Пария - Грэхэм Мастертон

Марго затрепетала своими длинными искусственными ресницами.

— Я странная? Чем это я странная?

Я улыбнулся ей и свернул в кабинет доктора Розена, чтобы попрощаться. Позже, когда я уже выходил из клиники, Марго все еще изучала себя в карманном зеркальце, морща брови, надувая губы и стараясь понять, почему кто-то может считать ее странной.

На улице дул холодный ветер. У меня почему-то было сильное ощущение, будто что-то висит в воздухе. Что-то грозное, неотвратимое и пронизывающее неодолимой дрожью.

29

Эдварду, Форресту и Дану Бассу потребовалась неделя, чтобы составить довольно подробную смету расходов на подъем „Дэвида Дарка“ с илистого дна к западу от Грейнитхед. В течение этой недели мы ныряли в отмеченном месте одиннадцать раз.

Нам повезло: на четвертый раз мы нашли четыре доски, уже прогнившие, торчащие рядком из ила. Позже оказалось, что это части обшивки кормы. Тогда мы впервые убедились, что „Дэвид Дарк“ действительно лежит там, погребенный в иле, поэтому мы отметили этот вечер дюжиной бутылок лучшего калифорнийского вина.

Во время последующих погружений мы достали кучу досок обшивки, и вскоре стало ясно, что „Дэвид Дарк“ лежит, накренившись под углом около тридцати градусов, а его корпус с одной стороны сохранился целехоньким до самого спардека. Эдвард позвонил в Санта-Барбару, штат Калифорния, своему другу, художнику-маринисту по имени Питер Нортон, и Питер обещал помочь нам с подготовкой предварительных эскизов и карт.

Питер лично три раза нырял к кораблю и копался в иле, чтобы пощупать поломанные остатки кормы и черные, прогнившие клепки обшивки. Потом, молчаливый, поглощенный тем, что увидел, он сел в гостиной Эдварда с мольбертом и пачкой бумаги и нарисовал для нас по памяти почти точный эскиз „Дэвида Дарка“ — такого, каким он был сейчас, — а также разрезы корпуса.

На двенадцатый раз погрузился в воду и я. Был светлый, мягкий день, и видимость была исключительно хорошая. Эдвард спустился вместе со мной белая расплывчатая фигура в мире без ветра и гравитации. Мы приблизились к „Дэвиду Дарку“ с северо-востока. Когда я впервые увидел корабль, я не мог понять, каким чудом Эдвард не замечал его все годы подводных поисков. Кроме черных шпангоутов, которые теперь были очищены от наносов ила, корпус „Дэвида Дарка“ проступал на дне океана удлиненным овальным холмиком, напоминающим подводную могилу. В течение трех столетий морские течения, омывая затопленный корабль, выбили в дне по обе стороны углубления и нанесли кучу грязи на верхнюю палубу, как будто пытались скрыть вещественные доказательства давнего, но не прощенного убийства. Я оплыл корабль вокруг, в то время как Эдвард указывал мне очищенные заклепки обшивки и кормы, после чего движением руки показал, насколько наклонился корабль, когда падал на дно. Я смотрел, как Эдвард проплывает над кораблем туда-сюда, примерно в трех или четырех футах над ним, поднимая небольшие облака ила, похожие на кочаны цветной капусты. И тут я неожиданно припомнил то, что мне сказала старая Мерси Льюис из Салема: „Держись подальше от места, где не летает ни одна птица“. Здесь и было то самое место, в глубинах Салемского залива. Мерси Льюис предупредила меня, но было уже слишком поздно. Я сам приговорил себя к тому, что принесет мне судьба, и сам обязан освободить Микцанцикатли, если демон действительно находится в корабле.

Когда мы вынырнули на поверхность, Эдвард прокричал мне:

— Ну и как? Фантастика, а?

Я помахал ему, тяжело дыша. Потом доплыл до „Диогена“ и взобрался на палубу по канатам для ныряльщиков. Ко мне подошла Джилли и спросила:

— Ты видел его?

Я кивнул.

— Удивительно, что его раньше никто не нашел.

— Вообще-то нет, — вмешался Дан Басс. — Чаще всего видимость настолько плоха, что можно проплыть в нескольких футах и ничего особенного не заметить.

Эдвард взобрался на палубу и стряхнулся, как промокший тюлень.

— Это на самом деле необычно, — заявил он. Он отдал маску Джилли и стянул с головы оранжевый капюшон. — Производит какое-то безумное впечатление, будто ты нарушаешь ход истории… ведь именно этот корабль никогда не должен был бы быть найденным. Знаете, что он мне напоминает? Те древние кельтские курганы, которые можно заметить только с самолета.

— Ну что ж, — сказал я. — А теперь, когда мы его уже нашли, сколько времени займет его извлечение на поверхность?

Эдвард высморкал воду из носа.

— Мы с Даном поразмыслили над квартирмейстерской частью этой операции. Сколько аквалангистов и подводных археологов нам будет нужно, сколько устройств для погружения, какое оборудование. Нам нужно арендовать склад на берегу, чтобы хранить там оборудование и все доски, которые лежат на дне отдельно. Все, что мы найдем, нам нужно будет каталогизировать, снабдить номером, зарисовать и сохранить с целью последующей реконструкции. Каждую доску, каждый обломок мачты, каждый нож, вилку и ложку, каждую кость и каждый кусок ткани. Потом нужно будет нанять рефрижератор, чтобы сохранить деревянные части от гниения, и, естественно, нужно будет как-то законсервировать сам корпус, когда мы его поднимем.

— Так все же сколько времени понадобится?

— Это зависит от бюджета, ну и от погоды. Если в этом году у нас будет мало времени для погружений, и если мы сразу не получим все специальное оборудование, в котором мы нуждаемся, то работы могут затянуться на три или четыре года.

— Три или четыре года?

— Конечно, — ответил Эдвард. Он развернул таблетку от кашля и бросил ее в рот. — Это еще небольшой срок. Подъем „Мэри Роуз“ занял в три раза больше времени. Конечно, мы используем их опыт, может, даже одолжим часть их оборудования, которое они значительно улучшили. Как только бюджет будет утвержден, я и Форрест полетим в Англию, встретимся с ними и совместно определим, как поднять „Дэвида Дарка“ с минимумом повреждений.

— Но, ради Бога, Эдвард, три или четыре года? А что с Микцанцикатли? Что со всеми теми людьми, которых будут преследовать призраки и которые могут погибнуть? Что со всеми душами умерших, которые не познают покой?

— Джон, очень жаль, но три или четыре года — это нижний предел. Если бы не необходимость спешить, то следовало бы ожидать, что историческое мероприятие такого масштаба заняло бы от восьми до десяти лет. Да понимаешь ли ты вообще, что у нас здесь? Абсолютно бесценный уникальный корпус, единственный корабль семнадцатого века, который сохранился до нашего времени в идеальном состоянии. Более того, этот корабль вышел в плавание с таинственной и необычной миссией. Ведь насколько известно, в нем все еще находится первоначальный груз.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});