Хозяин Колодцев (сборник) - Марина и Сергей Дяченко

Забытье не шло!

Волны, наваливавшиеся на берег, становились все выше и теплее; то, что явилось из глубин за своей жертвой, неторопливо двинулось к берегу.

Обморок, молила Юта.

И она ударилась затылком о скалу, и в глазах ее стала сгущаться спасительная темнота, но острая боль прогнала ее.

Абсолютно ясными глазами королева смотрела, как вслед за головой поднялись из воды сочленения шеи, пластины плечей, какие-то петлями захлестывающиеся жгуты…

Вода раздавалась перед плывущим, нет, уже идущим по дну чудовищем. Раздавалась двумя длинными, к горизонту уходящими волнами. Юта увидела направленный на нее взгляд и обвисла в цепях.

Из воды одним движением вырвались крылья-плавники, чудовище добралось наконец до мелководья и показалось из воды полностью, целиком, будто красуясь. Повело взад-вперед щупальцами и, шагнув вперед, подняло навстречу Юте первую пару клешней. К одной из них прицепилась длинная, мокрая нитка водорослей. Еще шаг…

Перепуганной толпой высыпали на берег крабы, заметались в поисках укрытия, разбежались по каменным щелям; все это Юта видела, как сквозь мутную пелену.

Чудовище ступило еще; вода сбегала водопадами с членистого тулова, и бугорчатая кожа его казалась лакированной.

Еще шаг…

Вторая пара клешней жадно потянулась вслед за первой.

Еще…

И тогда будто исполинский бич рассек небо пополам. Небо лопнуло с треском рвущейся материи, и из-за скалы, из-за спины прикованной к ней жертвы взвилась крылатая тень.

Тень легла на бесформенную морду чудовища, и, будто ощутив замешательство, пожиратель королев остановился. В ту же секунду с неба на него упал дракон.

Извергая потоки, столбы белого пламени, он сомкнул когти там, где на этой морде должны были быть глаза. Дикий, оглушающий рев вырвался из глотки обитателя глубин, и клешни взметнулись вверх, но дракон не ждал, скользнул ниже, и несколько щупалец задергались в конвульсиях… Над берегом поплыл густой, тошнотворный запах паленого.

До Юты донеслась волна жара, клешни чудовища метались, ловя дракона в небе и не умея поймать. Ящер был намного меньше и уязвимее, но на его стороне было преимущество внезапности и страшное оружие — огонь.

И тогда чудовище снова взревело, но это был не крик боли и неожиданности. Ярость и оскорбленное достоинство были в этом крике. Удар — и дракон отлетел, как отброшенный ногой котенок.

И спрятавшиеся в скалах, трясущиеся храбрецы услышали вдруг в надсадном вое вполне членораздельную, раздраженную речь:

— Король! Король!! Что это?! Ты предложил ее сам! Именно ее! А теперь что?! Ты нарушил условия! Ты мошенник, король!

Но дракон кинулся снова, и чудовище умолкло.

Храбрецы в скалах пялили друг на друга глаза, Остин, залегший в какой-то щели, схватил ртом горсть песка… Но до Юты, к счастью, слова чудовища не дошли, потому что она кричала, не слыша себя:

— Арман, нет! Арма-а-а… Пророчество-о…

А дракон будто обезумел. Одно крыло его теперь слушалось с трудом, он заваливался на бок, но огонь из глотки был скор и беспощаден. Волны с шипением покрывались будто волдырями, и клубы пара поднимались над морем, затягивая поле битвы, мешая зрителям и не давая понять, кто побеждает… Пар то и дело освещался вспышками пламени, а поднимаясь вверх, заволакивал небо и солнце, и вот стало темно — такие густые облака сомкнулись над головами сражавшихся…

Когда порыв ветра разорвал на мгновенье пелену перед Ютиными глазами, схватка продолжалась уже далеко в море. Огонь вспыхивал все реже и реже; лесом вскинулись вдруг черные щупальца и тугой петлей захлестнулся раздвоенный, с пикой на конце хвост — смертоносный хвост чудовища. Громкий глотающий звук — и темная туша чудовища провалилась под воду, увлекая за собой охваченного, спеленутого этим хвостом дракона.

Алчно ухнув, сомкнулись волны. Пар поднимался выше и выше, и вот открылась поверхность моря, и чистый горизонт, и солнце.

Всякий воин, вступая в битву, должен быть готов к смерти.

Но всякий воин, даже самый отчаянный храбрец, всегда лелеет надежду остаться в живых.

Когда Арман вырвался из-за скал и увидел клешни, протянутые к прикованной к скале женщине…

В бездонных тайниках его памяти, прапамяти, оставшейся от предков, гнездился закон жизни: схватившийся с потомком Юкки обречен. Все могучие инстинкты немедленно приказали Арману бежать, сломя голову; но в этот момент, в этот самый момент он стал неподвластен ни инстинктам, ни здравому смыслу.

Клешни тянулись к Юте.

И тогда он понял, что погиб. Потому что порождение моря не осквернит Юту даже прикосновением, и ни волоска не упадет с ее головы, и за это он, Арм-Анн, сейчас отдаст жизнь.

Самый отчаянный храбрец идет в бой с надеждой выжить; свалившийся на голову дракон показался морскому чудовищу безумцем — похоже, он твердо решил умереть в схватке.

Внезапность и огонь были верными союзниками Армана — чудовище ведь готовилось к трапезе, а не к смертельному поединку. Растерявшееся и возмущенное, в эти первые секунды оно понесло наибольшие потери.

Арман нападал и нападал, и не жалел себя, и разом забыл все древние наставления о бойцовой доблести — не доблесть хотелось ему проявить, а изувечить врага как можно серьезнее. И он жег и кромсал, и растерянность чудовища вскоре сменилась яростью.

«Непобедим был Сам-Ар, и одолевал уже он, но Юкка, да задушит проклятье его имя, исхитрился подло и захлестнул в петли свои Сам-Ара, и увлек в пучину, и угасил пламя его, и обезоружил его…»

Арман не был непобедим, и потомок Юкки, пожалуй, справился бы с ним и на поверхности. Справился — если б Арман не бился, как последний раз в жизни. А так оно и было.

Удар тяжелого, тугого, как мокрый канат, щупальца ожег его крыло, потом еще и еще; крыло обвисло, а клешня захватила лапу, сдавила, и треснула Арманова чешуя, и от немыслимой боли помутилось сознание. Пар поднимался от кипящего моря, густой, удушливый пар. Рванувшись, Арман дохнул огнем — зашипела, покрываясь волдырями, бугорчатая кожа чудовища. Рев; Арману показалось, что шея его сейчас сломается, как сухая щепка.

Два кольца затягивались на шее, еще три прижимали к бокам крылья, и крылья трещали, ломясь. Живая удавка тянулась и захлестывалась, и Арман слишком поздно понял, что сейчас произойдет.

Рывок. Туша чудовища камнем низверглась на дно, и Арман увидел вдруг, как на месте неба сомкнулись волны.

Погас огонь, и чужой мир, стихия, несущая смерть, обступила раненого дракона. Солнце здесь было не солнце уже, а размытый круг на поверхности волн, и вместо воздуха, которым можно дышать — стаи, полчища крошечных пузырьков, живописно посверкивающих, ловящих блики на тугие бока, стремящихся вверх, вверх, туда, где солнце и ветер…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});