Жизнь и приключения Лонг Алека - Юрий Дмитриевич Клименченко

что я совсем не такой жестокий человек, как вам кажется. Забудем о прошлом. Перед нами настоящее, и более серьезное.

— Я внимательно слушаю вас.

— Три дня тому назад вы выступали с речью перед забастовщиками предприятий Австралийской мясной компании, так?

Алек молчал.

— Прекрасная зажигательная речь, мистер Лонг, как мне рассказывали. Вы не уступаете в красноречии своему шефу. Кстати, где сейчас мистер Сергеев? Он совсем исчез с политического горизонта.

— Он в России, мистер Бартон.

— Ах вот как? В России! Это хорошо. — На лице судьи появилась довольная улыбка. — Мне кажется, там он нужнее, чем здесь.

— Я тоже так думаю.

— Ну, хорошо. Я отклоняюсь от основной темы. В тяжелое время мы живем, мистер Лонг. Война нанесла величайший вред нашей экономике. Люди недовольны. Началось брожение у всех рабочих профессий. Даже шахтеры, имеющие сравнительно высокие заработки, бастуют. Да и понятно. Уменьшился экспорт угля, появился бурый уголь-конкурент, разработки ведутся допотопным методом… Впрочем, не буду рассказывать, вы знаете это лучше меня. Революция в России тоже сыграла немаловажную роль в настроении рабочих… — Бартон отхлебнул из чашечки кофе и продолжал: — Ваша деятельность мне хорошо известна, из-за нее промышленники терпят огромные убытки, она приносит вред государству… — Бартон помолчал, как бы раздумывая над чем-то. — А что, если бы ваш талант оратора обратить на его пользу? — сказал он и поднял глаза на Алека. — Вас знают в Квинсленде, прислушиваются к вашим словам и советам, в социалистической партии Австралии вы не последний человек…

— Простите, я не совсем улавливаю смысл сказанного вами.

— По-моему, просто. В это тяжелое для Австралии время вы могли бы своими речами как-то успокоить рабочих, объяснить, направить их по умеренному пути мирного разрешения спорных вопросов. С промышленниками можно договориться. Они тоже люди и готовы сделать многое для улучшения положения рабочих. Не надо только призывать к резким действиям, выставлять требования, которые не могут быть сейчас выполнены. Когда все стабилизируется, наладится, тогда можно говорить о каких-то коренных изменениях в труде и политике.

— Теперь понял. Значит, я должен отказаться от всего, что говорил прежде, и встать на путь соглашательства с промышленниками? Так?

— В принципе так. Отказаться на какое-то время. К чему эти дикие забастовки? Они ничего не дают ни той, ни другой стороне. Кроме того, если вы согласитесь, то будете получать большие деньги. — Бартон недвусмысленно взглянул на потертый костюм Алека.

— Деньги? От кого и за что?

— Мы сделаем вас лидером одного из наших профсоюзов. Вы будете получать хорошее жалованье за правильную линию, которую станете проводить. Мы гарантируем вам поддержку некоторых профсоюзов, несогласных с крайностями. Ваше положение упрочилось бы.

— Не продолжайте, мистер Бартон, — остановил судью Алек. — Не продолжайте. Я никогда не был предателем своего класса и никогда им не буду. А то, что вы мне предлагаете, самое низкое предательство. За деньги сменить веру!

Алек говорил спокойно, учтиво, но внутри его все кипело от возмущения.

— Не надо горячиться, мистер Лонг. Ведь на все можно смотреть по-разному. Предательство! Зачем употреблять громкие слова? А если это предательство принесет благо рабочим? Убережет их от многих невзгод, позволит сохранить работу, оставит верный кусок хлеба? А ведь ваша линия, мистер Лонг, приведет только к плохому. Сотни людей будут уволены после стачек, некоторые предприятия закроются совсем, многие рабочие будут арестованы. Или вы предполагаете, что правительство не найдет средств, чтобы бороться с нарушителями закона? С организаторами беспорядков?

— Вот этого я как раз не думаю. Знаю, что будет много невинно осужденных только за то, что они посмели открыто говорить, знаю, что нам придется тяжело, но все равно мы сильнее и добьемся своего. А время сейчас самое подходящее, чтобы требовать.

Улыбка сбежала с лица судьи. Оно сделалось серьезным и надменным.

— Видите ли, мистер Лонг, я не хочу быть предсказателем, но мне кажется, что ваша деятельность скоро закончится совсем. Правительство не допустит подстрекательства.

— Посадите в тюрьму?

— Не знаю. Возможно. У нас уже набралось достаточно фактов. За них вас можно судить…

— Но я живу в свободной Австралии и виновен только в том, что открыто говорю правду. Конституция никому такого не запрещала.

Судья раздраженно махнул рукой:

— Я жалею, что вы не приняли моего предложения. Но еще не поздно. Подумайте, мистер Лонг.

— Мое решение неизменно. Я не предатель, — проговорил Алек, вставая. — Если позволите, я пойду.

Бартон позвонил. Вошла горничная.

— Проводите мистера Лонга, Кэт. Я очень боюсь за вашу судьбу, — сказал Бартон вслед Алеку. — Очень.

Выйдя из дома судьи, Алек взглянул на часы. Было поздно, но ему хотелось побыть одному, подумать обо всем, что говорил Бартон, и он решил идти пешком. Прежде всего, очевидно одно: судья выполнял чье-то поручение. Конечно, инициатива пригласить его, поговорить частным образом исходила от кого-то другого. От кого? Вероятно, от заинтересованных лиц, воротил из мясного треста. Может быть, от самого Юза. Наверное, Алек здорово насолил им своими статьями в газетах, выступлениями, связями со стачечниками. Что же произойдет дальше? Снова закроют под каким-нибудь предлогом газету? Или его посадят в тюрьму? Но это вызовет возмущение общественности. Да и закона такого нет.

Если ему предложили сотрудничество, значит, считают его по-настоящему опасным. Они объявили войну против него персонально и постараются заставить его замолчать. Убьют из-за угла? Нет, на это они не пойдут. Убийство повлечет за собой широкую огласку.

Алек медленно брел по улице, и на душе у него было тревожно. Он прекрасно понимал, что угроза Бартона не напрасна. Противник силен, коварен, имеет в своих руках все, чтобы раздавить его. Но отступать нельзя. Не зря Артем оставил его здесь. Он должен продолжать начатое дело.

Встревоженная долгим отсутствием, Айна ждала его.

— Слава богу, вернулся! — облегченно вздохнула она. — Я так волновалась! Ну что?

Алек не стал делиться с женой своими опасениями, но Айна, выслушав рассказ, инстинктивно почувствовала опасность.

— Может быть, нам уехать, Алек? Нет, я говорю глупости. Знаю, что ты никуда не поедешь. Ну, не станем предвосхищать события. Возможно, ничего плохого и не случится. Готовиться к худшему и надеяться на лучшее, как говорят наши друзья австралийцы. Сегодня у нас в магазине… О’Кейси принесла смешного щенка. Знаешь, такие квадратные мордочки?.. — Она начала болтать о каких-то пустяках, чтобы немного развеселить мужа.

Алек благодарно улыбнулся.

18

В роскошном доме Английского клуба на маленькой тихой Брук-стрит в гостиной у потухшего камина сидели трое. Королевский судья Бартон, вице-президент Австралийской мясной компании Крэг и толстый краснолицый человек с седыми кустиками волос на голове, которого коротко называли