Дитя слова - Айрис Мердок

— Много лет назад он мог бы ничего и не сделать. Если сделал что-то сейчас.

— А вам он помог?

— Да.

— Разве есть на свете слова, которые способны помочь?

— Не надо…

— Но вы их знаете?..

— Да.

— Я могу лишь молить Бога и надеяться, что нынешнее мое состояние удержится. Как вы считаете, мы сумеем это удержать, или вы считаете, что этого нам не надо? — Ганнер вдруг рассмеялся.

Я не мог смеяться, а только улыбнулся. По телу моему пробежала дрожь облегчения.

— Какие совершенно… необыкновенные… переговоры… — Ганнер снова рассмеялся. Это было похоже скорее на рыдание. Большой рот его конвульсивно открывался и закрывался. На нижней губе появилась слюна, голубые глаза, словно от боли, зажмурились.

У меня возникло нелепое чувство — мне почему-то стало тревожно за Ганнера, захотелось, чтобы все у него сложилось хорошо, чтобы он был доволен и спокоен.

Я сказал ни с того ни с сего:

— Вы еще о чем-то хотите меня спросить?

— Нет, не думаю. Мы вроде бы выполнили всю программу! О Господи! Хилари, мне бы так хотелось, чтобы вы нашли себе приличное место, вы же ничего не добьетесь у нас в учреждении.

— А я и не хочу ничего добиваться.

— Но вы должны — ради себя, ради Кристел. У вас же поразительный лингвистический дар. Перестаньте зря себя растрачивать.

— Может быть, теперь все пойдет иначе.

— А Кристел… она так и не собралась выйти замуж?

— Нет. Был тут у нее один малый, но она порвала с ним. — Знала ли Кристел, что понадобится Ганнеру, что ему понадобится этот разговор с ней, понимала ли она, как много для него сделала, представляла ли себе, что когда-нибудь в будущем может снова понадобиться ему?

Ганнер не стал развивать эту тему. Он стоял, потягивая виски, и смотрел в огонь, лицо его меняло выражение, хмурилось, улыбалось, губы шевелились, словно он разговаривал сам с собой, словно он уже был один. Встреча окончена, и теперь надо помочь ему избавиться от меня.

— Я должен идти, — сказал я. Мне хотелось спросить, но я побоялся: «А мы еще встретимся?»

Ганнер поднял на меня глаза — казалось, ему тоже вдруг пришел в голову тот же незаданный вопрос. Он судорожно вздохнул, но было ли это от нерешительности или он просто перевел дух, прежде чем что-то сказать, мне так и не дано было узнать. Он повернул голову к двери. В комнату вошла Китти.

Сегодня на Китти был брючный костюм канареечного цвета, в котором она выглядела богатой бездельницей. Темные волосы ее по-особому блестели, придавая ей сходство с древнегреческой жрицей Диониса, — наверно, Бисквитик сегодня опять расчесывала их. Лицо Китти светилось таким любопытством, интересом, даже удовольствием, что сразу становилось ясно: обладательница такого лица едва ли принадлежит к людям скрытным. Я был поражен, напуган, даже зол. Было что-то опасно фривольное в ее появлении, ее явном желании видеть нас обоих вместе. На секунду мне показалось, что Китти вот сейчас выдаст нашу тайну или что она это уже сделала.

Ганнера ее появление тоже несколько вывело из равновесия, и он сказал:

— А, Китти… ты помнишь мистера Бэрда… мы встречались у Импайеттов.

— Здравствуйте, — сказала Китти и протянула руку.

Я взял ее руку и почувствовал, какая она теплая, как чуть по-заговорщически она лежит в моей ладони. Лицо Китти расплывалось передо мной в тумане. Теперь мне отчаянно захотелось поскорее уйти из этого дома.

— Добрый вечер. Рад снова видеть вас. Боюсь только, что мне пора идти. — Я ринулся к двери и чуть не скатился вниз по лестнице.

По счастью, Ганнер нагнал меня у выхода на улицу. Я надеялся, что он не заметил моего смятения.

— Благодарю вас, — сказал я. — Благодарю вас.

— И я вас благодарю. Прощайте, Хилари.

Мы обменялись рукопожатием. В эту минуту наше прощание казалось окончательным. Я сам не знал, рад я этому или нет.

Я прошел через сквер, вышел на набережную и медленно двинулся вдоль реки. Каменные плиты, испещренные следами ног, поблескивали от мороза. Столько неясных чувств теснилось во мне, наполняя меня и снова исчезая, что мне казалось, будто голова моя окутана сверкающей газовой вуалью, которую, словно парус, надувают эти бурлящие во мне чувства. А помимо всего прочего мне было довольно тошно.

