В безумии - Клиффорд Саймак

При воспоминании о том, как андромедяне использовали свои знания, его охватывала дрожь. Видимо, это доказывало, что он все еще гражданин Земли, которому по-прежнему близки все пристрастия, предубеждения и привычки человеческого разума. Потому что андромедяне поступили в полном соответствии со здравым смыслом. Если ты не можешь колонизировать планету, оставаясь самим собой, в том виде, в каком существуешь, тогда ты просто изменяешься. Превращаешь себя в существо, которое способно на этой планете жить, и подчиняешь ее себе. Если надо стать червем, становишься червем. Или насекомым, или моллюском, или чем-то еще — чем или кем нужно. И меняешь ты при этом не только тело, но и разум, меняешь его до такой степени, какая необходима, чтобы выжить на этой планете.

— А все их лекарства? — продолжала Мэри. — Все медицинские знания, которые можно было бы использовать на Земле. Хотя бы тот маленький набор, что прислали тебе из Галактического Центра.

— Да, набор лекарств, которые могли бы вылечить практически любую болезнь на Земле. Это мучит меня, пожалуй, сильнее всего. Знать, что они вот там, в шкафу, то есть уже на этой планете, где в них нуждается так много людей…

— Ты мог бы отправить образцы каким-нибудь медицинским организациям или производителям лекарств, — сказал Дэвид.

Инек покачал головой.

— Я уже думал об этом. Но я должен помнить и о галактике, о своих обязательствах перед Галактическим Центром. Они так старались, чтобы станция осталась незамеченной. Мне нужно думать об Улиссе и обо всех моих друзьях. Я не могу разрушить их планы. Не могу предать их. И вообще, если вдуматься, Галактический Центр и работа, которую они выполняют, — все это гораздо важнее, чем одна только Земля.

— И нашим, и вашим, значит, — произнес Дэвид с легкой издевкой в голосе.

— Вот именно. Одно время — много лет назад — я хотел написать несколько статей для научных журналов. Не медицинских, разумеется, потому что я ничего не смыслю в медицине. Лекарства у меня есть, лежат себе на полке, и к ним даже приложены инструкции по использованию, но это таблетки, порошки, мази или что-то там еще — все уже готовое. Однако я все-таки набрался кое-каких знаний в других областях, что-то понял. Не очень много, но, во всяком случае, достаточно, чтобы намекнуть, в каком направлении надо двигаться. Для людей сведущих это вполне могло бы послужить толчком.

— Вряд ли из этого что-нибудь вышло бы, — заметил Дэвид. — У тебя нет практического опыта исследования. Ты нигде не учился и не связан ни с одним из колледжей или научных центров. Тебя бы просто не напечатали, если бы ты не представил каких либо доказательств.

— Это я понимаю, конечно. Потому и не стал никуда писать. Я знал, что это безнадежно. Да и какие могут быть претензии к научным журналам — они ведь должны отвечать за то, что печатают. Их страницы открыты отнюдь не для любого желающего. Но даже если бы редакторы отнеслись к моим статьям уважительно и захотели их опубликовать, они непременно захотели бы узнать, кто я такой. А это привело бы их к станции.

— Но даже если бы ты сумел остаться в тени, — добавил Дэвид, — не только в этом все дело. Вот ты говорил о своей лояльности к Галактическому Центру…

— Если бы на меня никто не обращал внимания, все было бы в порядке. Если бы я мог просто подбрасывать земным ученым идеи, чтобы они сами разрабатывали их дальше, это не принесло бы вреда Галактическому Центру. Главная проблема в том, чтобы не раскрывать источник идей.

— Видимо, даже в этом случае ты все равно не смог бы сообщить слишком много, — сказал Дэвид. — У тебя нет достаточно подробных данных, чтобы на их основе можно было сделать что-то значительное. Галактическая наука слишком далека от привычных наезженных дорог.

— Это я понимаю, — ответил Инек. — Например, психотехника Манкалинена-3. Если бы Земля располагала этими знаниями, люди наверняка нашли бы способы лечения нервных и умственных расстройств. Мы освободили бы бесчисленные заведения для нервнобольных, а потом снесли бы их или использовали для чего-то другого. Они просто стали бы ненужными. Но, кроме жителей Манкалинена-3, нас некому научить. Сам я знаю только, что они постигли в психотехнике невероятных успехов, но больше мне ничего не известно. Ведь я ничего не смыслю в этой науке. Точные знания можно получить только от них, от жителей звезд.

— Ты все время говоришь о неизвестных науках, — сказала Мэри. — Люди еще даже не подозревают об их существовании.

— И не только люди — мы тоже, — добавил Дэвид.

— Дэвид! — воскликнула Мэри.

— Нам незачем прикидываться людьми, — ответил Дэвид рассерженно.

— Но вы — люди, — сказал Инек с усилием. — Для меня вы — люди. Кроме вас, у меня никого нет. В чем дело, Дэвид?

— Мне кажется, пришло время сказать, кто мы на самом деле, — ответил тот. — Мы — иллюзии, плод воображения. Мы созданы тобой с единственной целью: появляться и разговаривать с тобой, заменяя тебе настоящих людей, общения с которыми ты лишен.

— Но ты ведь так не думаешь, Мэри! — крикнул Инек. — Ты не можешь так думать!

Он потянулся к ней и тут же безвольно уронил руки, с ужасом осознав, что хотел сделать. Впервые в жизни Инек попытался дотронуться до нее, впервые за все эти годы он забылся.

— Извини, Мэри. Мне не следовало этого делать.

Глаза ее заблестели слезами.

— Если бы это было возможно! — вздохнула она. — Я так хотела бы, чтобы это было возможно!

— Дэвид, — позвал Инек, не поворачивая головы.

— Дэвид ушел, — сказала Мэри. — Он не вернется. — Мэри медленно покачала головой.

— В чем дело, Мэри? Что происходит? Что я такое наделал?

— Ничего, — ответила она, — если не считать, что ты сделал нас слишком похожими на людей. Настолько похожими, что у нас появились все человеческие качества. И теперь мы уже не марионетки, не красивые куклы, мы — люди! Мне кажется, именно это мучило Дэвида больше всего — не то, что он человек, а то, что, став человеком, он по-прежнему остается тенью. Раньше, когда мы были куклами, это не имело значения. У нас не было тогда человеческих чувств.

— Прости меня, Мэри, — произнес Инек. — Прошу тебя, прости!

Она наклонилась к нему, и лицо ее озарилось нежностью.

— Ты ни в чем не виноват. Скорее, мы должны благодарить тебя. Ты создал нас, потому что любил, и это прекрасно знать, что ты любима и нужна.

— Но теперь все по-иному, — молил Инек. — Теперь вы приходите ко мне сами, по собственной воле.

Сколько лет уже прошло? Должно быть, все пятьдесят. Мэри стала первой, Дэвид — вторым. Из всех, кого воскрешало его воображение, они были ближе и дороже других.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});