Ганнибал - Лансель Серж

Нашествие Ганнибала, сопровождавшееся разорением оккупированных италийских земель, особенно в центральной и южной частях полуострова, и, как следствие, сокращением налоговых поступлений в римскую казну, нанесло удар огромной силы по традиционному хозяйственному укладу и вынудило Рим искать новые формы его существования. Колоссальный материальный урон, нанесенный вражеской армией, усугубила политика «выжженной земли», начиная с 217 года применявшаяся по инициативе Фабия Максима в самнитских и кампанских областях. Наконец, вытеснив карфагенян с захваченных территорий, Рим провел широкомасштабную конфискацию среди жителей городов и сел, переметнувшихся на сторону Ганнибала. Эта мера коснулась не только Капуи, но и значительной части Самния, Лукании, Апулии и Бруттия. В результате в конце III — начале II века до н. э. мелкие собственники и свободные земледельцы, лишенные своих наделов, в массовом порядке стали покидать свои бывшие владения в Центральной и Южной Италии, чтобы пополнить ряды городского плебса, в том числе и римского. Их поля переходили в собственность крупных рабовладельцев, либо превращались в пастбища, либо и вовсе пустовали. Последствия кризиса, потрясшего основы сельского хозяйства, продолжали сказываться вплоть до конца II века и даже позже. Продуктивность его так и не восстановилась, и отныне Италия все больше кормилась за счет новых провинций, особенно за счет Сицилии, сделавшейся настоящей римской «житницей». В то же время упадок сельского хозяйства благоприятно сказался на стремительном развитии ремесленного производства и торговли промышленными изделиями. В своем трактате «О сельском хозяйстве» (135, 1–3), написанном на склоне лет (около 165–160 гг. до н. э.), но, очевидно, обобщившем опыт нескольких предшествующих десятилетий, Катон Цензор приводит список «техники», которой пользовались в те времена в Южной и Центральной Италии. Любопытно, что автор в числе прочих упоминает и некоторые из городов, «отличившихся» в годы войны с Ганнибалом: Калы, Венафр, Помпею, Капую, Нолу. Что касается Кампании, то уже к началу II века эта область стала серьезной соперницей традиционно промышленно развитой Этрурии, и не только в изготовлении керамики, в которой она вообще не знала себе равных и буквально наводнила своей посудой весь западный бассейн Средиземноморья.

Процесс торгово-промышленного роста сопровождался укреплением позиций сословия всадников, чьи представители, дотоле вынужденные ограничивать свои карьерные устремления цензорством либо службой в гражданских учреждениях, открыли для себя новое, баснословно выгодное поле деятельности, из-за официальных ограничений недоступное сословию сенаторов. В самом начале войны с Ганнибалом, или в 218, или, что вероятнее, в 219 году, народный трибун Кв. Клавдий сумел протолкнуть «плебисцит», запрещающий сенаторам и сыновьям сенаторов владеть грузовыми судами вместимостью более 300 амфор. Предполагалось, что этих 300 амфор вполне достаточно для отправки на рынок урожая, собранного в личном поместье, а более масштабные поставки означали бы участие в торговом предприятии, несовместимое с сенаторским достоинством (Тит Ливий, XXI, 63, 3–4). Нетрудно догадаться, какую бурю страстей вызвало обсуждение проекта этого закона в сенате. И хотя поддержал его один лишь народный трибун Фламиний, занявший пост консула в 217 году, а вскоре сложивший голову в битве при Тразименском озере, закон получил одобрение комиций и был принят. Разумеется, любому сенатору ничего не стоило его обойти, прибегнув к посредничеству подставных лиц, и даже добродетельный Катон не брезговал пользоваться тем, что тогда именовали «корабельным барышом» (Плутарх, «Катон Старший», 21, 6). Но все-таки этот закон, ограничив предпринимательскую активность сенаторов, объективно играл на руку всадникам, пока, двумя столетиями позже, у них не перехватили инициативу отпущенники. Для всадников как сословия, получившего на откуп торговлю и военные поставки, началась эпоха обогащения. Сколотив состояние на купле-продаже тех или иных товаров, они, действуя по логике всякого доиндустриального общества, вкладывали средства в землю. Так возникли латифундии. В те же самые годы, сразу после разгрома римской армии под Каннами, всадники нашли для себя еще один способ экономического самоутверждения, организовав первые общества «откупщиков». Из-за резкого падения налоговых сборов римская казна в ту пору совершенно опустела. И в 215 году в ответ на призыв претора по делам римских граждан, должность которого занимал тогда Кв. Фульвий Флакк, вскоре во второй, а затем и в третий раз избранный консулом, три «общества», объединившие 19 членов, взяли подряд на снаряжение армии Сципионов, воюющей в Испании. Взамен они получили не только освобождение от военной службы, но и государственные гарантии на возмещение убытков, если предоставленные ими корабли погибнут в штормах или будут затоплены врагом (Тит Ливий, XXIII, 49, 1–2). Некоторое время спустя в Риме один за другим разразились два крупных скандала, наглядно продемонстрировавшие и деловую хватку всадников, и пороки сложившейся системы. В 213 году бывший откупщик Т. Помпоний Вейентан, известный мошенник, успевший нажиться как за счет государства, так и за счет своего собственного «общества», удалился в Бруттий и сколотил здесь боевой отряд, на самом деле — самую настоящую шайку грабителей. В одной из схваток с карфагенянами, которыми командовал помощник Ганнибала Ганнон, он и сложил свою буйную голову, причем, как подчеркивает Тит Ливий (XXV, 1, 4), жалеть о нем не стал никто. Через год произошел еще более неприятный инцидент. Уроженец города Пирги М. Постумий попался на незаконном получении правительственной компенсации за свои якобы погибшие корабли с грузом продовольствия для испанской армии. Любопытно, что несколько судов — старых и почти непригодных для использования — он и в самом деле приказал затопить, предварительно освободив их от груза. Во время судебного заседания подручные откупщиков подняли шум, так что инициатору создания системы откупа Фульвию, который тогда в третий раз исполнял обязанности консула, пришлось передать дело в сенат. На имущество Постумия наложили арест, а его самого приговорили к высылке за пределы Рима. Такая же участь ждала и его сообщников (Тит Ливий, XXV, 4). Впрочем, сама система откупа не пострадала. Конечно, откупщики представляли собой очень небольшую часть сословия всадников (Cl. Nicolet, 1974, р. 318), однако начиная с конца III века они пользовались огромным влиянием и, несмотря на свою малочисленность, играли в жизни римского общества весьма заметную роль.

