Война крылатых людей - Пол Андерсон

У входа в тронный зал стояли на страже четыре земца, одетые и вооруженные так же, как и часовые у входа в Железный Дом. Они не делали на караул. Здесь не было такого ритуала, а люди слишком презирали туземцев, чтобы вводить его. Они и их сверкающее оружие точно окаменели. За ними Фолкейн разглядел дюжину тирутских лучников. Он подозревал, что их добавили в связи с событиями в Рангакоре. Трудно было винить Джадхади в том, что он больше не доверял в прежней мере своим гвардейцам.

И все же в его чрезмерной осторожности и недоверчивости было нечто, свойственное параноикам. Вместо того чтобы с радостью принять предложение Фолкейна о возвращении захваченного города, он целую неделю только задавал бессмысленные вопросы. Поскольку он ничего не терял, приняв предложение Фолкейна, и при этом никак не объяснял причины своего поведения, его поступки могли быть обусловлены не только крайней ксенофобией. Но в чем была причина ее и как следовало поступать в дальнейшем Фолкейну?

Проводник Фолкейна отбросил занавес, и Дэвид прошел в зал.

Джадхади ждал его, восседая на Звере, — химере из позолоченной бронзы. Фолкейн остановился, как требовалось, не доходя семи шагов. Он подозревал, что такую дистанцию установили, чтобы дать возможность земцам, находящимся в тронном зале, вмешаться, если посетитель попытается сделать смертельный выпад. Фолкейн с достоинством поклонился.

— Где твой товарищ? — резко спросил император.

Он был средних лет, шерсть его сохранила красно-черный цвет, а начинающий выпирать животик был скрыт под алой мантией. Одной рукой он сжимал украшенный драгоценными камнями скипетр, который, в сущности, являлся потерявшим свое первоначальное назначение копьем.

— Гвардейский офицер предложил нам совершить прогулку по вашему городу, благороднейший, — объяснил Фолкейн. — Не желая, чтобы мы отсутствовали оба…

— Какой офицер? — Джадхади наклонился вперед.

Ближайший земец — женщина, которая могла бы сойти за валькирию, если бы не была так изуродована шрамами, седовласа и грязна, словно старая растрескавшаяся лохань, положила руку на меч. Все находившиеся в помещении: писцы, советники, колдуны, младшие сыновья, изучающие науку управления, — все придвинулись ближе. Их глаза сверкали в полумраке.

— Его зовут Хаф Падрик, благороднейший.

— Ах… крр… Они скоро вернутся?

— Не знаю, благороднейший. Разве есть что-то спешное?

— Нет. Наверное, нет. Но мне это не нравится, — Джадхади повернулся к туземному гвардейскому офицеру. — Пусть их разыщут и вернут. Писцу — издать приказ о том, что земцам запрещены контакты с представителями Галасоциотехнической Лиги.

— Благороднейший! — другой земец, не стоящий на страже в тронном зале (в этом зале на всем его протяжении между полированными колоннами из ярко-зеленого камня было много свободных от дежурства земцев и отнакаджи), выступил на середину. Это был бородатый старик с совершенно белыми волосами, спускавшимися до плеч. Держался он очень прямо. Фолкейн встречал его и на предыдущих аудиенциях: его звали Гарри Смит, он был главой фратрии и ее представителем при императоре.

— Я протестую!

В зале стало очень тихо. Тени от свечей, вставленных в серебряные канделябры, колебались, и их огни отражались в полированном мраморе, блестящих мехах и богатых туземных тканях. Из курильниц тянулся дымок ладана. Арфисты в дальнем конце зала прекратили брать аккорды, стоявшие перед Фолкейном роскошно украшенные часы, казалось, затикали громче.

Джадхади окаменел в своем кресле. Драгоценные глаза Зверя сверкали так же злобно, как и его собственные.

— Что ты сказал? — выдохнул император.

Смит, стоя перед ним по-солдатски прямо, ответил:

— Благороднейший, мы, земцы из твоей гвардии, как и все, негодуем по поводу неповиновения Роберта Торна. Он больше не является одним из нас, мы не желаем видеть в наших рядах ни его, ни его последователей. (При этих словах женщина из караула бросила на него свирепый взгляд.) Позволь нам только двинуться на Рангакору, и мы докажем тебе, что фратрия земцев всегда остается рядом с фратрией деодакхов точно так же, как это было в годы первого Джадхади. Но ты не веришь нам. Ты держишь нас без дела, ты шпионишь за каждым нашим шагом, ты позволяешь другим фратриям выполнять при дворе обязанности, которые с момента сооружения дворца исполняли только мы. Мы переносим это терпеливо, понимая, что тебе неведомо, насколько в нас силен голос крови. Тем не менее мы недовольны. Люди в Железном Дворце ворчат. Если ты открыто оскорбишь нас, я не отвечаю за последствия.

На мгновение их взгляды скрестились. А затем Джадхади взглянул на своего главного мага.

— Что скажешь ты, Нагаджир? — сердито спросил он.

Выступивший вперед икрананкиец в одежде со знаками своей магической власти не стал говорить об очевидном, — о том, что в этой комнате находится не меньше пятидесяти вооруженных земцев, которые немедленно отомстят за грубое обращение с их вождем. Наоборот, он хитро прохрипел:

— Это дело не стоит твоего внимания, о благороднейший. С твоими выдающимися гостями встречались всего лишь несколько гвардейцев. Какая разница, что они думают об этом посещении?

— Я говорю в твоих собственных интересах, — коротко добавил Гарри Смит.

Фолкейн решил, что пришло его время.

— Если будут продолжаться оттяжки, то положение станет слишком серьезным, не так ли?. — спросил он. — Прими мое предложение, и мы возьмем Рангакору; откажешь — и мы отправимся домой. Каково будет твое решение?

— Кр-ррак! — император уступил. — Отменяю свой приказ, — сказал он Фолкейну. — Я не могу принимать решение с закрытыми глазами. Мы очень мало о вас знаем. Даже с самыми добрыми намерениями вы можете навлечь на нас злых духов. Из-за этого я и вызвал тебя сегодня. Объясни свои обряды Нагаджиру, чтобы он смог оценить их.

«Ох, нет!» — простонал про себя Фолкейн.

Тем не менее он нашел беседу интересной. Он давно уже удивлялся абсолютному отсутствию религии у туземцев, но не решался расспрашивать об этом Гурджанджи. Он не смел расспрашивать о деталях и Нагаджира — проявлять невежество было так же опасно, как и пребывать в нем, — но некоторую информацию он все же сумел собрать косвенным путем. Утверждая не всегда искренне, что он не все понял, он осторожно наводил мага на интересующие его темы.

Лишь слабоумный или турист способен на основе знакомства с одной культурой делать выводы о целой планете. Однако всегда можно утверждать, что наиболее развитая культура имеет и наиболее сложную теологическую систему. Но теология Катаидарана оказалась поразительно незрелой. Фолкейн не был уверен, можно ли вообще назвать эту мешанину религией. Здесь не было никаких богов — только обычный ход событий, ожидаемая последовательность вещей, происходящих с того момента, как первичный Огонь соединился с первичным Льдом и образовал Вселенную. Но было множество персонофицированных демонов и духов — назвать их можно было как угодно; они старались восстановить хаос. Главной их целью было нести разрушение. Их удерживали в рамках с помощью магии, включавшей сотни повседневных табу и обрядов, которые исполняли Нагаджир и его коллеги.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});