Родина – за нами! - Дмитрий Юрьевич Манасыпов

одновременно.

— Флаэрти!

Флаэрти оглянулся, попыхивая своим вековечным любимым огрызком. Комендант порта, Салливан, смотрел на него с совершенно обычным выражением — как смотрят на дерьмо, прилипшее к подошве.

— Да?

— Ты открыл пакет, отправленный с вестовым?

Вестового, как и пакета, Флаэрти не видел. Он вообще, с самого утра, видел только потолок и стены «Морского», дешевого кабака для гражданских, где пил три дня подряд.

— Так и думал, — Салливан сплюнул, дернув идеально выбритой щекой, — тебе выходить через два часа, все уже загружено. Задание, карта и остальное, держи!

Отвертеться не вышло и ладонь Флаэрти цапнула настоящий, не ту писульку, что на «Хутче», конверт. Желтый, из толстой вощеной бумаги, вскрывающийся только с сильным хрустом.

Шкипер пожевал табачный огрызок и хрустнул бумагой, вскрывая.

«Хутч», принайтованный тросами к эсминцу, шел не своим ходом, его волокли сильные японские машины. От команды осталась половина, сам Флаэрти, кося оставшимся глазом на желтомордых, стоял на носу, связанный до деревянного спокойствия бревна.

Офицер, прохаживающийся рядом, довольно скалился и что-то верещал на своем обезьяньем. Флаэрти ни хрена не понимал слова, но радовался их нескончаемому, как Ниагара, потоку. Когда япошка затыкался и начинал гавкать, башка одного из парней, срубленная ударом длинного меча-тесака, скакала по палубе как мяч, пятная ее красным.

Флаэрти не обманывался, японцы радовались, взяв «Хутч» на абордаж, изрешетив борта с надстройкой и все же добравшись до команды, не дав ей потонуть. Дженкинс, тощая сволочь, не открыл кингстоны и теперь им предстояло умирать страшно, уж Флаэрти точно. Слава всегда идет впереди героев, а славы Флаэрти хватит на нескольких ирландцев-алкоголиков, и ему давно стало страшно.

Найденный ими австралийский сторожевик показал лишь свой нос, уходя под воду. Вместо него, разодрав утренний туман, на «Хутча» выскочила злобная тройка японских миноносцев, узких и хищных. Уйти от них даже казалось дуростью, и, само собой, не вышло. Не тягаться крепкому, сильному, но медленному буксиру-бульдогу с верткими и скоростными стальными легавыми, ощетинившимися стволами с торпедными аппаратами. Как они тут оказались? Флаэрти было наплевать, куда больше занимало предстоящее свидание со строгим привратником Петром, что вряд ли пустит его даже на порог Рая. Ну и, да, сам способ транспортировки. Не зря же все япошки, оказавшиеся на борту, прошлись по Флаэрти коваными бутсами и прикладами. Глаз, правда, вышибло при стрельбе, осколком.

А вот остальное… Флаэрти снова откашлял сгусток крови, где опять блеснул белым кусок какого-то зуба. Скоро уже…

Бухта оказалась громадной, спрятанной от ветров и со всех сторон закрытой скалами. Япошек тут виднелось видимо-невидимо, и на самых настоящих пирсах сейчас торчало не меньше пяти-шести экипажей. Да не каких-то там миноносцев или крейсеров, а двух, не меньше, авианосцев. Флаэрти плохо разбирался в силуэтах и прочей мути, нужной военным, зато узнал главное судно, нависавшее над остальным дополнительной скалой, рукотворной и стальной.

«Ямато», линкор, колотивший судна Союза каждый раз, как выбирался из своего логова. Его искали с самолетами, подлодками и допрашивая всех пленных. А он, оказывается, прятался тут, где-то у Явы.

Флаэрти косился на длинный острый корабль, когда услышал странный звук. Почему странный? Да просто он шел с его корабля, с его «Хутча», который, в обход шкипера, вдруг обзавелся неизвестным люком под ватерлинией. Флаэрти пил много, но главного не пропил, остался капитаном и моряком, знавшим судно назубок. И сейчас, в гомоне, плеске прибоя и птичьем гвалте, крохотный неизвестный скрип и едва заметный толчок, случившийся из-за открытого корпуса и второй, когда люк стал на место, он не пропустил.

Флаэрти мог пропить что угодно, но никогда не пропивал собственных мозгов. Времени, чтобы выбраться из корабля, хватило бы на трех человек, даже если у них новейшие аппараты для подводного плавания. Вот только вопросов это лишь прибавляло.

Какой идиот решится на диверсию, после которой ты никуда не исчезнешь с островка, после которой никто тебя не подберет, а искать будут, а кислород закончится и все, на берегу тебя возьмут и дальше не пожелаешь и врагу такой участи, а?

Странно, но Флаэрти знал ответ. Он же мог пропить даже собственную шкиперскую фуражку, но корабль был его, его «Хутчем». И «погруженное», большие ящики, такие вроде нужные для экипажа вроде как севшего на мель сторожевика, Флаэрти распознал. Пусть и видел крохотное клеймо один раз. Чертовых бриташек всегда подводит педантичность, а маркировку морского отдела УСС, Управления Специальных Сил, Флаэрти уже видел. И даже слышал странные байки о некоторых его вояках, воевавших под водой как на суше. Ну и…

Ну и Флаэрти мог упиться любимым бурбоном, но глаза его не подводили, даже оставаясь в одиночку, а подбивали правый или левый ему частенько. И Флаэрти мог поклясться в простой вещи: там, под водой, прозрачно-чистейшей, к «Ямато» скользнули вовсе не аквалангисты. Сраные военные…

Флаэрти, глядя на ребят и корабль, брошенных узкоглазым как приманка акуле, только оскалился, понимая, что единственное, что по-настоящему хочется сейчас, так это глупость.

Дождаться, когда «Ямато» распустится огненным цветком, разлетаясь к чертям.

Глава двадцать пятая

'Люди, собранные в состав РДГ

Обязаны доверять друг другу полностью и во всем'

('Подготовка личного состава войсковых РДГ,

Согласно требований БУ-49',

изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)

Небо стало совсем чистым, чернильно-чёрным. Светящиеся россыпи звезд мягко плыли над их головами, казавшиеся такими близкими и красивыми. Беспредельно красивыми и мирными. А какими еще могут быть звезды? И луна, круглая полная очаровашка, обливавшая все вокруг своим светом. Предательским, выдающим их с головой, но бывшим таким же прекрасным и чарующим. Даже ветер, превращенный скоростью состава в лезвие бритвы, не казался совсем ужасным. Спокойная и мягкая красота, окружающая со всех сторон, обволакивала и отвлекала. Захватывала и погружала глубоко в себя, заставляя думать не о войне и смерти. Хотелось остановиться, встать и любоваться пейзажем, таким прекрасным в мягком серебре луны и бликах сверкающего снежного покрова. На какой-то момент Куминову захотелось этого так сильно, что он еле удержался от того, чтобы перепрыгнуть на локомотив к Воронкову и остановить состав. Да вот и ветер стал не таким режущим, почувствовал капитан, начал успокаиваться…

Успокаиваться?!! Мимо пронеслось дерево, покрытое инеем. Куминов сначала не понял причины собственной настороженности. Проводил его глазами. Всмотрелся…

Ветер ничуть не успокаивался. Сучья и ветви ходили ходуном от его напора. А вот ход состава стал значительно падать. И что-то мягко давило со стороны Саши, становясь все тяжелее. Сзади звякнуло, падая и