Я отошел еще не очень далеко, когда услышал шлепанье ног позади, женские шаги. Я остановился и обернулся. Бисквитик в своем суконном пальтишке с поднятым капюшоном. Я пошел дальше, и она пошла рядом, как это бывало, казалось мне, много-много раз. Я чувствовал, что оба мы устали — и Бисквитик и я, словно два верных хранителя тайны, состарившихся вместе.

— Что скажешь, Бисквитичек?

Она вытащила из кармана письмо и протянула мне. Я увидел почерк Китти. Когда она написала его? Сегодня днем; во время моего разговора с Ганнером; наспех после этого разговора? Любопытство мое было умозрительным. Оно тотчас улетучилось.

— Нет, — сказал я. — Отнеси его назад леди Китти.

Бисквитик положила письмо обратно в карман. Мы прошли еще немного — до угла Флад-стрит. Здесь мы остановились.

— Бисквитик, дорогая моя, не сердись на меня: я потерпел такое крушение. Давай простимся здесь. Дай я тебя поцелую.

Я откинул капюшон ее пальтишка. Лица ее я не мог видеть. Когда я нагнулся и щеки наши коснулись, оно показалось мне удивительно теплым и, как я уже в следующую секунду понял, было залито слезами. Я обнял ее, но не стал целовать, а просто прижал к себе, она же вцепилась в мое пальто. Потом мы разжали объятия, и она повернула назад, а я пошел дальше к Кингс-роуд. Я уже горько сожалел, что отказался принять письмо Китти.

СУББОТА

Следующий день, суббота, начался с того, что я получил четыре письма. Первое, пришедшее не но почте поздно вечером или рано утром, было от Томми. Оно гласило:

Мой родной.

Я накрыла на стол и ждала тебя, я была уверена, что ты придешь, я приготовила тушеное мясо и пудинг с патокой — настолько я была уверена, что ты придешь. Я так плакала без тебя. Ох, если бы ты только подарил мне ребеночка. Ты же знаешь, как я хочу выйти за тебя замуж, но я согласилась бы и на меньшее. Я просто не могу представить себе жизнь без тебя, и мне необходимо иметь от тебя хоть что-то. Не мог бы ты подарить мне ребеночка — мы бы поселились где-нибудь неподалеку от тебя, чтобы ты мог иногда навещать нас! Это очень сумасшедшая идея? Мне необходимо иметь хоть частицу тебя. А времени для этого осталось не так уж много. Я была так несчастна, пока ждала тебя, а ты не пришел, и мне хотелось умереть. Прошу тебя, подари мне что-то, чем я могла бы жить. Ты подумаешь об этом, хорошо, подумаешь?

Твоя Томазина.

P. S. Я знаю, что обычно в этот день я раз в месяц посещаю Кристел, но я не поеду к ней, если ты мне не позвонишь.

Второе письмо пришло по почте от Лоры Импайетт. Оно гласило:

Драгоценный мой Хилари.

Я обязана Вам столькими извинениями и объяснениями, но, пожалуй, обычное «простите» будет лучше всего! Уже давно я попала в страшную кашу и чрезвычайно благодарна судьбе, что теперь все позади. Интересно, насколько Вы обо всем догадывались? Теперь, когда я, по-моему, выпуталась, я все вижу яснее, я вижу яснее и Вас. Вопреки тому, что Вы, возможно, считаете (а ведь Вы до нелепого скромны!), Ваша любовь очень мне помогла и очень меня поддержала. Я хочу, чтобы Вы это знали. Не зайдете ли повидаться? Вы, конечно же, рады, что все это теперь позади, и мы можем беседовать сколько душе угодно. Я прикинулась больной, даже улеглась в постель, по скоро, конечно, восстану! Может, зайдете на бокал вина в среду вечером? Фредди будет на собрании. Я знаю, что среда у Вас свободна. Может быть, мы сделаем ее моим днем?! Я могу теперь встречаться с Вами регулярно. И мы, конечно же, не должны прекращать наши встречи по четвергам: Фредди ведь отнюдь не настроен против Вас. Только лучше не будем ничего форсировать, поэтому не приходите в этот четверг. Буду ждать Вас в среду в шесть часов вечера, если от Вас не последует отказа.

С самыми нежными чувствами

Лора.

Третье письмо было от директора …………… средней школы (…………… — это город, где я родился). Он писал:

По поводу запроса о мистере Османде.

Дорогой сэр!

Я получил Ваш запрос по поводу мистера Османда, который уже несколько лет как оставил нашу школу. Настоящим сообщаю Вам, что Ваше письмо, адресованное мистеру Османду, направлено ему в ту школу, где он преподавал после того, как ушел от нас. (Адрес следует.) Я также взял на себя смелость переслать директору школы копию Вашего письма, адресованного мне. Однако, насколько мне известно, мистер Османд покинул и ту школу. Надеюсь, у них есть адрес, куда направлять ему корреспонденцию.

Искрение Ваш Дж. П. Восток.

Четвертое письмо было от Китти.