Стервятник - Александр Бушков

– Странно, – задумчиво сказала Даша. – Женскую психологию я понимаю, как женщина, а психологию этих девочек хорошо представляю, как сыщик… Гораздо предпочтительнее было бы взять вас с собой на этот девичник – примитивно похвастаться женихом.

– Не у всех же психология укладывается в ваши схемы.

– Ну разумеется, – сказала Даша. – Значит, вечером десятого, когда Миладову убили, вы были дома… Вот только подтвердить этого никто не может, а?

– И опровергнуть тоже, – спокойно сказал Родион, сделал вид, что спохватился. – Вы что же… меня подозреваете?

– Вы детективы читаете?

– Иногда. Не особенно люблю.

– Но все же читали, что подозревают обычно всех? Верно? Между прочим, в жизни так оно и бывает.

– А как насчет презумпции невиновности?

– Помилуйте, никто ее не отменял, – сказала Даша. – Я вас ни в чем не обвиняю. Это функция прокурора. А функция сыскаря – подозревать на первых порах все ближайшее окружение погибшего. Или погибшей. Досаждать всем и каждому неприятными, нескромными вопросами…

– И требовать ответов?

– Не в данной ситуации. Это беседа, напоминаю. Можете выгнать меня в любой момент, написать потом заявление, либо просто пожаловаться на бесцеремонность майора Шевчук, либо красиво расписать, как я ворвалась к вам с пистолетом наголо, пьяная или обкуренная, грозила «испанским сапогом», изнасиловать пыталась… Да вы не смущайтесь, многие пишут… словом, я могу уйти.

– Ну что вы, никто вас не гонит, – сказал Родион. – Мы люди законопослушные, скрывать нечего…

– Вы просто молодец, – сказала Даша с легкой насмешкой. – Так вот, Родион Петрович… Какой-то детектив так и назывался – «Подозреваются все»…

Родион никак не хотел, чтобы она уходила: как-никак появился шанс узнать, что они думают и в каком направлении ведут поиск. Задавая вопросы, она невольно обозначит эти направления…

– И, в отличие от всех, ваша ситуация не в пример запутаннее, – продолжала Даша. – В течение буквально нескольких дней погибли ваша жена и девушка, на которой вы собирались жениться. Боже упаси, это не намек. Просто весьма неприятное совпадение, на которое, признаюсь вам откровенно, любой сыскарь сразу делает стойку, как сеттер на дичь. – Большие глаза были холодными и дерзкими. – Особенно если мы вспомним, что алиби на момент смерти вашей жены вам обеспечивала невеста…

– Что значит – обеспечивала? – Родион впервые повысил голос.

– Простите, оговорилась, – без малейшего раскаяния в голосе поправилась Даша. – Подтвердила ваше алиби, о чем дала официальные показания. Только это не меняет дела. Гибнет ваша жена, вслед за чем при столь же таинственных обстоятельствах гибнет единственный, кто мог подтвердить ваше алиби…

Родион посмотрел ей в глаза:

– Мне-то зачем убивать человека, подтвердившего мое алиби?

– Ну что вы, никто не говорит…

– Нет уж, простите! Тут и дурак поймет, куда вы клоните. Выражаясь цинично, Соня – это мое алиби…

– Ваше алиби – это Сонины показания, которые отныне могли преспокойно существовать и сами по себе, без Сони, ничуть не утратив ценности…

– Вот теперь мне и в самом деле хочется вас послать, – сказал Родион, гордясь собственным хладнокровием. – Материально. – Усмехнулся. – Но у меня не хватит духу послать по матери женщину с такими ножками…

– Да, и вообще я прелесть… – рассеянно промолвила Даша. – Можно опять положить ногу на ногу?

– Не юродствуйте.

– Я и не думаю, Родион Петрович…

– Ладно, – сказал он. – Я не ребенок, прекрасно понимаю, куда вы клоните. Я убил их обеих, да? В таком случае должен же я иметь мотивы, вам не кажется? Или, может, я маньяк? Чикатило? Вы не боитесь, что и вас убью?

– Чтобы попробовать меня убить, Родион Петрович, надо очень постараться, – сообщила она спокойно. – Пробовали, было… Жива, как видите.

– Так как насчет мотивов? У меня нет ни единого. Мне это было совершенно не нужно. Разумеется, можно раскудрявить экзотические версии – жена не давала развода, а что до Сони, известие о ее занятиях проституцией меня поразило, как гром с ясного неба, и я вгорячах… Глупости все это! Глупости, Даша… С женой мы расходились мирно и цивилизованно. За эту квартиру я не цеплялся. Ее мужики мне были до лампочки. Я ее уже практически вычеркнул из своей жизни, ясно вам? Даже наоборот, ее любовники были бы лишним козырем на случай, если она заартачится и не даст развода…

– Вы же говорили тогда, в УВД, что понятия не имели о ее любовниках?

