Разгадка 1937 года - Юрий Емельянов

Даже апрельский номер «Мурзилки» за 1938 год открывался передовой статьей: «Да здравствует советская разведка!» Она начиналась словами: «Ребята! Наши славные чекисты во главе с Николаем Ивановичем Ежовым, народным комиссаром внутренних дел, разоблачили еще одно змеиное гнездо врагов советского народа». Статья завершалась стихами казахского акына Джамбула Джабаева:

… Враги нашей жизни, враги миллионов, —Ползли к нам троцкистские банды шпионов,Бухаринцы, хитрые змеи болот,Националистов озлобленный сброд,Они ликовали, неся нам оковы,Но звери попались в капканы Ежова.Великого Сталина преданный друг,Ежов разорвал их предательский круг.Раскрыта змеиная, вражья породаГлазами Ежова — глазами народа.Всех змей ядовитых Ежов подстерегИ выкурил гадов из нор и берлог.Разгромлена вся скорпионья породаРуками Ежова — руками народа.

Хотя Ежов всё еще оставался кандидатом в члены Политбюро и занимал девятое место в иерархии высших руководителей Советской страны следом за семью тогдашними членами Политбюро и кандидатом в члены Политбюро А. А. Ждановым, в резолюциях массовых митингов и собраний его имя звучало рядом с именем Сталина. Поэтому его назначение 9 апреля 1938 года на пост наркома водного транспорта СССР при сохранении прежней должности не вызвало ни у кого подозрений в том, что готовится почва к его падению. Практика совместительства была широко распространена в это время.

Глава 26

Заговор руководства НКВД и его провал

В то же время соратники Ежова осознавали, что курс на массовые репрессии зашел в тупик. За падением Постышева, Эйхе, Косиора и многих других инициаторов и проводников этого курса могли последовать резкие перемены по отношению к деятельности НКВД. Несмотря на то, что постановление январского пленума 1938 года не затронуло НКВД, оно насторожило бывшего видного работника ОГПУ Ефима Георгиевича Евдокимова, занимавшего в это время пост первого секретаря Ростовского обкома партии и сохранявшего близкие связи с другими бывшими работниками ОГПУ Северного Кавказа. «Северокавказцы» занимали ведущие позиции в руководстве НКВД СССР.

Позже, на следствии, Фриновский говорил, что во время заседаний январского пленума на даче у Ежова состоялась беседа, в которой участвовали «северокавказцы». Один из них, Евдокимов, выразил опасения, что, мол, «подбираются и под нас».

Логика борьбы толкала Евдокимова, Фриновского, а также ряд ведущих работников НКВД к столкновению со Сталиным, прежде чем он нанесет удар по тем, кто был активными проводниками политики Эйхе и других секретарей местных партийных организаций. В отличие от репрессированных в 1937–1938 годах партийных руководителей руководители НКВД были сплоченной группой, и они обладали мощными рычагами силовых структур. Наумов пишет: «Убежден, что ни Фриновский, ни Евдокимов, ни Вельский, ни Берман не стали бы ждать, как их уничтожат». Поэтому среди ведущих работников НКВД возникала мысль о том, что Ежов должен сместить Сталина. Жена ответственного работника НКВД Агнесса Миронова в дневнике писала: «Нам казалось, что Ежов поднялся даже выше Сталина». Комментируя эти слова, Л. Наумов писал: «Мысли эти, судя по тексту мемуаров, относятся где-то к середине 1938 года. А вот кто это „мы“, у которых такие мысли? Судя по тексту мемуаров Мироновой, общалась она тогда только с членами своей семьи, с братом С. Миронова — разведчиком Давидом Королем и его семьей Фриновских».

Если продолжить сравнение с миром фантастических искусственных чудовищ, то можно сказать, что Голем, который не мог самостоятельно мыслить, превращался во взбунтовавшегося Франкенштейна, который мог погубить тех, кто изначально контролировал его действия. Выступление руководства НКВД в защиту своих интересов могло погубить страну.

Однако слабым звеном в планах заговорщиков оказался сам Ежов. Авиаконструктор А. С. Яковлев вспоминал, как Сталин позже возмущался поведением Ежова: «Звонишь в наркомат — уехал в ЦК, звонишь в ЦК — уехал в наркомат, посылаешь на квартиру — вдребезги пьяный валяется». Поэтому планы по смещению Сталина стали разрабатывать люди из ближайшего окружения Ежова: Фриновский, Евдокимов, Берман, Вельский и другие.