Как мы уже упоминали выше, в эти же героические годы, с 215-го по 211-й, отмеченные смертельной опасностью для дальнейшего существования Рима и потребовавшие высшего напряжения сил, была с успехом проведена денежная реформа. Но ведь поспешность ее разработки диктовалась в первую очередь необходимостью спасения государственной казны от разорения, вызванного войной с Ганнибалом. Читатель, вероятно, помнит, что в 210 году правительство обратилось к гражданам с призывом о помощи, на который откликнулись сначала сенаторы, а следом за ними и всадники, взявшие на себя финансовое бремя содержания армии, в частности, оснащения боевого флота. К концу века, когда эти тревожные дни отошли в область тягостных воспоминаний, казна сполна возместила всем добровольным жертвователям их вклад. После 212 года появился и новый источник доходов — военная добыча, захваченная в Сиракузах, Капуе (211), Новом Карфагене (210), Таренте (209). Наконец, в 201 году начал выплачивать контрибуцию и побежденный Карфаген.

Вполне возможно, что в последние годы III века этих немалых средств едва хватало на покрытие гигантских военных расходов, исчислявшихся десятками миллионов динариев (P. Marchetti, 1978, pp. 241–274). Но уже в начале следующего, II века в Италию бурным потоком потекли богатства из Испании, Греции и Малой Азии. В 195 году, в пору консульства Л. Валерия Флакка и М. Порция Катона, произошло весьма знаменательное событие — публичное обсуждение закона Оппия. Этот закон, принятый двадцатью годами раньше — сразу после разгрома под Каннами — и названный по имени предложившего его народного трибуна, был направлен на строгое ограничение склонности женского пола к роскоши: римлянкам он запрещал носить золотые украшения весом более пол-унции и пышные наряды, а также разъезжать по городу в конных экипажах. И вот теперь в сенат поступило предложение отменить закон Оппия. Катон выступил с пламенной речью, в которой нам интересен не столько пронизывающий ее дух женоненавистничества, явления вполне реального, но для той эпохи слишком распространенного, чтобы заслужить наше особое внимание, сколько пророческие предостережения оратора против разъедающего яда роскоши (Тит Ливий, XXXIV, 2–4). Катону не удалось убедить современников, и закон все-таки отменили. Примечательно, что это произошло в тот самый год, когда для Ганнибала, вынужденного покинуть Карфаген, началась пора скитаний. Минуло немало лет, карфагенского полководца давно не было в живых, но когда Римская республика снова оказалась в опасности, а ее национальное единство под угрозой, в памяти народной первым всплыл образ Ганнибала — как символ давней беды, взывающей к единству и сплоченности.