать с постели. Исхудавший, словно какой-то почерневший, он приехал к обеду. Попросил ребят из сторожи не посылать