Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

Тень касается его.

Это не просто холод, это леденящая агония, которая словно отгрызает его конечности, одну за другой. Ци Рех приветствует тень и то, что она делает с ним. За леденящим холодом, за убийственной мукой скрывается нечто большее — проверка.

И, ощутив его принятие, проверка превращается в законное право. Во владение тенью и постижение её. В отзвуках эха жрец слышит кивки — его сочли достойным.

— Сейчас! — кричит он.

— Сейчас! — зовет он.

— Сейчас! — гремит он.

Эхо подхватывает его зов, и приветливо подталкивая, уносит вдаль, через равнину. Гора слышит свирепую радость его поклонения, и не только она. Отголоски эха несут голос Ци Реха вдаль, к его последователям в лагере, и намного дальше. Он был благословлен, он был избран Ложей Эха, и теперь его голос присоединится к темному хору, обвивающему планету. На другой стороне Давина, заклинатели меньших лож услышат его среди иных отзвуков, являющихся к ним, и это поразит их.

Чувствует ли он обретенное могущество?

Да. Да.

Жди, говорит эхо.

Ещё, говорит эхо.

Ммммммммммм… — это голос его судьбы, все громче и все сильнее, на самом краю перерождения.

Ци Рех ждет, недвижимо, с раскинутыми в стороны руками, вглядываясь в бесконечную тьму. Его последователи взбираются на холм, числом тридцать один. Вместе с ним, их число тридцать два, священное собрание — восьмеричный путь Хаоса, умноженный волей четырех богов. Это верный сброд, ими можно жертвовать без сожаления, но их также стоит восхвалять за готовность погибнуть. Как и Ци Рех, они облачены в броню и несут оружие, и выделяются силой и статью среди своих собратьев. Они пришли из Ложи Гончего Пса, и потому, живыми или мертвыми, они вознесутся над всеми прочими давинцами.

Ци Рех ступает в тень, и они следуют за ним, вниз по обращенному к горе склону холма. Поверхность равнины покрыта трещинами с острыми краями. Часть паломников идет босиком, и, уже через несколько шагов, они начинают оставлять за собой кровавые следы. Никто не смеет помыслить о том, чтобы зажечь факел, ибо они идут в место, где рождается ночь, не видя дороги. Ци Рех единственный шагает уверенно, держась за путеводную нить предназначения. Его спутники лишены отзвуков-провожатых, и они блуждают во тьме. Они спотыкаются. Они падают. Никто не кричит, но Ци Рех знает, что за его спиной властвует боль и страдание плоти. Под ногами жреца хрустят тела насекомых, целыми потоками выползающих из трещин в стремлении насладиться ранами верующих.

Все так, как и должно быть. Грудь Ци Реха раздувается от гордости, и кажется, что он мог бы доплыть до горы в этой густой тьме, но нет. Он должен идти по равнине вместе со своими последователями и привести их туда, где они смогут сыграть предназначенную им роль. Они вознесены, как и вся Ложа Гончего Пса, но не избраны.

В отличие от него.

Он всегда был избран.

Все эти годы.

Нечто шевелится в безднах его разума, тонкое, как волос, но с жалом скорпиона на кончике. Что это? Ци Рех не может пока ухватить его смысл, но оно растет, становясь сильнее и настойчивее с каждым его шагом в ночи. В час перед рассветом, когда паломники, наконец, достигают подножия горы и начинают нелегкий подъем, нечто распускается подобно цветку. В миг, когда Ци Рех касается священной скалы, жало наносит удар.

Вновь воспоминание. Другое, на этот раз. Более старое и вместе с тем свежее, давно и прочно забытое, стертое из его сознания. Рожденное-возрожденное-возникшее только сейчас, отвечая на прикосновение к камню богов.

В нем Ци Рех ещё ребенок, малыш нескольких лет от роду. Может ли он говорить? Совсем немного. Может ли он понимать? Да. И это важно.

Он внутри шатра. Чьего? Он не знает, поскольку это неважно. Акшуб сидит там, ведьма кажется такой же старой, как и в прошлом воспоминании.

Она всегда была стара.

Ещё двое взрослых рядом, говорят с Акшуб. Почему с ней, а не со старейшим из их собственной ложи? Её присутствие само по себе дает ответ — ведьма так могущественна, что границы между ложами стираются для нее.

Родители бросают взгляды то на Акшуб, то на собственного сына. Он стоит в центре шатра, окруженный кольцами, насыпанными солью. Между окружностями видны образы, неизвестные ребенку, но пугающие его. Нынешний Ци Рех пытается прочесть их сейчас, вторгаясь в это новое-старое воспоминание, но образы ускользают от него. Они все время меняются, извиваются, ускользают. Это змеиный язык, составленный из символов-змей, наполненных отравленным смыслом.

