Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2 - Дмитрий Галантэ

А на счёт той твоей земной жизни, так эта жизнь не менее земная, ты же не на Луне сейчас находишься, всё взаимосвязано: та жизнь и эта, одна следует и вытекает из другой, а конечного результата и цели всех этих жизней мы не знаем. Как и не знаем многого другого. Мы можем лишь ставить перед собой небольшие задачи на будущее и стремиться достигнуть их в надежде, что тогда нам откроются новые знания и возможности, навыки и умения. И всякая жизнь прекрасна, нужно только уметь найти в ней истинную прелесть, но многим в твоём мире даже это не под силу, они останавливаются в пути и катятся назад, ну, в лучшем случае топчутся на месте, безвозвратно упуская отпущенное им драгоценное время.

– Получается, что я могу здесь встретить тех, кого знавал в той своей жизни или даже специально найти их, если хорошенько поискать?

– Теоретически можешь, конечно, коли они находятся в этом мире, но практически шансов очень мало. В твоём мире жизнь разводит всех со временем, – Дормидорф таинственно улыбнулся, – но не время с жизнью, времени не существует, что уж говорить о жизнях в иных мирах… вне времени. Ты прав, и в других жизнях некоторые встречаются, но это большая редкость – миров-то множество, есть среди них и очень похожие. Мы не знаем, чем они отличаются, не имеем представления, куда деваемся после конца пути в этом мире, можем только догадываться. В нашей памяти остаётся лишь то, что было до того, как мы оказались здесь, и что мы прожили в этом мире, а то, что будет после, мы обязательно узнаем, когда жизненный путь здесь будет пройден до конца.

Возможно, и существуют похожие ситуации на более высоких уровнях, вроде той, что произошла с тобой, я имею в виду твоё перемещение в мирах по вертикали, но это всё хранится в тайне. Ты ведь тоже не станешь распространяться об этом в своём мире на каждом углу. Сам знаешь, тебе никто не поверит. Единственное, что ты сможешь себе позволить, а вернее, захочешь позволить – так это написать фантастический рассказ, который будет выглядеть, как ещё один возможный вариант жизни после смерти физического тела, вот и всё. То, что ты напишешь, будет воспринято, как плод твоей бурной, если не сказать буйной, фантазии. Ну, может быть, это заставит кого-нибудь задуматься на некоторое, весьма непродолжительное время о своих поступках, а потом всё опять встанет на круги своя. Так что не стоит даже пытаться.

– Я с этим не согласен, – несколько обижено заявил я, – то, что мы читаем и смотрим, да вообще любая поступающая в наш мозг информация обязательно оставляет свой след, большой или малый, но оставляет неминуемо. Основная масса пропустит всё это мимо ушей, но найдутся и такие, пусть их будут единицы, которым моя история, безусловно, поможет. По крайней мере, буду на это очень надеяться. Вдруг это заставит их задуматься и пробудит желание изменить в себе сначала некую малость, главное – сдвинуть пласт с мёртвой точки, а потом всё пойдёт-поедет, как по маслу. Порой человеку нужно только начать. Это ведь, как эффект лавины. А потом, этот рассказ кого-то, может быть, и просто предостережёт от нежелательных поступков, которые тот обязательно совершил бы, не задумайся вовремя. И то, я считаю, дело. А как на счёт того, чтобы взглянуть на бытиё со стороны? Тоже бывает очень полезно. Или хотя бы просто скоротать время в дороге, или отвлечься где-нибудь на ночном дежурстве.

– Ладно-ладно, убедил. Успокойся только, это я специально сказал, чтобы посмотреть на твою реакцию, а ты и рад стараться, разошёлся! А вот знаешь, почему в твоей памяти в теперешней жизни совершенно отсутствуют какие-либо воспоминания и опыт прошлого?

Я вопросительно посмотрел на Дормидорфа, а он, не дожидаясь моего ответа, продолжил:

– Да потому, что твоя духовная и физическая жизнь только недавно началась. Прошлого и не было ещё совсем, тебе помнить нечего! Как ты был эмбрионом или раннее детство? Так ты это вспомнишь, если хорошенько поднапрячься. А вот в последующих своих мирах и жизнях ты будешь помнить всё и не только помнить, а использовать и применять опыт предыдущих жизней. А иначе зачем жить, коли ничего не помнить, и постоянно наступать на одни и те же грабли? Природа мудра, а раз живой организм не может жить вечно, ведь твоё тело рано или поздно изживёт себя, и тогда ты получишь новое. И иной мир в придачу, тот самый мир, которого, естественно, достоин, с оглядкой на твою прошлую жизнь. Ну, разве не красота? Красота. Я, например, сильно сомневаюсь, что там, в нефти и ещё не знаю в чём, плавают существа в людских обличиях, зачем же это? Кому надо? Скорее всего, облик соответствует содержимому, а содержимое, в свою очередь, среде обитания. Да оно и у вас, при начальной жизни, зачастую бывает именно так. И это правильно. Ты ведь и сам это лучше меня знаешь.

Вскоре наши разговоры умолкли и мы всё реже перебрасывались сонными фразами, а немного погодя и вовсе благополучно отошли ко сну.

