Холодные песни - Костюкевич Дмитрий Геннадьевич

– Да ну нафиг… – Игорь присмотрелся к своему глупому нечеткому лицу.

– Это нормально?! – наседала Катя. – Я на работе, а ты…

– Да они нас затопили! Я разбираться ходил!

– И сразу стал «сантехником года»!

– Я даже не знал, что она фотографирует. Ненормальная какая-то. Сидела на площадке, боялась в квартиру зайти. Я глянул, у них фильтр лопнул, и дал ей номер председателя.

– А она тебе ничего не дала?

– Господи… Да я…

Он запнулся. Заметил, что за Катей кто-то есть. Наклонился влево.

Пока они ругались, в прихожую проникла соседская дочка. Со скучным лицом пожевывала кончик дреда.

– Тебе чего? – спросил Игорь.

Девочка пожала плечами.

– Мы переезжаем, – сказала она.

– Что?

– Мама просила сказать, что мы переезжаем. Здесь будут жить квартиранты.

Игорь перевел взгляд на Катю. Та смотрела на соседку с неприязнью, но, похоже, не собиралась встревать: сам разбирайся.

– Ясно… – протянул он. – Хорошо.

Девочка вгляделась в дальний конец коридора.

– Это все? – не выдержал Игорь.

Она снова пожала плечами – маленькие грудки приподнялись под ношеной футболкой – и юркнула в тамбур. Он закрыл дверь и повернул защелку.

– Ой, муж поздно вернется! – пискнула за дверью девочка. – А вы не умеете?

Ужин прошел в тягостном молчании. Катя прочно уселась на стуле, словно не собиралась вставать до утра, и бросала на Игоря укоризненные взгляды. Он не знал, как еще оправдываться, да и зачем. Подал ей лазанью, салат, после убрал тарелки в посудомойку, поставил чайник – и тут не выдержал, сорвался. Катя истошно кричала в ответ.

Потом, лежа в зале на расстеленном диване, пытался вспомнить, в чем обвинял Катю. Не любит готовить. Прибирается через силу, точно заставляют; а если ребенок появится – тоже пылью будет дышать? Вечно ноет, что он домосед и сторонится ее знакомых, новых людей. Путешествуют они, видите ли, мало, хотя совсем недавно в Питер… Кажется, охаял тещу, которая вскользь предъявляла ему за то, что он не переписал квартиру на дочь, – это с какого перепугу?!

Ссора выжала до капли. Игорь долго не мог заснуть. Лежал в темноте, прислушиваясь к квартире, которая казалась пустой, но иногда оживала странными мельтешащими звуками, будто кто-то крошечный крадучись двигался по коридору.

Проснулся в девять утра. Будильник не ставил – понадеялся, что его разбудит Катя. Но та ушла, оставив пустой заварник и раздражающий аромат парфюма. Вчерашняя злость никуда не делась. Стала гуще.

Он написал начальнику, мол, простудился и температурит, поработает дома, посмотрит на самочувствие. Начальник ответил: «Поправляйся».

Игорь позавтракал горячими микроволновочными бутербродами с сыром и ветчиной, открыл на компьютере текущий проект, повозился часик. Работа не шла. Отвлекали мысли о Кате и звуки ремонта. Кто-то из соседей долго орудовал дрелью, ронял что-то – инструменты? – на пол, потом принялся стучать. Настойчивый звук выводил из себя, когда он затихал, Игорь ловил себя на мысли, что ждет его с нарастающим раздражением.

Свернул «Автокад» и встал из-за компьютера. Выкурил на лоджии три сигареты подряд, заварил крепкий кофе, щедро плеснул в кружку коньяка и бесцельно бродил с ней по квартире, пока взгляд не остановился на шкафу в спальне.

