В трущобах Индии - Луи Жаколио

— Полно, успокойся, Барбассон, — отвечал Барнет, сильно взволнованный этими словами, — забросим раз-два удочку и вернемся домой.

Направляясь к передней части шлюпки, Барбассон вдруг остановился и пронзительно вскрикнул.

— В чем дело? — спросил Барнет, оставляя удочку и подбегая к нему.

— Смотри! — отвечал ему товарищ, бледный, как смерть. И он пальцем указал на палубу. Янки наклонился, чтобы лучше видеть, и в свою очередь вскрикнул от ужаса.

У самого края на досках шпардека они увидели ясный отпечаток человеческой ноги, мокрый еще и покрытый песком.

— Видишь, — продолжал Барбассон, — кто-то приходил сюда, уже довольно долго спустя после отъезда Сердара и за несколько минут до нашего прихода. Этот песок мелкий, из залива, я узнаю его, и, несмотря на то, что солнце вот уже полчаса с тех пор, как мы плывем, жжет палубу, след еще не высох. Кто мог оставить этот отпечаток? Не Сами… он не выходил с утра, а на отпечатке — нога вдвое больше, чем у него.

— Едем домой! — оборвал его Барнет, побледневший вдруг, как и его товарищ. — Я не беспокоился бы так, будь с нами револьверы и карабины Кольта! Впрочем, если на нас нападут, то не здесь на озере, а потому скорее в Нухурмур! Кто знает, мы там нужны, быть может.

— Едем! Лучше этого мы ничего не можем сделать в том состоянии духа, в каком мы находимся теперь. Все наши страхи были основаны на пустяках, не будь у нас перед глазами этого недавнего и необъяснимого следа.

— Особенно, мой милый Барбассон, если мы поставим его в связь с другим фактом — закрытия люков, — с которым это ничего общего не имеет.

— Кто знает? — сказал провансалец. — Дай Бог, чтобы не на нашей шкуре это было доказано!..

Но друзьям сегодня пришлось переходить от одного удивления к другому. Не успел Барбассон взяться за рукоятку проводника, тогда как Барнет держал руль, поворачивая вправо, как лицо его из бледного превратилось вдруг в сине-багровое и он едва не упал навзничь, как бы под влиянием апоплексического удара. Барнет, ничего не понимавший, бросился к нему на помощь и поддержал его, говоря:

— Ради Бога, что с тобой?.. Полно, Барбассон, я не узнаю тебя, верни себе обычное хладнокровие!

Несчастный, который под влиянием сильного волнения не в состоянии был произнести ни слова, напрасно делал ему молящие жесты, приглашая молчать. Но Барнет продолжал его пилить до тех пор, пока товарищ его, к которому вернулся дар слова, не сказал ему глухим голосом:

— Молчи ты, ради Бога! Ты не понимаешь, что мы погибли и твои проповеди раздражают меня, вместо того чтобы успокаивать.

— Погибли! — пролепетал Барнет. — Погибли! Что ты хочешь сказать?

— Вот тебе, смотри! — сказал Барбассон, успевший вернуть себе силы. — И он одним пальцем ударил по рукоятке, которая тотчас же завертелась, не останавливаясь.

— Ну? — спросил все еще ничего не понимавший Барнет.

— Ну! Рукоятка соскочила с крючка внутри, как только я дотронулся до нее, и теперь она не имеет никакого сообщения с машиной, а раз последняя не действует, нельзя управлять винтом. Мы находимся в десяти километрах от берегов, не имея возможности двинуться к ним, а потому мы обречены на смерть от голода посреди озера.

На этот раз дрожь неподдельного ужаса пробежала по телу Барнета, который еле мог пролепетать:

— Неужели это правда?

— Убедись сам.

Американец взял рукоятку; она без всякого сопротивления повернулась вправо и влево, как это бывает с колесами механизма, которые не соединены между собою. С отчаянием выпустил он ее из рук, и бессильные слезы заструились по его лицу.

Что касается Барбассона, он сразу изменился и сделался другим человеком. То, что он называл неведомой опасностью, указанной предчувствием, теперь (так он думал, по крайней мере) открылось ему, и к нему в ту же минуту вернулись его обычные хладнокровие и энергия.

— Полно, Барнет! — сказал он своему товарищу. — Будем мужчинами, мужайся! Теперь моя очередь уговаривать тебя не падать духом. Обсудим все вместе, придумаем средство, как выпутаться отсюда, должно же быть какое-нибудь… мы не можем умереть, покинутые всеми.

— А между тем нас ждет смерть, неизбежная, роковая, потому что никто не может помочь нам. Быть может, подымется буря и погонит шлюпку к берегу, но это будет по прошествии нескольких месяцев, когда ястребы и другие хищные птицы склюют наши тела!..

Самое ужасное во всем их положении — была мысль о возможности умереть от голода в нескольких всего километрах от берега; видеть его, покрытого зелеными лесами, и не иметь возможности перейти через это короткое пространство, ничтожное само по себе для хорошего пловца. Как горько сожалели они теперь, что в молодости своей не упражнялись в этом легком искусстве!.. И ничего кругом, что могло бы помочь им держаться на воде; шлюпка вся была сделана из железа и составлена из тяжелых пластин, которые носил Ауджали, а два искусных работника-индуса, принадлежавших к знаменитому тайному обществу «Духов Вод», работали над нею втайне. Не было поэтому никакой абсолютно возможности снять без всяких инструментов болты с люка, чтобы проникнуть во внутренности шлюпки и исправить случившееся. Оба в один голос вскрикнули:

— Будь бы только Сердар здесь!

— О, да! — сказал Барбассон. — Будь он по крайней мере в пещерах… стоило бы ему заметить, что мы не возвращаемся, он навел бы свой морской бинокль на озеро; одного взгляда было бы ему достаточно, чтобы понять наше положение, и в два часа он устроил бы плот и явился бы к нам на помощь… Тогда как Сами, привыкший к тому, что одни, затем другие отправляются в какую-нибудь экспедицию, не обеспокоится нашим отсутствием.

— Да, — вздохнул Барнет, — он уехал недели на две по крайней мере… будь у нас еще провизия в ожидании его приезда.

Последние слова заставили Барбассона задуматься.

— Правда, — бормотал он про себя, — провизия, будь у нас только провизия!..

Мысль, как молния, осветила его… И в несколько секунд лицо его преобразилось, и он принялся смеяться, хлопая в ладоши. Барнет подумал, что он помешался.

— Бедный друг!.. Бедный Мариус!.. — сказал он с состраданием. — Такой ум!

— Ты что это там говоришь?.. Не думаешь ли, что я потерял рассудок?

— Не следует противоречить, — подумал Барнет. — Я много раз слышал, что «их» не следует раздражать.

Последние слова он против воли произнес громко.

— Кого «их»? — спросил Барбассон. — Объяснишь ты мне или нет?.. «Сумасшедших», не так ли? Ага! Ты считаешь меня сумасшедшим.

— Нет, нет, мой друг! — прервал его испуганный Барнет. — Успокойся, взгляни, как все мирно кругом нас, природа, кажется, спит под покровом голубого неба.