В саду памяти - Иоанна Ольчак-Роникер

Тогда Ирэна Грабовская, по просьбе сестер, забрала меня из монастыря и отвезла в Прушков к пани Янс.

Дружба моей семьи с Янсами продолжалась в течение всех лет войны, но и после мы не прерывали общения, почти родственного, полного безмерной благодарности со стороны моих близких. Невозможно понять не только героизм пани Мушки, но и то пренебрежительно презрительное отношение к опасности, которое ей было свойственно. Ее история, столь типичная для того времени, еще раз доказывает, сколько мужества было в женщинах, у которых война отняла право на подлинное существование и которым в одиночку приходилось тянуть семью. Красивая и молодая дама в те прушковские времена была уже вдовой и матерью троих детей. Ее муж, инженер Артур Янс, занимал до войны высокий пост в «Konigshutte» в Хожове. Имея немецкую фамилию, не захотел стать рейхсдойчем. Чтобы избавиться от оказываемого на него давления, вместе с женой и малолетней дочерью Кристиной бежал в Варшаву, где родилась уже вторая дочь — Ася. В 1941 году он заболел менингитом и умер. Через два месяца после его смерти родился Юзя. Непонятно было, как женщине жить — без профессии, непривыкшей работать, одной с тремя детьми. Проживавшие в округе родственники помогли открыть магазинчик по торговле мармеладом по карточкам, а также там продавался смалец, печенье, больше похожее на глинозем, уксус, карбид и древесный уголь на растопку. В задней части магазинчика, по просьбе кузена из Хощувки, Мушка и устроила мою мать, а потом на несколько недель приютила и меня.

За съем и еду она брала мизерную плату — для поддержания скромного бюджета. Да и не в деньгах было дело. Выдай нас кто-нибудь, ей пришлось бы расплачиваться за такую сделку собственной жизнью и жизнью детей. По сей день не возьму в толк, как она пошла на такой риск В магазинчике с утра до вечера толчея. В Прушкове все друг друга хорошо знают. Любое длительное пребывание у владелицы лавочки, а тут незнакомая дама с ребенком, не могло не вызвать подозрений. Однако довольно долго никто тут нас не замечал. Но и мы носа не высовывали за пределы четырех стен ловко замаскированной на задах комнаты. Надо только быть начеку. Какой-нибудь неожиданный шум, повышенный голос, слишком настойчивый звонок в дверь магазинчика могли означать одно: непрошеных гостей. Следовало молниеносно отодвинуть коробку с древесным углем, прикрывавшую вход в подвал, сделанный в кухонном полу, поднять крышку и по лестнице спуститься вниз, где были мешки с углем и картофелем. Домашние блестяще освоили искусство мгновенно открывать и закрывать люк, ибо в подвале находился еще и склад с оружием и подпольной литературой, которую распространяли вокруг. Каждые два дня вместе с возом из Хощувки приезжал «дядя» и сносил вниз таинственные пакеты.

Мария Янс

Понятия не имею, сколько раз мы там прятались. И вообще не помню чувства угрозы. Кристина Янс — врач, живущая ныне в Канаде, с которой мы нашли друг друга спустя много лет, напомнила мне, как ее мама после каждого посещения «дяди» часами отдраивала пол в кухне рядом с погребом. В привозимых мешках были патроны. Самую большую опасность представляла серебряная пыль, она поднималась из мешков и оседала в щелях деревянного пола. Очень трудно было избавиться от нее.

Кристина напомнила мне еще один потрясающий эпизод. Ее мама была женщиной очень эффектной, но одинокой. Ей не раз приходилось, преодолевая будничные неприятности, еще и отражать настойчивые атаки наглых ухажеров. Как-то вечером, уже после закрытия лавчонки, в дверь позвонили два немецких офицера, они доверительно сообщили, что пришли немного поразвлечься в обществе красивой дамы. Если бы не наше в доме присутствие, она просто захлопнула бы у них перед носом дверь. Но испугалась скандала и давай им объяснять, что поздно, ей рано вставать, дети уже спят. И действительно, мы с Кристиной улеглись в одну постель — так было и приятнее, и теплее. Услыхав, что происходит, моя мать тотчас же бросилась в подвал. Но я уже не успела. Немцы сломили сопротивление хозяйки и вошли на кухню. В страхе, что зайдут в спальню, деловая Кристина засунула меня под матрас на своей кровати и легла на меня, делая вид, что спит.

Бедная пани Мушка, не зная, удалось нам спрятаться или нет, шла на все, чтобы умилостивить немцев, коль скоро они уже вломились в дом. Достала бутылку самогона, сделала яичницу на сале из запасов, предназначенных на продажу. Ели, пили, жаловались на тяжелую жизнь. Она прекрасно говорила по-немецки, и вечеру на голове моей матери не было конца. Я задыхалась под матрасом. А как рассказывала потом Кристина, она все это время не переставая молилась, чтоб не влететь в кухню и не наброситься на яичницу, запах которой сводил ее с ума. С едой были перебои, по карточкам полагалось одно яйцо в месяц, сало стоило целое состояние, и ее мать с незапамятных времен не устраивала такого райского пиршества.

Больше всего меня поражала дисциплинированность маленьких Янсов. Юзек был еще слишком мал, чтобы что-то понимать, но Кристина уже ходила в школу, Ася в детский садик, у обеих были друзья, все вместе они играли во дворе. Ни одна из них звука не проронила о том, что в доме кто-то есть. Обе вели себя совершенно естественно, как самые обыкновенные дети, словно и не скрывали все это время смертельно опасной тайны. В секрет их посвятили с довольно удивительным предостережением: «Вы же не хотите, чтобы всех нас убили немцы». Какое требовалось психическое усилие, чтобы воспринять такое предостережение и не возненавидеть тех, из-за чьего присутствия в доме могли возникнуть ужасные последствия. Ни разу ни одного доказательства хотя бы малейшего сожаления, ни следа печали или претензии. И когда недавно мы втроем встретились, все три почувствовали, как сильно соединили нас те годы.

19 апреля 1943 года, на рассвете Чистого Четверга, в гетто вошли эсэсовцы в окружении танков и двух бронетранспортеров. Ни у кого не было никаких сомнений: начался последний этап — уничтожение гетто и остававшихся в нем жителей. Яростное сопротивление Еврейского боевого отряда вылилось в восстание. Немцы направили на борьбу с ним целые штурмовые части, Вермахт, вели беспрерывный огонь, подключили зенитные орудия.

25 апреля Людвик Ландау писал в своей хронике: Если вчера вечером луна немного побледнела, то сегодня в течение дня снова стали подниматься над гетто клубы густого дыма, и, видимо, в эту минуту все гетто пылает. Сильный ли ветер, начавшийся сегодняшней ночью, тому причиной, или кто-то из противоборствующих сторон поджег дома, — сразу не разобрать. Достаточно того, что пожар приобрел фантастические размеры, и последние, приговоренные немцами к уничтожению жители гетто гибнут там, наверное, в пламени и дыме.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});