Жемчуг проклятых - Маргарет Брентон

Пока что она не решила для себя, стоит ли прощать тех, кто не просит прощения, или это будет неразумная трата доброты, которую можно израсходовать как-то иначе.

— И когда же вы успели настряпать столько вкусностей, — он отщипнул кусок кекса, рассыпая по скатерти сахарную пудру, и подмигнул племяннице. — Ты, кстати, знаешь, что на староанглийском означает слово «леди»?

— Нет, сэр, я слишком молода, чтобы это помнить. Так что же?

— Та, что печет хлеб.

— Значит, вы все же признаете меня леди! — восторжествовала Агнесс.

— Зависит от того, насколько вкусен кекс, — дядюшка пожевал кекс и, судя по блаженству, смягчившему его строгие черты, незамедлительно повысил ее в ранге.

Ароматный пар, оседавший росой на плафонах лампы, подсказал Агнесс, что чай готов, и девушка подхватила чайничек, чтобы переместить его на треножник в центре. Пусть гости полюбуются лазурными узорами, оплетавшими бока чайника. У чая, который польется из его нежно-кремового носика, наверное, сразу появится вкус сливок.

— Кстати, я не знала, сколько гостей придет и заварила на шестерых. Это много или мало? — уточнила королева вечера.

— Это много. Мы ждем одного гостя.

— А кого?

— Мистера Ханта, — сообщил дядюшка невесело.

Агнесс не сразу поняла, что произошло. Зажмурилась. Открыла глаза. Чайник лежал на боку, из него струилась темно-янтарная влага и растекалась по столу. Чай был заварен идеально, и скатерть впитывала его с удовольствием, можно сказать, с аппетитом. Брызги виднелись повсюду, даже на лепестках дикой розы.

Даже на белом платке мистера Линдена.

Ничего не понимая, Агнесс смотрела на свои руки. На свои никчемные, предательские руки, которые следовало тотчас же отрезать тупой пилой. Предварительно отхлестав их тростью, чтобы больше так не делали. Но потом все равно отрезать.

Как она могла уронить чайник? При дяде…

Словно похоронный колокол, застучал дверной молоток.

…и прямо перед приходом врага!

На порчу имущества пастор отреагировал с хладнокровием, только бант на груди поправил, но когда племянница зашлась в рыданиях, потянулся к ней через стол. Агнесс отскочила.

— Что с тобой? — изумился мистер Линден. — Я же тебя не браню!

— Ну и что с того?… зато про себя… вы такое про себя думаете!.. что я ничего не умею… а я так старалась, а теперь все, все испорчено!.. и скатерть… такая красииивая!

Все те слезы, которые она не успела выплакать утром, потому что одним своим касанием барон Мелфорд заморозил их у нее в глазах, растаяли от стыда и хлынули потоком, неудержимые, как половодье. Полжизни бы Агнесс отдала, чтобы вернуть назад те полсекунды, за которые запотевший чайник выскользнул у нее из рук. Ее первое взрослое чаепитие! Столько стараний, и все насмарку!

Агнесс уже ничего не видела, но почувствовала по движению воздуха, что ладонь дядюшки зависла у нее над щекой. Видимо, пастор примерялся, как бы ударить ее покрепче и остановить тем самым истерику. «Ну и пусть!» — решила Агнесс, не уклоняясь от пощечины: «Пусть бьет, я заслужила». Но мистер Линден продолжал водить рукой, и кожа Агнесс почему-то начала пощипывать. Неужели от его гневного взора? Или от жгучих слез?

— Вот и готово, — непонятно к чему сказал дяди и приказал коротко: — Высморкайся и встречай гостя, — коротко распорядился дядя. — Я обо всем позабочусь.

«Да о чем же он позаботится?», — думала Агнесс, опрометью выбегая из столовой, подальше от мерзкого пятна. Так и не услышав колокольчик для прислуги, она поняла — это конец. Опозорена навеки. В самом деле, не будет же джентльмен, хозяин дома, самолично перестилать скатерть? Да и когда успеет, если гость на пороге? А служанку он не позвал. Значит… значит…

Ну конечно!

Ведь он все время, просто все время над ней издевается!

Да разве он притронется к скатерти? Только чашки в сторону сдвинет, чтобы ее промах виднелся явственнее.

Агнесс представила, как ей придется стоять, низко опустив голову, с полыхающими ушами, пока эти двое обсуждают ее недостатки. «Извините мою племянницу, сэр, она такая неуклюжая». — «Да, сэр, совершенно безнадежна». — «Послушаем, что на сей счет говорит пророк Исайя…»

Когда Агнесс, сдерживая всхлипы, выскочила в холл, гость отдавал Сьюзен свою трость и цилиндр. Под мышкой он держал сверток, увесистый и с острыми углами, упакованный в плотную серую бумагу.

Только тут девушка вспомнила, что, собственно, стало причиной чайной катастрофы — перед ней стоял враг. Вдвойне ужасно. Быть растоптанной на глазах у врага!

Но не реветь же перед ним, точно девчонка, которую изгнали из гостиной и отправили спать чуть раньше, чем она рассчитывала.

— Добрый вечер, сэр, — присела Агнесс.

— Мисс Тревельян, — гость тоже церемонно поклонился. — Вы чем-то огорчены?

То было величайшее преуменьшение от начала времен.

— Ничего подобного, сэр, я очень весела. Не угодно ли пройти в столовую? Мистер Линден вас ожидает, — произнесла она таким тоном, словно приглашала его занять место у эшафота, где ее скоро четвертуют.

— Что ж, не будем заставлять ждать нашего милейшего ректора, — согласился гость, левой рукой прижимая к груди сверток, правую сгибая и предлагая Агнесс. Она и забыла, что именно так хозяйка должна вести в столовую гостя! Двумя пальцами она прикоснулась к его руке и едва подавила дрожь, когда по ним скользнула траурная лента, стянувшая его рукав чуть выше локтя. Такое внезапное отвращение возникает, когда просыпаешься от прикосновения к лицу и понимаешь, что по нему только что пробежал паук, а то и мышь хвостом задела.

Но по кому мистер Хант носит траур? Ронан думал, что по тетушке Джин, но так ли это? Агнесс решила проверить эту версию и заранее огорчилась, представив себе его неуместную радость. Ее не покидала уверенность, что кончину любого родственника Ронан воспримет на ура.

И все-таки следовало расспросить мистера Ханта, прежде чем она погрузится в пучину позора, потому что тогда он уже ни на один ее вопрос не ответит. Не сочтет ее достойной ответов.

Но мистер Хант дошагал до столовой чересчур быстро, даже на грани неучтивости: только близкие друзья могли бросаться в комнаты, обгоняя сопровождающую их хозяйку или служанку. Не успела! Повесив голову, которая вообще ни на что не годилась, Агнесс вошла вслед за ним.

И вышла.

И снова вошла.

Потому что зрелище, поджидавшее ее там, могло быть только обманом зрения.

Это какой-то особый мираж, возникающий в суровом северном климате и вблизи вересковых пустошей…

Так же не бывает…

Сходу Агнесс сумела подобрать объяснение только для чистого пасторского платка. Он так и сиял белизной, ни единой бурой крапинки! Положим, платок мистер Линден успел поменять. Это не так уж трудно, учитывая, что он в любом случае обходится без камердинера.