Золотой дождь - Джон Гришэм

Оба в унисон прикладываются к стаканчикам, затем Драммонд говорит:

— Я бы хотел уладить это дело миром, Руди. Поверьте, наши позиции достаточно крепки, и мы не сомневаемся в благоприятном для нас исходе. При равных шансах, мы бы выиграли дело уже завтра. Я уже одиннадцать лет не знаю поражений. Судебные баталии — моя излюбленная стихия. Но этот судья настолько предубежден, что просто пугает меня.

— Сколько? — прерываю я его разглагольствования.

Оба ежатся и елозят, словно страдают от острого геморроя. Болезненная тишина, затем Драммонд говорит:

— Мы готовы удвоить сумму. Сто пятьдесят тысяч. Ваша доля — тысяч пятьдесят, а ваш клиент получит…

— Считать я и сам умею, — говорю я. Нечего ему совать нос в мои дела. Он прекрасно знает, что я нищ как церковная крыса, а пятьдесят тысяч для меня — недосягаемая мечта.

Пятьдесят тысяч долларов!

— И что мне делать с вашим предложением? — спрашиваю я.

Кили и Драммонд обмениваются озадаченными взглядами.

— Мой клиент мертв. На прошлой неделе мать его похоронила, а теперь вы хотите, чтобы я предложил ей эти деньги в порядке отступного.

— Было бы вполне этично…

— Только не читайте мне лекцию по этике, Лео. Хорошо, будь по-вашему. Я передам ей ваше предложение, но готов держать пари, что она пошлет вас к черту.

— Мы скорбим о смерти мальчика, поверьте, — голос Кили преисполнен печали.

— Да, мистер Кили, я вижу, что вы убиты горем. И я передам ваши соболезнования семье покойного.

— Послушайте, Руди, мы ведь только хотим как лучше, — пытается вывернуться Драммонд.

— Где же вы раньше были? — не выдерживаю я.

Воцаряется молчание, мы все потягиваем свои напитки. Драммонд улыбается первым.

— Скажите, Руди, чего хочет эта дама? Чем мы можем ей помочь?

— Ничем.

— Почему?

— Вы бессильны ей помочь. Ее сын умер, и вам не воскресить его.

— Зачем тогда доводить дело до суда?

— Чтобы разоблачить ваши махинации.

И снова они ежатся в креслах. И обиженно хмурятся. И пьют виски с содовой.

— Она хочет вас изобличить, а потом — пустить по миру, — добавляю я.

— Мы ей не по зубам, — заносчиво говорит Кили.

— Это мы увидим. — Я встаю и тянусь за портфелем. — Можете меня не провожать.

Глава 38

Медленно, но верно в нашей конторе начинают накапливаться признаки деловой активности, достаточно пока скромной и непритязательной. Повсюду разложены стопки тонких папок; мы стараемся держать их на виду, чтобы они сразу бросались в глаза случайно забредшему клиенту. Я веду почти дюжину дел, ожидающих рассмотрения в суде — в основном, это мелкие преступления, хотя есть среди них и несколько довольно серьезных. Дек уверяет, что у него скопилось уже около тридцати дел, но, на мой взгляд, он преувеличивает.

Телефон теперь звонит все чаще и чаще. Требуется немало самообладания, чтобы заставить себя пользоваться аппаратом, в котором установлено подслушивающее устройство, и мне каждый день приходится себя преодолевать. Я всякий раз напоминаю себе, что это вторжение в нашу частную жизнь было осуществлено лишь после вынесения судебного постановления. Ордер подписал судья, а раз так, то ничего противозаконного тут нет.

Передняя комната по-прежнему заставлена взятыми в аренду столами, на которых громоздятся документы из дела Блейков, и зрелище это внушает уважение: да, в этой конторе трудятся серьезные люди.

Как бы то ни было, выглядит наша контора оживленнее. После нескольких месяцев совместной деятельности наши среднемесячные накладные расходы не превышают каких-то жалких тысячи семисот долларов. Совокупный же доход в среднем составляет три тысячи двести, так что на жалованье, которое мы с Деком делим на двоих, и из которого предстоит ещё уплатить налоги, остается всего полторы тысячи.

И все же мы сводим концы с концами. Наш самый выгодный клиент — Деррик Доуген, и в случае, если нам посчастливится договориться о выплате ему двадцати пяти тысяч баксов (это верхний предел страховки Доугена), тогда дышать нам сразу станет легче. Не знаю почему, но мы надеемся, что дело это разрешится до Рождества. Особого смысла в этом нет, ведь дарить подарки мы с Деком никому не собираемся.

Я собираюсь в течение всех праздников заниматься делом Блейков. Февраль уже не за горами.

