Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Возвращение в Арканар - Андрей Чертков

Тем временем аварийная служба лихорадочно эвакуировала район за районом и не успевала.

А потом на пути озверевшей от вседозволенности толпы появился одинокий человек.

Впервые за три года Антон увидел дона Рэбу. Страшно исхудавший, в черной сутане на голое тело, он бесстрашно встал перед толпой и воздел руки. И тысячи людей, только что готовых ломать и убивать, разом опустились на колени…

Антон взглянул на часы. Прошло уже два часа, а обзор не сдвинулся ни на строчку. Время принимать лекарства. Извлек из флакона две капсулы и, страдальчески морщась, проглотил. Собрался. Попытался вникнуть. Прочитанное добило окончательно: «Глава восьмая. О благородном разбойнике Ваге, прозванном Колесом, спасавшем грамотеев в годы Серой смуты». Историки… Хвостом вас по голове… И Рэба… Какого рожна понадобилось старому стервятнику в Институте?

Антон прикрыл глаза и попытался фильтровать шум. Несмотря на проклятую реморализацию, этот примитивный навык практически не пострадал. Может, оттого, что закрепляли его на уровне рефлексов.

Вокруг кипела суета, летали обрывки фраз. Из обрывков постепенно вырастал в красе своей сердечный друг барон Пампа дон Бау, каковой во главе объединенной баронской дружины славно прошелся с востока на запад Арканара, вышвырнул Орден из столицы и ныне собирался короноваться под именем Пампы Первого.

Тем самым на операции «Рог изобилия» можно было ставить большой и жирный треф.

Вот и заседала теперь дирекция Института во главе с Александром Васильевичем Симоновым совместно с Чрезвычайным и Полномочным…

Дверь приоткрылась.

— …Это — дон Румата? — В глазах дона Рэбы не было презрения — одно лишь удивление да бесконечная жалость. — Этого человека хорошо отделали. Кто?

— Нет, ваше преосвященство, теперь с ним все хорошо, — охотно пояснял Казимир Сташевский — начальник антоновского отдела, — с ним работали наши лучшие врачи — доктор Александров и другие.

— Передайте доктору Александрову мое искреннее восхищение. Всегда полагал, что располагаю лучшими специалистами в этой области.

— Не беспокойтесь, ваше преосвященство, мы приложим все силы, чтобы передать свой опыт и научить ваших специалистов всему, что умеем сами.

Они давно вышли, а Антон все сидел в своем закутке и, казалось, дремал. За эти шесть лет к нему привыкли и не особо стеснялись. Все так же из обрывков разговоров стали проявляться контуры плана под кодовым названием «Двойное Касание». Оставалось последнее, во что Антон не мог, не хотел верить, но вот раскатился по коридору зычный бас Славы Цюрупы: «Гор-рбатого!» Теперь все становилось на свои места.

Больше всего на свете Арата Горбатый ценит свободу.

Арата Горбатый не подчиняется никому, даже богам, спустившимся с неба. И когда завтра он обнаружит, что у Земли нет средств на продолжение его очередной… кажется, эсторской авантюры, Арата Горбатый полностью волен в своих решениях. Но и оружие, и золото, и даже инструкторы найдутся, как только мятежнику придет в голову выбрать нужное Институту направление. Так было при Антоне, отчего не быть тому же при Казимире? Великолепно обученная и вооруженная крестьянская армия — а если понадобится, то и несколько, — с ходу возьмет оставшийся без прикрытия замок Бау. Семью барона вывезут в Область Святого Ордена. Лучшие психологи Института уже просчитали шестнадцать сценариев возможных действий барона Пампы, а лучшие аналитики разработали оптимальную стратегию реагирования для любого из них.

Антон взглянул на часы. Было только десять. Трактат отца Нанина полетел в сторону. На экран посыпались данные. То и дело спотыкаясь об ограничения доступа, продираясь сквозь сонную одурь, за два часа он смог подготовить доклад, где, тряхнув стариной, на восьми листах доказывал опасность прямого вмешательства. На оставшихся семи рассматривались четыре альтернативных варианта.

— Не знаю, Тошка, — с сомнением покачала головой Стеллочка, — я передала Александру Васильевичу твой доклад, и он сказал, что это чрезмерно интересно и что он непременно ознакомится. Когда будет время… Только вот Казик уже вылетел…

Антон слепо вернулся в закуток. «Трактат о Серой смуте» кто-то забрал, вместо него обнаружилась солидных размеров тетрадь в черном кожаном переплете.

Это были чьи-то записи — разрозненные и ни о чем.

«Весною — рассвет.

Все белее края гор, вот они слегка озарились светом. Тронутые пурпуром облака тонкими лентами стелются по небу.

Летом — ночь. Слов нет, она прекрасна в лунную пору, но и безлунный мрак радует глаза, когда друг мимо друга носятся бесчисленные светлячки.

Если один-два светляка тускло мерцают в темноте, все равно это восхитительно. Даже во время дождя — необыкновенно красиво».

Антон перевернул сразу несколько страниц:

«Каким ничтожными…

Какими ничтожными кажутся мне те женщины, которые, не мечтая о лучшем будущем, ревниво блюдут свое будничное семейное счастье. Я хотела бы, чтоб каждая девушка до замужества побывала во дворце и познакомилась с жизнью большого света. Терпеть не могу придирчивых людей, которые злословят по поводу придворных дам. Предположим, нет дыма без огня. Придворная дама не сидит затворницей, она встречается со множеством людей…»

Еще пара страниц:

«То, что заставляет сердце сильнее биться…

Как взволновано твое сердце, когда случается кормить воробьиных птенчиков.

Ехать в экипаже мимо играющих детей. Заметить, что драгоценное зеркало уже слегка потускнело.

Ночью, когда ждешь своего возлюбленного, каждый легкий звук заставляет тебя вздрагивать: шелест дождя или шорох ветра».

«Дон Рэба — общая мишень для насмешек.

Дон Рэба — общая мишень для насмешек. Стоит людям заприметить, что его сопровождает слуга достойного вида, как уж непременно подзовут и спросят:

— Как ты можешь служить такому господину? О чем только ты думаешь?

В доме его все заведено наилучшим порядком: искусные руки наряжают его, и он всегда одет щеголевато, лучше других; цвета подобраны со вкусом. Но люди только посмеиваются:

— Эх, если бы в этот наряд облачить кого-нибудь другого!»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});