Миры Клиффорда Саймака. Книга 3 - Клиффорд Саймак

Я дошел до конца вешалки и, повернувшись, направился обратно. И снова мне обдало ноги холодом.

Что-то было неладно. Ведь все окна были закрыты. К тому же, если дует из окна, холодный воздух не бьет по лодыжкам, не идет направленной струей шириной в один-два шага.

Что-то скрывалось за вешалкой. Какой еще, к черту, источник холода может находиться за вешалкой с одеждой?

Недолго думая, я присел на корточки и, раздвинув одежду, увидел, откуда шел этот холод.

Он шел из дыры, из дыры в стене «Мак Кендлесс Билдинг», но дыра эта не была сквозной, не вела наружу, потому что, будь это обычная дыра, пробитая в стене здания, я бы увидел уличные огни.

Огней не было. Была беспросветная одурманивающая мгла и холод, но холод не только в смысле отсутствия тепла. Каким-то необъяснимым образом я почувствовал, что тут не хватает чего-то еще — быть может, даже всего, точно в этом мраке и холоде было полное отрицание формы, света и тепла Земли. Я ощутил, именно ощутил, а не увидел, какое-то движение, какое-то вращение тьмы и холода, словно чья-то таинственная рука смешивала их в невидимом миксере и они кружились в бешеном водовороте. И глядя в дыру, я почувствовал, как это головокружительное вращение гипнотизирует меня, точно пытаясь заманить поближе и всосать в свою черную бездну, и я в ужасе отпрянул и растянулся на полу.

Я лежал, оцепенев от страха, всем телом ощущая пронизывающий холод и наблюдая, как сомкнулась раздвинутая мною одежда, закрыв собой дыру в стене.

Я медленно поднялся на ноги и крадучись двинулся в обход стола, чтобы он мог служить преградой между мной и тем, что я обнаружил за занавесом.

А что, собственно, я там обнаружил?

Этот вопрос молотом стучал у меня в голове, но ответа на него не было — эта дыра была так же необъяснима, как висевшая в нише одежда.

Я протянул руку к столу в поисках какой-нибудь опоры, чтобы устоять против этой неведомой опасности. Но вместо стола мои пальцы неловко схватились за ящик с бумагами; он опрокинулся, и его содержимое упало на пол. Опустившись на корточки, я принялся сгребать в кучу рассыпавшиеся листы. Каждый лист был аккуратно сложен пополам, и даже на ощупь в них было что-то официальное — та странная значительность, которая свойственна самой фактуре бумаги деловых документов.

Поднявшись на ноги, я свалил бумаги на стол и быстро просмотрел их — и все они, все до одной, были документами о передаче права собственности на недвижимое имущество. И все они были оформлены на имя некоего Флетчера Этвуда.

Это имя прозвучало в моем мозгу далеким ударом колокола, и я стал наугад рыться в своей захламленной всякой всячиной и далеко не совершенной памяти, отыскивая конец нити, которая привела бы меня к этому человеку.

Мне показалось, что когда-то имя Флетчера Этвуда что-то для меня значило, что я встречал человека с таким именем, или писал о нем, или просто говорил с ним по телефону. Это имя хранилось в каком-то дальнем уголке моего сознания, хранилось недолго и так давно, что все обстоятельства, время и место начисто стерлись из моей памяти.

Похоже, это было как-то связано с Джой. Она вроде бы однажды упомянула это имя, остановившись на минутку у моего стола, чтобы перекинуться парой слов — короткий пустой разговор в напряженной обстановке редакции, где любое имя быстро вытесняется из памяти непрерывным каскадом новых событий.

Кажется, она тогда упомянула о каком-то доме — доме, который купил Этвуд.

И тут я вспомнил. Флетчер Этвуд был тем самым человеком, который купил легендарную усадьбу «Белмонт» на Тимбер Лейне. Тем самым загадочным человеком, который в этом аристократическом предместье казался белой вороной. Который на самом деле никогда не жил в купленном им доме; который лишь время от времени проводил в нем ночь, в лучшем случае неделю, но никогда там не жил по-настоящему. У него не было ни семьи, ни друзей, и он явно избегал заводить с кем-либо дружбу.

На первых порах жители Тимбер Лейна презирали его — по той простой причине, что некогда усадьба «Белмонт» была центром того неустойчивого явления, которое в Тимбер Лейне называли «светом». Теперь же имя его никогда не упоминалось — во всяком случае, в Тимбер Лейне. Подобно тому как обходят молчанием грехи молодости.

Так, может быть, это месть? — подумал я, раскладывая под лампой бумаги. Впрочем, едва ли: судя по всему, Этвуда нимало не беспокоило, что о нем думают в Тимбер Лейне.

Стоимость перешедшей в его руки собственности исчислялась миллиардами. Здесь были солидные семейные фирмы с безукоризненной репутацией и чуть ли не вековыми традициями; здесь были небольшие промышленные предприятия, старинные здания, которые с незапамятных времен были достопримечательностью города. И здесь же черным по белому, тяжеловесным юридическим языком было ясно сказано, что все это переходит во владение Флетчера Этвуда. И все эти бумаги были собраны в кучу, ожидая окончательного оформления и отправки в архив.

А тут они находились потому, предположил я, что до сих пор ни у кого еще не нашлось времени, чтобы их систематизировать и спрятать. Потому что у всех было по горло другой работы. Хотелось бы знать, что это за работа, подумал я.

Пусть это было невероятно, но факт оставался фактом: передо мной было самое что ни на есть веское доказательство — пачка официальных документов, из которых следовало, что один человек скупил значительную часть делового района города.

Ни у кого на Земле не могло быть такого количества денег, какое, по свидетельству документов, было уплачено за всю эту собственность. Даже группа людей едва ли могла располагать такой суммой. Но если допустить, что такие люди существовали, — какова их цель?

Купить весь город?

Ведь передо мной была лишь небольшая пачка документов, которую столь беспечно оставили на столе в открытом ящике, словно им не придавали особого значения. Совершенно очевидно, что в этой конторе их было куда больше. А если Флетчер Этвуд или те, от чьего имени он действовал, купили город, что они собирались с ним делать?

Я положил бумаги обратно в ящик и снова подошел к вешалке. Подняв голову, я стал разглядывать полку, на которой выстроились шляпы, и вдруг заметил между шляпами какой-то предмет, похожий на картонку из-под обуви.

Не хранятся ли в ней еще какие-нибудь бумаги?

Став на цыпочки, я кончиками пальцев подтянул картонку поближе к краю, наклонил и снял с полки. Она оказалась тяжелее, чем я ожидал. Я отнес ее на стол, поставил под лампу и снял крышку.

Коробка была доверху наполнена куклами, и, однако же, эти фигурки не были куклами в полном смысле слова — в них не было той нарочитой искусственности, которая, по нашим понятиям, свойственна любой кукле. Передо мной лежали куклы, настолько сходные с людьми, что невольно напрашивался вопрос, не были ли они и в самом деле людьми, уменьшенными до четырех дюймов, причем так умело, что пропорции при этом абсолютно не были нарушены.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});