Чумные - Максим Сиряченко

Остаток ночи, большую ее часть, она провела в постели, пытаясь уснуть, или на ногах, пытаясь не заснуть. Она была словно между двумя мирами. Между сном и явью, между своим волнением и действительностью. Девушка ощущала себя неупокоенной душой грешницы, тело которой давно сгнило и пропало, осталась только душа, терзаемая минувшим прошлым и удерживаемая в мире непонятно чем. Ей хотелось то ли расплакаться, то ли убить кого-то, повинного во всех ее бедах, то ли просто лечь спать. В голову пришла мысль, что горе и волнение можно «заесть». После позднего ужина всухомятку Ванесса забылась прерывистым и коротким сном.

Когда она проснулась, наступило раннее утро. Не раздумывая, девушка взяла со стола огромные длинные ножницы Филиппа и пошла в северную часть города.

* * *

Ванесса вошла в карантинную часть поселения через полчаса. Ей было страшно. Особенно страх был силен, когда нужно было обходить чумных. Особого труда это не составляло: ночью прошел обильный дождь, на земле было множество ручейков и лужиц. Безумцы «паслись», собирали влагу губами, кто-то жадно и быстро переходил от одной лужицы к другой, а кто-то еле ползал. Их судьба Ванессу не волновала. Она молча молилась Дее, чтобы дождь застал Нила в пути. Ведь тогда чумные были бы заняты дождем, а не юношей.

Она обходила одну улочку за другой, по пути заглядывая в пространства между домами. Какое-то время Ванесса надеялась пересечься с Филиппом, но патрули были только на окраине. Кроме того, может быть, вспыхнул новый очаг заражения, и лекарь обходил все дома вокруг него. Такое, по его словам, часто случалось в городах и селах во время эпидемий. Ванесса шла быстро, ей хотелось побежать, сердце колотилось от сильного испуга и не думало замедляться. Однако бежать было нельзя. Пешим ходом она не наткнется на чумного и не пропустит что-то важное. Так и случилось. Самое важное девушка увидела через час после того, как вышла из дома. Чтобы обойти весь район, потребовалась едва ли треть часа, и волнение с чувством бессилия от долгих поисков начали выбивать ее из колеи. Вместе с навязчивой мыслью о смерти любимого пришло отчаяние.

Спустя час безумных скитаний среди безумцев девушка заглянула в очередную улочку между домами. Увиденное ее добило. На земле лежал юноша в крестьянских плотных штанах и рубахе, рядом с ним рыл землю острием короткий меч с бронзовым яблоком. Одежду и землю вокруг покрывала засохшая и смешавшаяся с грязью кровь. Тело было изуродовано до неузнаваемости: на юношу набросилась целая стая безумцев. В кулаке левой руки у него был зажат отрезанный локон цвета воронова крыла, волосы слиплись от загустевшей крови. Ванесса несколько мгновений стояла и невидящим взглядом смотрела на тело. Она не желала верить в то, что видит, однако реальность безжалостно прорывалась через ее простую защиту, построенную на односложном отрицании. Она, как горная лавина, как силовой молот в кузницах Задушшела, разбила последние иллюзии и надежды, ворвалась внутрь девушки и вымела оттуда все светлое и доброе в одно мгновение. Ванесса почувствовала, как почернел мир внутри нее, как ее душа налилась тьмой и горем. А потом пришла боль. Сил сдерживать слез и стонов не было. Ничего не видя, девушка побежала прочь из переулка и из зараженного района. Она бежала в сторону храма, в место, где ее никто не мог найти. Ванесса даже не вспомнила, что ее ждет работа дома, что, может, у двери ее ждут больные, которым нужна ее помощь. Были только чернота, холод, безразличие ко всему и всем. И боль, целый океан боли. Из-за творящегося в ее душе она даже не заметила, как выронила ножницы, инструмент, который был у Филиппа в единственном экземпляре.

Навстречу ей шел священник Мартин. Девушка пронеслась мимо быстрее ветра, однако церковнослужитель успел заметить на ее щеках слезы и услышать, как она плачет. Несколько секунд он ошарашенно стоял на месте и глядел ей вслед. Он удивился, потом подумал, почему это ведьма от чего-то бежит и плачет. Неужели дьявол отверг ее? Или она как-то разгадала умный план Мартина?