— Возрадуйтесь, — говорит Акшуб. — Вы отмечены среди своего народа. Благодать богов снизошла на вас.

Она смотрит на Ци Реха.

— Он станет проводником. Он станет путем.

Его родители смеются от переполняющей их гордости. Очень похоже на крысиный визг.

— Встаньте рядом с ним, — приказывает Акшуб.

Они занимают начертанные места внутри кругов, лицом друг к другу с Ци Рехом между ними. Ребенок смотрит на двух великанов, своих отца и мать. Первый раз в жизни нынешний жрец видит их лица и находит в них ещё двоих верных, покрытых шрамами и иными следами поклонения.

Незнакомцы. Они для него никто.

И вместе с тем они были для него всем, став орудиями, необходимыми для его восхождения к славе.

Они все ещё смотрят на него сверху вниз, все ещё смеются. Все ещё визжат.

Движения Акшуб размыты, изящны в их совершенной жестокости. Его родители все ещё стоят, но их глотки уже перерезаны ножом в руке старухи. Потоки крови хлещут на лицо мальчика, ливнем, водопадом, целым морем. Он начинает тонуть. Вокруг него уже нет ни шатра, ни земли, ни воздуха, одна лишь кровь.

Кровь и круги, и голос старухи.

— Слушай, — шипит она. — Слушшшшшшай!

Тонущий ребенок повинуется, и тогда эхо впервые в жизни заговаривает с ним. Шепот звучит в его ушах. Он знает, что это имя, но воспоминание утрачивает четкость, поскольку время для этого имени ещё не пришло. Но теперь Ци Рех знает природу дарованного ему откровения, и имя отзывается оглушающим гулом в настоящем.

Ммммммммммммммм…

И снова здесь и сейчас.

Уже не в воспоминаниях, он взбирается на гору, и то эхо, то слово, то имя, слишком необъятное и ужасное для человеческого разума, начинает обретать форму. Вслед за гулом, громогласно сотрясающим землю, является хор умерших звезд.

Ааааааааааааааааааааа…

— Зажечь факелы, — приказывает Ци Рех.

Приказ исполнен, и его последователи укрепляют факелы в кожаных обвязках у себя на спине. Факелы длинны, и их пламя сияет высоко над головами спутников жреца, так что они могут помогать себе обеими руками при подъеме в гору. Факелы даруют свет, но вместе с ним приходит дым и зловоние, ибо их фитили сделаны из лоскутов ткани, вымоченной в человеческом жире.

Когда начинается подъем, Ске Врис, самая многообещающая из последователей Ци Реха, вдруг останавливается и смотрит на свои ладони, будто примерзшие к скале.

— Я не могу, — шепчет она. Женщина пытается вновь, но чужая могучая воля препятствует ей. — Мне нет пути наверх!

Ци Рех кивает и оставляет её внизу. Ему становится ясно, что её решено пощадить, а значит, жертвоприношение уже близко. Жрец не боится, что сам станет жертвой — конец его пути все так же далек и величественен.

Он первым начинает подниматься по крутому склону горы. В нем много мест, за которые может уцепиться рука, но также много обманчивых теней. Не всегда удается отличить одно от другого. Острые камни взыскивают свою меру боли с верующих, и с каждой раной те возносят благодарность богам. Они знали, что их ждет, и желать иного было бы оскорблением высших сил, ведь победа, доставшаяся без принесенных жертв, не имеет смысла.

Чем ближе они к вершине, тем мучительнее страдания. Каждый из зацепов в скале отточен временем, словно острейший клинок. Кровь, как знает Ци Рех — ключ к вознесению, и его раны кровоточат так же, как и у его спутников. Ладони, руки, ноги, все тело покрыто багрянцем. Жрец чувствует почести, дарованные в боли, и это подстегивает его, заставляет все быстрее карабкаться наверх.

Они уже почти на вершине склона, чуть выше виден широкий карниз, возможно, ведущий в глубину пика, который начинает извиваться как раковина моллюска.

Бещак карабкается рядом с Ци Рехом, уважительно оставаясь на один зацеп ниже господина. Он долгие годы был главным приспешником жреца, Акшуб впервые привела его к Ци Реху ещё ребенком.

— Мальчик важен для тебя, — пробурчала она тогда. — Обучи его. Подготовь его к решающему мгновению.

— Как я пойму, что этот решающий миг настал?

— Он сам поймет.

Здесь и сейчас Бещак хватается левой рукой за выступ в скале и пытается подтянуться. Его ноги соскальзывают с ненадежной опоры, и паломник повисает на одной руке. Он сильнее сжимает кинжально острый выступ, но покрытая кровью ладонь медленно сползает к краю.