На основе собранных им данных Леонид Наумов пришел к таким выводам: «Весной 1938 года деятельность руководства НКВД вышла из-под контроля Сталина. В политических реалиях СССР 1930-х гг. это означает „заговор“». Говоря об особо активной заговорщической роли «северокавказцев», Наумов писал: «В июле — августе 1938 года „северокавказцы“ (Евдокимов, Фриновский, их сторонники) имели реальную возможность придти к власти… „Северокавказцы“ не просто контролировали ГУГБ и часть регионов страны… „Северокавказцы“ контролировали отдел охраны и спецотдел и могли ликвидировать вождя (да и других членов Политбюро) практически без труда. Они не сделали это просто потому, что еще не поняли, что это надо сделать — „сейчас или никогда“… Они не сделали этого прежде всего потому, что не поняли, что „момент настал“. Так „Голем“, или новый „Франкенштейн“ восстал против тех, чью власть до сих пор он признавал. Руководство НКВД готовилось нанести удар по Сталину».

В течение месяца Фриновский фактически возглавлял НКВД, так как Ежов занимался в основном новыми для него делами наркомата водного транспорта. В это время Фриновский проявил большой интерес к лаборатории, где изготовлялся яд, способный имитировать смерть от сердечного приступа. Наумов пишет: «Если бы „северокавказец“ Алехин, у которого, собственно, и хранились ключи от шкафа с ядами, по инициативе „северокавказца“ Фриновского передал бы яд начальнику охраны Сталина „северокавказцу“ Дагину, то у последнего были бы все возможности организовать смерть вождя „как бы от сердечного приступа“. Минуя посредничество Фриновского, и Алехин, и Дагин действовать возможно, побоялись бы…

Но в июле — августе 1938 года Фриновский организовать покушение не мог — он очень своевременно для Сталина был на Дальнем Востоке. Когда же 25 августа он вернулся в Москву, то узнал, что его переводят из НКВД и заменяют Берией. А Берия, приехав в начале сентября в Москву, первым делом уже 13 сентября арестовал именно Алехина».

Отзыву Фриновского на Дальний Восток и резкой перемене отношения Сталина и его соратников к руководству НКВД способствовало чрезвычайное происшествие в работе наркомата в этом стратегически важном регионе СССР, который постоянно был в центре внимания советского правительства. С 31 июля 1937 года Управление НКВД по Дальнему Востоку возглавлял Г. С. Люшков. С ним приехала целая команда новых сотрудников Управления из Ростова-на-Дону, где до этого работал Люшков.

Судьба Люшкова до июня 1938 года, во многом типичная для видных работников НКВД тех лет, подробно описана в книге М. Тумшиса и А. Папчинского «1937. Большая чистка. НКВД против ЧК». Сын одесского портного Генрих Самойлович Люшков уже в 20 лет, в 1920 году, стал работником Одесского ЧК. Проработав в пограничных отрядах и местных органах ГПУ, Люшков с мая 1930 года возглавил Секретный отдел ГПУ УССР, а уже через год был переведен в Москву, где работал в руководстве Секретно-политического отдела НКВД СССР. В августе 1936 года Люшков был послан в Азово-Черноморский край и был назначен начальником местного Управления НКВД. Он пребывал на этом посту до июля 1937 года.

В своем письме Сталину от 8 сентября 1937 года возглавлявший тогда Дальневосточный край И. М. Варейкис восхищался деятельностью нового местного руководителя НКВД: «После приезда в край… Люшкова было вскрыто и установлено, что активную роль в правотроцкистском Дальневосточном центре занимал бывший начальник НКВД Дерибас. Участником заговора является также его первый заместитель — скрытый троцкист Западный. Второй заместитель Барминский (он также начальник особого сектора ОКДВА) оказался японским шпионом. Арестованы как японские шпионы и участники заговора: Винзель — начальник НКВД во Владивостоке, Давыдов — начальник НКВД Амурской области (г. Благовещенск). Входил в состав правотроцкистской организации Пряхин — начальник НКВД Уссурийской области, Богданов — начальник политического управления пограничных войск и значительная часть других чекистов».

Как отмечали М. Тумшис и А. Папчинский, «лишь за август 1937 года Люшков и его „коллеги“ из Ростова-на-Дону арестовали более 20 руководящих сотрудников краевого управления НКВД. Неприязнь Люшкова вызвала у него также работа крайкома и самого Варейкиса. Люшков сообщал в Москву 19 сентября 1937 года: „Вообще не чувствуется, что крайком ВКП(б) активно включался сам и мобилизовал парторганизации на активное разоблачение врагов или подхватывал проводимые УНКВД аресты для выявления всех связей. Во всем этом имеет значение стиль работы самого Варейкиса, мало соответствующего обстановке Дальневосточного края — слишком много заботы о себе и своем отдыхе“». 10 октября Варейкис был арестован.