Ночь прошла тихо и спокойно. Забрезжил сумрачный рассвет. Утренний туман плотной пеленой лежал на полях и нежно окутывал деревья в лесу. Даже самые ранние лесные птицы ещё не думали просыпаться, а лишь лениво переговаривались, испуганно перекликаясь из разных концов леса. В это самое сонное время группа из семи человек бодрым шагом отправилась навстречу новым приключениям.

Наш небольшой отряд двигался молча и довольно быстро, зябко кутаясь в чудесные тёплые плащи. Как только мы покинули территорию лагеря, началась местная взлётно-посадочная полоса. Мы ловко оседлали поджидавших нас Агреса и птеродактилей и взмыли ввысь, разгоняя клубы густого белого тумана, тут же вновь смыкавшегося за нами. Эскадрилья взяла курс на Подземный город. Мы надеялись долететь туда быстро и без приключений, ибо нам ещё предстояло заниматься расследованием обстоятельств исчезновения нашей неповторимой учительницы – хитрой, изворотливой Томараны.

Глава 20

Логический метод Дормидорфа

Мы долетели до Подземного города быстрей, чем ожидали, меньше, чем за двое суток, и практически без происшествий, если не считать того, что рыжий Лари несколько раз умудрился свалиться с птеродактиля. То, видите ли, Коршан, летавший между нами туда-сюда, словно заведённый, ему мешал и отвлекал, то несколько раз он просто-напросто засыпал, а то ему вша под хвост попала, и он решил поразмять свои затёкшие конечности и сплясать гопака с подскоком! Это стоя на спине у обалдевшего птеродактиля на высоте около полутора километров над землёй! Каково? Да уж, этот неугомонный Лари вечно что-нибудь придумает для разнообразия! Как отчебучит в лужу, так хоть стой, хоть падай!

Падать-то он падал, но не разбивался. А не разбивался вовсе не потому, что был деревянный по пояс, просто его спасала толстенная страховочная верёвка, длиной около полутора десятков метров. Она была предусмотрительно прилажена самим рыжим Лари одним концом к лапе птеродактиля, а другим к своему поясу, с несколькими заходами между ног для распределения нагрузки и пущей комфортности в момент рывка, принцип приблизительно тот же, что и у крепления подвесной системы парашюта. Такая длина страховочной верёвки ему была необходима, чтобы получать истинное удовольствие от свободного падения и дальнейшего парения в небесной вышине. Всем этим Лари страстно желал наслаждаться, а не бесполезно болтаться под хвостом у ящера! Испуганный ящер, ко всему прочему, вполне мог опорожниться на голову незадачливому натуралисту и естествоиспытателю, что, кстати, практически каждый раз и происходило.

Эта неприятность с птеродактилем случалась то ли от неожиданности, то ли от резкого рывка за лапу довольно ощутимой силы, неизвестно. Но даже если бы этого и не происходило по перечисленным выше причинам, то обязательно свершилось бы от Лариного чрезмерно громкого смеха. К тому же его громогласный смех отнюдь не отличался мелодичностью. Но ничего не поделаешь, рыжий Лари всегда сопровождал им свои падения, такой у него был ритуал. Он потом частенько говаривал, мечтательно вспоминая былое отрочество, что этот смех у него – нервное. С раннего детства, с тех самых пор, как ему хромой лось отдавил язык, ненароком наступив на голову при каких-то очень загадочных и трагичных обстоятельствах! А когда Лари дико возопил от боли, то лось с перепугу принялся приплясывать на месте, пытаясь сориентироваться в пространстве, вопли же стояли невообразимо дикие и душеразрывающие, вот он и задел нашего бедного Лари ещё и по ушам.

Подробности этого странного дела Лари хранил в строжайшем секрете и даже не улыбался, когда наотрез отказывался сообщить их, но мы задались целью сами обязательно выяснить эти загадочные обстоятельства и заключили обыкновенное пари на желание. Договорились, что выигрывает тот, кто первый выудит у Лари страшную тайну его непорочной юности, а остальные должны будут исполнить по одному желанию победителя спора. Почему-то больше других был уверен в своей победе Коршан, которому очень уж хотелось, чтобы мы выполняли все его прихоти, по большей части кулинарные, ибо он был крайне недоволен, ему, видите ли, гораздо чаще хотелось есть, чем мы садились за скатерть. Но на данный момент без ложной скромности могу сказать: мне кажется, что пока именно я являюсь победителем спора! Ибо мне случайно удалось выудить у Лари в ночной беседе, что к этому делу каким-то боком причастна некая его рыжеволосая подружка по имени Ирис, за которой он и наблюдал тогда снизу! А тут, откуда не возьмись, лось прихромал водички хлебнуть, да и не заметил он нашего распутного Лари, мало ли что там где валяется! Уж не знаю, почему Лари принял позицию именно снизу, может быть, оттуда ракурс был полнее, а может, он просто уже тогда оттачивал своё мастерство наблюдателя! Ну, вот и поплатился за науку. Зато теперь он стал гораздо опытнее, я бы даже сказал, матёр не по годам, и снизу ни за кем не наблюдает, а подплывает и конкретно обрисовывает своё необузданное желание, за что и расплачивается потом всё равно! Но рассказ об этом будет несколько ниже.