Инженю, или В тихом омуте - Ольга Ланская

Ей надо было уходить — тем более что она так ждала этой минуты и не верила уже, что она наступит. Но что-то мешало. И она чувствовала, что именно, — и знала, что не надо испытывать судьбу, а надо одернуть себя, выругать зло и тут же встать и уйти. Но…

— О, как вы практичны! Между прочим, я совсем не против того, чтобы вас отблагодарить. Хотя я вас уже отблагодарила — заранее. Эти бандиты — они хотели, чтобы я вас узнала. Они мне вас в ресторане показывали — позавчера. Я отказывалась, а они настаивали. И так разозлились, что отвезли меня в какой-то парк или лес, и грозили пистолетом, и предлагали рыть могилу. И все предлагали вас узнать. А я отказалась. А вы…

Она замолчала, продолжая улыбаться, стараясь не думать, зачем сказала это, и как он отреагирует, и что теперь будет с ней. С чертовой идиоткой, которая при всей своей бездушности вдруг расчувствовалась и решила отплатить добром за добро. И смотрела в его похолодевшие и потяжелевшие вмиг глаза, рассматривающие ее очень внимательно, испытующе. Словно проверяющие, не сошла ли она с ума и не ослышался ли он, — и не находящие никаких признаков ее безумия и своей глухоты.

— Ну придурки!.. — произнес наконец после долгой паузы, скрипнув зубами в конце предложения, словно пытаясь удержаться от более резких слов. — Ты прикинь — ну в натуре придурки. Ну как в башку прийти может, что я бы сам такое делать стал? Да было б мне надо, Никиту бы еще весной похоронили, когда он сдуру на банк мой наехал, а потом извинялся, — и никто б не узнал, и крайний бы еще нашелся. А я, понимаешь, козла этого не трогаю, потому что мелковат он для меня, — а эти… И ведь Никита-то обычный отморозок был, а бригада его — вообще никто и звать никак, а ведь приходит в башку, что я с ним один на один разбираться буду. Дела…

Он смотрел сквозь нее, когда это говорил, он не видел ее и вообще, кажется, о ней забыл — и наконец спохватился, убирая с лица холод, ухмыляясь, хотя и с усилием.

— А ты что раньше не сказала — боялась? А я все думаю — ну видел тебя, точно недавно видел, а вспомнить не могу…

Ей казалось, что он говорит это просто так — просто чтобы замазать пустыми, ничего не значащими словами свой долгий монолог, и успокоиться, и показать ей, что известие не произвело на него никакого особого эффекта. Не потому, что она ему важна, — а потому, что он не хотел, чтобы даже посторонний человек видел, что он подвержен вспышкам эмоций и теряет контроль.

— Мне очень лестно, что вы меня запомнили, — начала было, но он махнул рукой.

— Да, отблагодарила — нечего сказать. Я думал, что приятное услышу — а ты… Ну ладно, благодарность за благодарность, в расчете мы, выходит…

— О, ну зачем же так? — Она посмотрела ему в глаза открытым, откровенным взглядом. — Я просто подумала, что вам важно это знать. А что касается благодарности, то я готова вас отблагодарить. Мне надо только принять душ и привести себя в порядок — и я…

Она намеренно сделала паузу, не отводя глаз, показывая, что за кокетливым тоном стоит нечто большее. Улыбаясь ему двусмысленно, смешивая на лице смущение и порочность, наивность и опыт.

— И я буду готова сделать это так, как вы захотите. Потому что я тоже этого хочу. Так лучше?

17

— О, прошу вас — я устала.

Сильный хлесткий шлепок обжег попку, подбрасывая ее навстречу сильным рукам, вцепившимся в бедра, поставившим на колени. Навстречу тому горячему и крепкому, что рывком вошло между сведенных ног и задвигалось бесцеремонно и грубо.

— О, как это… — Она не договорила, застонав от глубокого проникновения, стершего с ее лица улыбку. Улыбку довольства собой, спровоцировавшей его на еще один акт. Спровоцировавшей тогда, когда он отдыхал, уже кончив, а она лежала на животе, намеренно расставив ножки, подрагивая и оттопыривая попку. Надеясь, что он среагирует, — и добившись-таки своего.

А теперь было не до улыбок и не до похвал самой себе — и не было сил сдерживаться. И она начала подаваться назад, впуская его еще глубже туда, где все покраснело и распухло уже, но было еще более мокрым и ждущим и жадным, чем когда они только оказались в постели.

Ей вдруг показалось, что не человек с ней это делает, а какой-то робот — жутко сильный, с железной хваткой, не знающий усталости, не слышащий ее стонов, неутомимо делающий свое дело. Лишь нагреванием задействованных в процессе деталей свидетельствуя о длительности этого самого процесса.

Она вся мокрая была насквозь, хотя в комнате вовсю работал кондиционер, — и простыня была мокрой, и их тела соприкасались с влажными, хлюпающими шлепками. Потому что это длилось уже почти два часа и без перерывов — если не считать маленькую пятиминутную паузу, которую она сама прервала.

— Да, да, еще, пожалуйста! — то ли крикнула, то ли прошептала, сгибая уставшие руки и роняя на них голову. Но он не нуждался в ее просьбах, он все врывался и врывался, ускоряя темп. Заставляя ее забыть, где она и кто она, лишая слуха, зрения и самой себя, — заставляя ее «я» сосредоточиться в том месте, которое истекало горячей влагой. В том месте, которое так жадно хотело, чтобы это продолжалось еще и еще — и лежа и сидя и стоя, и сзади и сверху и сбоку, и может быть, и в другие места, тоже готовые и ждущие.

Железные пальцы впились в попку, доставляя настоящую боль — такую же, какую доставляли сейчас превратившиеся в яростные и беспощадные удары проникновения, — и она выгнулась, крича, чувствуя, как забила из него раскаленная жидкость, заполняя ее всю. И рухнула на бок, когда он вдруг отпустил ее, — и лежала дрожа, ощущая, как вытекает из нее медленная жирная струйка, дыша тяжело и прерывисто.

— Вот это я понимаю — вот это благодарность, — услышала через какое-то время сквозь вату, плотно укутавшую ее целиком. И медленно повернулась на голос, с трудом переворачивая непослушное тело, падая на спину, утыкаясь взглядом в то, что привело ее к очередному оргазму — а сейчас лежало устало, длинное и красное и влажное, готовясь к очередному проникновению после небольшой передышки. А потом глаза медленно поползли по волосатому животу с длинным шрамом и заросшей совсем груди к ухмыляющемуся лицу. А потом снова вернулись вниз.

— О, я ведь только начала вас благодарить, — прошептала тихо, улыбаясь. — Вы так много для меня сделали — так что это только начало. Я умею быть благодарной — и обещаю вам это показать.

Он не успел среагировать, когда она собралась с силами и рывком оказалась внизу, обхватывая его губами, беря в руки, дразня языком. Уже через несколько секунд чувствуя, как он снова крепнет. Зная, что он не даст ей доделать это до конца — а безжалостно возьмет за волосы и отстранит, и перевернет, и раздвинет ножки, и заставит ее покорное, безвольное тело принять ту позу, которую хочет он. И снова начнет брать — молча, жестоко, беспощадно, без ласк и нежностей и слов.