Раздвинул двери. Лишь одна полка была занята его трусами и носками, остальное место захватили вещи Кати. Игорь провел рукой по ряду платьев, перебирая; потянул за подол алый короткий наряд в блестках по нижнему краю. Когда успела купить? Перед кем фасонилась? Он покопался в обувных коробках и нашел леопардовые сапожки, покрутил левый в руке и швырнул обратно в коробку. Говорил же ей, что ему не нравится эта вульгарщина! А гляди, купила все-таки! Одно дело нижнее белье… Хочешь быть шлюхой – будь, но только для своего мужчины!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Взвинченный, он полез в нижние полки и наткнулся на фотоальбом. Катя завернула его в старую футболку. Спрятала! Игорь открыл альбом. Катя на море. Катя с подругами. С одногруппниками. С какими-то краснолицыми мужичками. Улыбающаяся Катя. Катя смеющаяся. Веселая. Свободная. Катя-до-него. Нет, он все понимает, у него тоже есть прошлое, но…

Захлопнул альбом, порывисто прошел на кухню, открыл дверцу под раковиной. Рука с альбомом застыла над мусорным ведром. Он постоял так с минуту, потом закрыл дверцу, вернулся в спальню, аккуратно завернул альбом в футболку и сунул под груду безделушек.

Сверху продолжали стучать.

– Заткнись на хрен! – закричал он. – Дырку хочешь продолбить?!

И услышал, как что-то грохнулось в ванной.

Вентиляционное отверстие смотрело на него пустой цементной глазницей. Взгляд Игоря скользнул вниз: на дне ванны валялась решетка со встроенным канальным вентилятором, из которого торчали растрепанные жилы провода.

– Какого хрена…

Он забрался на борт ванны, уперся руками в стену и заглянул в отверстие.

Из зазора между крайней плиткой и стеной в потеках засохшего клея выглядывал конец кабеля со спиралькой огрубевшей изоленты. Игорь тронул пальцем спиральку, словно она могла все объяснить.

Это какой должен быть сквозняк, чтобы…

Цементные катышки дробно скатились по стенкам шахты, и в окошко сунулось то, что мозг Игоря в первые секунды принял за крысу, – кто еще мог оказаться в вентиляции, живой и достаточно крупный, чтобы его испугать?

Но это была не крыса.

В канале сидел человечек… существо… что-то… Серая, слоистая, будто в разводах клея, голова. Она напомнила Игорю элегбу – цементную голову с глазами из морских раковин, которую они с Катей привезли в прошлом году из Бразилии. Только у существа не было глаз. Зато был отвратительный нос – словно расщепленный, с мясистыми наростами, как у крота-звездорыла.

Существо протянуло тонкие ручки с широкими, похожими на шпатели, кистями и взялось за голову Игоря. Ладони были сухими и шершавыми, как гипсовая штукатурка.

Тело существа оставалось в вентиляционном канале, его заслонила «цементная» голова, но Игорь успел разглядеть что-то похожее на комок мусора: хлопчатобумажную перчатку, респиратор, затупленные сверла, щепки, куски кабеля.

Удлиненные мясистые наросты шевельнулись – и вдруг раскинулись, будто щупальца. Нос существа распахнулся октаграммой, в центре которой влажно блеснул розовый, без зрачка глаз.

Заторможенный страхом, Игорь некоторое время позволял себя рассматривать – поворачивать свою голову так и этак, а потом медленно поднял руки и ухватился за запястья существа. Такие тонкие – он потянул кукольные ручки в стороны, осторожно, стараясь не давить, словно отваживал от себя настырного ребенка, заинтересовавшегося чертами его лица. Одновременно с этим Игорь подался назад.

Ладони существа висели слева и справа от его лица, будто наушники без оголовья, которые Игорь хотел снять. Они были трехпалые и серые, эти ладони, все в мелких кратерах. Игорь отбросил их с отвращением, и существо уползло в шахту, напоследок зыркнув на него красноватым в полутьме глазом.

Игорь отшатнулся – левая нога соскользнула с края ванны – и повалился назад, больно приложившись спиной о порожек. Выполз в коридор, вскочил, захлопнул дверь, вставил ноготь большого пальца в прорезь шайбы фиксатора и повернул. Что он еще мог сделать? Сбежать?

Сбежать из своей квартиры?

Позвать на помощь? Но кого? Председателя? Священника?

Он представил, как чужие ноги в грязных ботинках топчут дорогой немецкий паркет, унюхал острый запах пота… И еще… Над ним ведь будут смеяться – без вариантов. «У меня там, в вентиляции… домовой». Будут смотреть как на человека, которому нужна помощь.