Думая так, он пошел по ее следам, отчетливо видным на размякшей глинистой почве. Потом дошел до места, где ее следы были особенно глубокими и четкими — она стояла здесь какое-то время. Рядом лежали, воткнувшись одним острием в почву, ножницы Филиппа, которые священник поднял, подозрительно на них глядя. Мартин оглянулся по сторонам и тут заметил тело в переулке между домами. Разодранное до неузнаваемости тело юноши, отцу которого он подсадил скорпиона за шиворот вчера. Челюсть церковнослужителя отвисла, глаза выпучились. Рядом лежал меч с бронзовым оголовьем. В руке у покойника был зажат локон. Потрясенный священник долго смотрел на тело, потом где-то раздался истошный крик и торжествующий яростный крик чумного. Мартин вздрогнул и пошел прочь. Явным преуменьшением было бы сказать, что он был потрясен, растерян и напуган, что не такого он ожидал от своего плана. Он шел к храму, в место, где ему никто не помешает и где он сможет все обдумать. В руке у него были ножницы Филиппа, а в глазах — потерянность и страх. Мартин что-то невнятно бормотал.

Солнце достигло зенита и нещадно жгло земных обитателей.

XIII

Филипп вернулся домой днем. Он не застал Ванессу, подумав, что та ненадолго вышла погулять. Лекарь успел хорошо узнать свою подопечную и справедливо считал, что она не бросит работу, только выйдет развеяться на минутку. Однако алхимик не мог знать о произошедшей истории с отцом Нила и о смерти юноши. Его не было дома все это время. Трупов в доме больше не было, как и пожилого траппера с севера. Его тело забрали моряки вместе с остальными, чтобы похоронить.

Первым делом лекарь выпил пахнущую железом жидкость из флакона, одну партию которой он сварил на Зеленом берегу. Затем, почувствовав облегчение, лег спать и проспал до полуночи. С этим часом он проснулся, не ощущая более усталости. В главной комнате, или семейной, как ее называли на севере, или в зале, как его называли на юге Десилона, никого не было. Все было точно так же, как и днем. Ни один предмет не сдвинулся ни на дюйм. Печь и буфет тоже были нетронутыми. Бесшумно подойдя к двери Ванессы, Филипп осторожно заглянул к ней в комнату, готовый в любой момент спрятаться за косяком и удалиться. Однако этого не потребовалось, кровать девушки была пуста. Филипп вошел внутрь. Простыни были холодными, его подопечная не ночевала дома. Он вышел в зал. Ну конечно, кто из нормальных людей будет спать от полудня до полуночи? И все-таки факт был фактом. Она даже не заходила в дом, в свою комнату, ее здесь не было днем, нет и сейчас. Внутри алхимика поселилось смутное беспокойство, которое росло с каждой минутой его одинокого пребывания в старом доме. Никогда раньше его собственный дом не казался Филиппу столь пустым и заброшенным. Не было слышно шелеста страниц в ее комнате, за чуть приоткрытой дверью не скрипнет перо, выдавая сделанную на обрывке пергамента пометку. Не донесется еле слышная ругань, когда это перо посадит кляксу. Ванесса не выйдет сегодня из-за двери в свою комнату, не подойдет к столу Филиппа, как всегда неожиданно, не пристанет с расспросами на час. А Филипп не сможет отвлечься от поиска лекарства, чтобы рассказать ей о причинах поражения Десилона во второй Таркской кампании. Она не встанет посреди ночи из-за пропущенного ужина и не выйдет в семейную комнату за куском хлеба и кружкой молока. И Филипп не будет притворяться, что спит за столом, чтобы избежать упреков за недосыпание, не почувствует, как шерстяной плед ложиться ему на плечи и как сквозь веки перестает пробиваться свет свечи, потому что огарок только что задула девушка. Не этой ночью, потому что Ванессы нет дома. Чувство одиночества становилось все более острым, болезненным, беспокойство росло, и что-то подсказывало Филиппу, что оно не уйдет с повторным принятием препарата.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});