* * *

В сегодняшней почте нет ничего необычного. Вернее — почти ничего. Как ни удивительно, но среди груды конвертов нет ни одного с эмблемой «Трень-Брень». Случай настолько редкий, что я глазам своим не верю. А вот вторая неожиданность настолько меня потрясает, что я с минуту бесцельно слоняюсь по конторе, собираясь с мыслями.

Конверт крупный, квадратной формы, мои фамилия, имя и адрес написаны от руки. Внутри — приглашение посетить предрождественскую распродажу золотых цепочек, браслетов и ожерелий в ювелирном магазинчике нашего торгового центра. Такие приглашения приходят с каждой почтой, и обычно я выбрасываю их сразу, не читая.

Но внизу этого, под расписанием работы магазинчика изящным почерком выведено имя: Келли Райкер. И больше ничего. Ни строчки. Только имя.

* * *

Вот уже почти час я брожу по торговому центру. Наблюдаю за детишками, которые катаются на коньках по льду, залитому прямо посреди торговых рядов. Ватаги подростков бороздят сверкающую ледяную гладь. Я покупаю на втором этаже какую-то разогретую китайскую снедь на тарелочке и уплетаю её, опираясь на балюстраду, прямо над ледовым катком.

Ювелирный магазин — лишь один из великого множества лавчонок, разместившихся под крышей гигантского торгового центра. Келли я заприметил почти сразу — стоя за кассовым аппаратом, она пробивала чек клиенту.

Я вхожу в ювелирный магазин следом за какой-то парочкой и медленно приближаюсь к длинному застекленному прилавку, за которым Келли Райкер обслуживает очередного покупателя. Она поднимает голову, узнает меня и улыбается. Я отступаю на несколько шагов, облокачиваюсь на прилавок и начинаю изучать ослепительно сияющие золотые цепи, толстые, как канаты. Народу в магазине, как сельдей в бочке. Шестеро продавцов оживленно щебечут, показывая покупателям драгоценности в красивых футлярах.

— Чем могу вам помочь, сэр? — спрашивает Келли, подходя ко мне и останавливаясь, так что нас разделяет только прилавок. Я смотрю на неё, и сердце мое тает.

Мы оба улыбаемся; не слишком долго, чтобы не привлекать внимания.

— Так, смотрю просто, — говорю я. Похоже, никто нас не замечает. — Как у тебя дела?

— Все в порядке. А у тебя?

— Прекрасно.

— Показать тебе что-нибудь? — воркует Келли. — Вот здесь у нас распродажа.

Она показывает пальцем, и я вижу золотые цепочки — такие носят сутенеры.

— Очень мило, — громко говорю я. И тут же спрашиваю, уже шепотом: — Мы можем поговорить?

— Не здесь, — отвечает она, пригибаясь ко мне. Мои ноздри щекочет тонкий аромат её духов. Келли отпирает ящик, отодвигает панель и достает золотую цепочку длиной дюймов в десять. Раскладывает цепочку передо мной и тихонько говорит: — В дальнем конце центра есть кинотеатр. Купи билет на фильм с Эдди Мерфи. Центр, последний ряд. Я приду через полчаса.

— Эдди Мерфи? — переспрашиваю я, восхищенно ощупывая цепочку.

— Красивая, да?

— Изумительная. Обожаю такие. Но все-таки хотелось бы ещё поосмотреться.

Келли забирает у меня цепочку.

— Возвращайтесь, сэр, мы будем вас ждать, — приглашает она, улыбаясь. Словно всю жизнь за прилавком простояла.

Я ухожу на ватных ногах. Я знаю — Келли придет, она ведь заранее все это продумала: кинотеатр, фильм с Эдди Мерфи, ряд и место. Устроившись рядом с Санта-Клаусом, который уже едва не валится с ног от усталости, я выпиваю чашечку кофе, пытаясь представить, что скажет мне Келли, что она задумала. Чтобы не скучать на фильме в одиночестве, я жду почти до самой последней минуты и лишь тогда покупаю билет.

В зале человек пятьдесят, а то и меньше. Много подростков, хотя фильм относится к категории «R» — то есть подросткам моложе 17 лет доступ на него ограничен. Они сидят в первых рядах, гогоча и хихикая в ответ на каждое скабрезное словечко. Последний ряд пустует.

Келли входит несколько минут спустя и усаживается по соседству со мной. Закидывает ногу на ногу, и юбка задирается, на несколько дюймов обнажая её ножки над коленями. Я не могу отвести от них глаз.

— Ты часто здесь бываешь? — спрашивает Келли, и я невольно смеюсь. Она держится как ни в чем не бывало. Меня же просто колотит.

— Здесь мы в безопасности? — спрашиваю я.

— От кого?

— От твоего мужа.

— Да, сегодня у них мальчишник.

— Опять за ворот закладывает?

— Да.

Меня охватывают тревожные предчувствия.

— Но не так уж много, — добавляет Келли после некоторого раздумья.