Клубничный блеф. Каван - Лина Мур

ненавижу себя я.

— Она была там. Дарина находилась внизу и трахалась с двумя мужчинами. Отец всё снимал на камеру. Она была там, чёрт возьми.

Я ворвался в комнату и начал драться. Я не особо хорош был в этом, поэтому меня быстро положили на лопатки. Я был настолько сильно подавлен, что не успел спасти сестру. Я был уничтожен тем, что отец всё же провернул своё дело у меня за спиной. Но потом я узнал, что всё было ложью. Дарина — точная копия нашего отца. Она пошла на это добровольно. Дарина смеялась мне в лицо. Да, она была пьяна и смеялась над моими жалкими попытками её спасти. Дарина не была ангелом и уже в тринадцать лет узнала, чем занимается отец, и продала ему себя добровольно. Понимаешь, добровольно?

Ей нравилось быть шлюхой! Она обожала члены и интриги! Дарина подставила меня со Слэйном, как и с другими. Она врала мне и тоже играла мной. Я плакал в ту ночь, а они смеялись надо мной. Я плакал от обиды и боли, оттого что всё было впустую. Я не обязан был терпеть насилие над собой, потому что сестре было насрать на меня.

Она предала меня. А стольких парней я погубил… Я каждому жизнь испортил. Себя испортил. И я не мог успокоиться. Я продолжал бороться за Дарину, но ей было всё равно. Меня накачали наркотиками и бросили на постель, я видел, как трахают мою сестру, пока на мне скакала какая-то шлюха. Это была чёртова оргия, и я давился рвотой, находясь в этой вони пота, похоти и спермы. Я слышал, как кричала Дарина, когда её трахали. Я видел удовольствие и ломку. Она не остановилась и не спасла меня.

Не защитила, как защищал её я, — ударяю кулаком в стену, и по моей руке стекает струйка крови.

— Я не мог простить себя и решил, что должен хотя бы немного искупить свои грехи. Я ненавидел свою семью и себя. Больше мне некого было любить. Я потерял весь смысл жизни и схватился за прощение. Прощение Слэйна. Потому что он был единственный, кто ещё остался в Дублине. Остальные, кого я уничтожил, уехали. И я пошёл к нему. Он изменился, стал сильнее и прекрасно дрался, я видел это сам. Я завидовал ему, оттого что у него была возможность учиться защищать себя, а у меня только лишь правильно работать членом и языком. И я покаялся перед ним. Слэйн ничего не сказал, но и не нужно было. Он не простил. Я умолял его о прощении.

Хотя бы его… мне было так паршиво. Хотя и до сих пор паршиво.

В его доме меня схватили и потащили в подвал. Мне было всё равно.

Я, наверное, радовался тому, что меня убьют, потому что его отец именно об этом и говорил. Меня должны были наказать за боль, причинённую Слэйну. Меня приковали кандалами к стене и ударили, потом ещё раз и ещё. Я даже не сопротивлялся. Но в какой-то момент, когда сверкнул нож, я осознал, что хочу жить и тоже мстить за свою боль. И сейчас сдаться просто не могу. Я должен отомстить отцу и сестре. Должен отомстить им за то, что они разорвали моё сердце. Я посмотрел на Слэйна и сказал ему, что хочу жить. Но он никак не реагировал до того момента, пока лезвие не порезало мне кожу. Слэйн спас меня. Он защитил меня собой и убил людей, крупных мужчин, закрыв меня собой перед отцом. И я понял, что ещё никто в моей жизни за меня так не дрался. Никто. Я никому не был нужен, а вот Слэйн… что-то увидел во мне. Он помог мне.

Научил всему. И я попросил его о помощи. Я ему всё рассказал.

Слэйн умён. Он злодей. Он предложил провести тест-драйв убийства и мести. Я согласился.

Прочищаю горло и слизываю кровь со своей руки, улыбаясь воспоминаниям.

— Отец думал, что я привёл друга для очередной видеосъёмки.

Он не подозревал о том, что мы собирались с ним делать. Мучить его. У нас был такой прекрасный план. И мы мучили. Снимали его.

Его трахали мужчины, разрывая ему анус, кровь текла рекой. Я смеялся. Упивался этим чувством свободы внутри. Я начал боготворить Слэйна, ведь всё делал он. Он командовал, всё спланировал, нашёл людей и был рядом со мной. Слэйн вложил мне нож в руку, чтобы вырезать сердце отца. Он сдыхал медленно. Пять суток я мучил его. Пять суток его трахали, и он давился спермой, жил на наркотиках, жрал фекалии и пил мочу людей. Он был ничтожеством, и я вырезал его сердце. Это был тест-драйв, потому что через несколько лет Слэйн то же самое сделал со своим отцом.

Это стало символом нашей дружбы. Двумя бойцовскими перчатками, которые мы вытатуировали на своих телах. Мы оба были связаны друг с другом кровью. Но та ночь не прошла бесследно. Я приготовил сердце отца и устроил ужин. Дарина и мать не подозревали о том, что едят его сердце. И я сказал им об этом. Я сказал им, когда они уже всё съели. И я снова смеялся. Мне нравилась эта власть над ними. Дарина вышла из себя. Она обличала мои страхи. Кричала о том, что я псих. Обвиняла меня, что всё дело в моей трусости. Я боялся причинить себе вред. Мы начали драться, мать тоже влезла между нами. Они обе нападали на меня, а я… не мог ударить их. Дарина схватила нож, и первый порез прошёл по моей груди. Она кричала, что я виноват во всём. Я и моя красота. Из-за меня отец пристрастил её к похоти. Она размахивала ножом, пока мать держала меня. Я ударил её и сделал неверный ход.

Лезвие ножа прошлось по моему лицу, а потом снова и снова.

Дарина завизжала, а мать перехватила нож и продолжила за неё. Я уже не особо помню, сколько раз мать ударила меня ножом и тоже винила меня за то, что я сделал с её мужем. Очнулся я уже в больнице. Рядом был только Слэйн. Он сказал, что приехал ко мне, потому что почувствовал неладное. И он успел меня спасти снова.

С той поры я стал таким, а Дарина сбежала, продолжая вредить мне, пока Слэйн её не поработил. Слэйн всегда был на моей стороне. Он не спрашивал меня, почему и зачем. Он