– Я чисто теоретически сейчас рассуждаю…

– А-а…

– Далее, – продолжал Родион уверенно. – Предположим, я не знал, что Соня работала в эскорте, и новость обрушилась на меня, как…

– Как гром с ясного неба, – подсказала Даша невинно.

– За это не убивают. А если и убивают, то романтические юнцы, в существование которых в конце двадцатого века я как-то не верю. Дал бы по шее, выгнал, заявил, что меж нами все кончено… Нет никаких мотивов.

– Ой ли? – спросила Даша. – Предположим, ваша жена держала дома левые доллары, «черный опал». С бизнесменами это сплошь и рядом случается. Вы решили, что эти денежки вам пригодятся в новой жизни. Алиби обеспечивала Сонечка Мил адова. А потом вы решили, что делиться с ней не обязательно. Или узнали о ее работе в эскорте и побоялись, что девочка такого плана – ненадежный партнер, в чьем молчании и хладнокровии нельзя быть уверенным.

– Вы в самом деле во все это верите?

– Не особенно, – призналась Даша. – Я вам просто хочу доказать, что мотивы могли отыскаться.

– Ну как же, наслышан. Мастера вы подбирать мотивы.

Она по-кошачьи сузила глаза:

– Можете верить, можете нет, ваше право, не вижу смысла перед вами рассыпать клятвы… но я в жизни не фабриковала дел. – Она усмехнулась. – Возможно, не по врожденному благородству души, а из профессионального рационализма – пришить дело, откровенно вам скажу, не столь уж трудно. Вся загвоздка в том, что при этом истинный виновник останется на свободе, и мне же его ловить придется, потому что может не остановиться на достигнутом… В общем, предпочитаю дел не шить.

– У меня создалось другое впечатление.

– Родион Петрович, понимаю ваше благородное негодование, но при сложившейся ситуации любая полиция мира начала бы задавать вам вопросы… А иные мои знакомые из парижской префектуры на моем месте с вами бы поступили и покруче… Давно бы светили в лицо лампой и били кулаком по столу – врут французские фильмы насчет такого стиля, знаете…

– Хорошо, – сказал Родион. – В таком случае поступайте по закону. Предъявляйте обвинение…

– У нас оперативники обвинение не предъявляют. Не в Америке.

– Ну, пусть тогда прокуратура старается. А на будущее избавьте меня от подобных рандеву. Либо вызывайте официально, либо…

– Либо? – прищурилась Даша.

– Ну, не знаю, что там у вас…

– Мне уйти?

– Как хотите. Вообще-то, лицезрение ваших ножек мне доставляет эстетическое удовольствие… Вы всегда без лифчика ходите?

Увы, вывести ее из терпения не удалось.

– Когда как, – сказала Даша. – Весна, душа поет, весна – стало быть, и новые надежды… Родион Петрович, а почему вы сказали Марине Буториной, сестре вашей жены, что намереваетесь вкладывать деньги в ее предприятие, если собирались уехать из города насовсем?

И до Маришки добралась, тварь?!

– Я и не собирался, – сказал Родион. – Ну откуда у меня деньги?

– Тогда?

– Господи, да хотел произвести впечатление! – сказал он с хорошо рассчитанной яростью. – Если предельно откровенно – не без расчета на постель. Да, в это время у меня с Соней уже все было обговорено… Что, кобелей наша доблестная милиция тоже преследует?

– Нет, конечно, – при условии соблюдения ими законов.

– И как, я соблюл?

– Во всем, что касается Марины? Безусловно.

– Как вы поступили с фотографией, которую она вам отдала?

– Жене показал, – огрызнулся Родион.

– После чего решение о разводе и приняло вполне цивилизованные формы.

– Вот именно, – сказал он. – Так что не было мне нужды их убивать, после такого подарка судьбы. Как по-вашему, после беседы с демонстрацией снимка стала бы признаваться мне жена, что держит дома под кроватью левые доллары?

– Вряд ли…

– У вас все?

– Не совсем, – сказала Даша. – Хотелось бы поговорить еще и о Вершине…

– Бож-же мой, – покачал головой Родион. – Вы и его мне шьете? Не стесняйтесь, валите до кучи… Шея терпит.

– А кстати, где вы были во время его убийства?

– А когда его убили? Вернее, во сколько? – Родион был спокоен. – Вот уж где нет никаких точек пересечения, так это между мной и Вершиным…

– Вершиным или – Вершиными?

– Не понимаю, о чем вы, – сказал Родион.

– Я и сама, признаться, не все понимаю…

– Может, в таком случае, сначала сама с собой разберетесь, а потом станете приставать с разными глупостями?