Отыграть назад - Джин Ханфф Корелиц

мирок, простирающийся на расстояние выдоха, не дальше.

– Все у нас образуется, – сказала она сыну, и затем в слабой надежде на то, что хотя бы он ей верит, снова повторила эти слова.

Глава семнадцатая

Неопределенность и недоверие

Уже позже Грейс поражалась тому, насколько легко оказалось разбить свою жизнь на куски. Жизнь – постоянно напоминала она себе – настолько размеренную и стабильную, что даже ее адрес, несмотря на некоторые кратковременные перемещения, не поменялся с самого ее рождения. Детские ясли и садик, куда ходила она, а затем ее сын, приятные прогулки по Мэдисон-авеню, где менялись лишь названия магазинов и виды чрезвычайно дорогих товаров в витринах, кофейни, автобусные остановки, гувернантки со всех концов света, водившие или возившие в колясках своих подопечных на игровую площадку на Восемьдесят пятой улице… Все это стремительно исчезает. Останется лишь неодолимое стремление согреться и добыть средства к существованию, а спокойствие сменяется состоянием неопределенности и недоверия.

На следующий день она перегнала машину через границу штата Коннектикут в город Питтсфилд, штат Массачусетс, где, как ни странно, без лишних разговоров, купила одну из подержанных машин автопрокатной компании – ничем не примечательную «Хонду». Затем они с Генри отправились в оптовый торговый центр недалеко от Грейт-Баррингтона, чтобы купить пуховые одеяла, зимние сапоги и термобелье (такое, как ей казалось, надевали лыжники). В большом хозяйственном магазине Грейс нашла комнатный электрообогреватель, который продавец расхваливал как совершенно безопасный, и пистолет для работы с герметиком – Грейс не была уверена, что знает, как им пользоваться, к тому же вообще сомневалась в его нужности, но все равно купила – скорее для самоуспокоения. Потом они отправились в супермаркет. На обратном пути Грейс свернула по дорожному указателю на длинную боковую дорогу к домику с острой деревянной крышей, где торговали древесиной, и договорилась с пришедшим в изумление мужчиной в промасленной куртке, чтобы тот доставил им три с половиной кубометра напиленных дров. Она привыкла покупать дрова небольшими охапками, завернутыми в пластик, и была не совсем уверена, что собой представляют эти три с половиной кубометра, но он обещал привезти ей весь груз к утру, так что это было хоть что-то. Генри, обычно не отличавшийся тягой к покупкам, за весь день попросил для себя лишь одно, кроме шоколадного батончика с орехами, – антологию статей о спорте, которую увидел в супермаркете. Грейс купила ее сразу, ни секунды не раздумывая.

Вернувшись домой, они постелили одеяла на большую кровать и залезли под них. Генри – с книгой о спорте, которую начал читать еще в машине, а Грейс – с большим блокнотом, пытаясь восстановить список пациентов, в первую очередь тех, сеансы с которыми были назначены на ближайшие дни. Всем им необходимо, по крайней мере, написать уведомления по электронной почте. А большинству потом придется и позвонить. Сейчас она об этом думать не собиралась. Комната, не та, где она спала летом с детского возраста, а та, которую по-прежнему считала «родительской», в лучах скудного зимнего солнца казалась какой-то чужой, унылой и безрадостной. Стены из старых сучковатых сосновых досок выглядели иссохшими, словно из них исчезло что-то такое, что ощущалось лишь в теплую погоду. Старые картины – какие-то еще со времени бабушки и дедушки, какие-то купленные ею на блошином рынке у шоссе 7 – словно подернулись пеленой и поблекли.

Осмотревшись как следует, Грейс поразилась, что тут нет ни одного предмета, имеющего какое-либо отношение к ее жизни. Ни единого. В нью-йоркской квартире она внимательно оценивала каждую вещь, что попробовала сделать и здесь. Старые фотографии, четыре поколения ее семьи, на законных основаниях владевших этим домом, казались лишенными смысла, а их совместные фото с Джонатаном выглядели особенно оскорбительными. Детские поделки (ее и Генри), занятные находки, принесенные из леса или с берега озера, книги, привезенные из города и оставленные здесь на полках, вырванные из журнала «Нью-Йоркер» статьи, старые номера трех-четырех научных журналов, за публикациями в которых она следила, – какое отношение все это имело к ней теперь, тут, где они с сыном свернулись под совершенно новыми пуховыми одеялами на старой родительской кровати? И как долго это продлится? До конца вечера? Или до окончания новостного цикла? Или целый год?

Или до окончания ядерной зимы, когда кто-то (кто именно?) даст сигнал отбоя?

Даже думать об этом было невыносимо, так что Грейс решила отвлечься на дела, запланированные на утро понедельника. Первым делом составила текст письма пациентам: «Ввиду важных и непредвиденных обстоятельств мне необходимо взять отпуск и временно приостановить практику. Я не могу должным образом передать мое самое искреннее сожаление, что придется прервать нашу совместную работу на неопределенный срок. Я, разумеется, с удовольствием помогу вам найти временную замену в лице другого психоаналитика, так что если вам нужны рекомендации, или вы бы хотели обсудить альтернативные варианты, пожалуйста, в любое время пишите мне на электронную почту…»

Последнее было не только жестом вежливости, хотя в данный момент Грейс не могла просматривать свою электронную почту. Прошлым летом она заплатила местной провайдерской компании за установку вай-фай роутера, и тот работал, пусть и медленно, однако теперь ни она, ни Генри – что куда существеннее – не смогли заставить его заработать снова. Так что Грейс направилась – движимая необходимостью, осторожно и в полном ужасе – к деревенской библиотеке Дэвида М. Ханта, старинному кирпичному зданию, мрачный вид которого идеально соответствовал ее состоянию. Потратив полчаса на регистрацию, она словно воздвигла невидимый барьер между собой и всеми своими пациентами. Сеансы им больше не потребуются, твердила она себе, раз за разом нажимая «отправить», простым движением перерезая ниточку доверия, которым пациенты по неосторожности к ней прониклись. Грейс отказалась сделать массовую рассылку и отправляла одно и то же письмо всем пациентам индивидуально – каждая такая отправка причиняла боль, словно очередная щепотка соли на ране.

После она откинулась на спинку стула, глядя в бездушный монитор на небольшой подставке в тихом, устланном коврами библиотечном зале, и отметила про себя, как же тихо и спокойно это все завершилось. Или нет, не совсем тихо и спокойно. Это напоминало шепот, раздавшийся в полном безмолвии пещеры – прокатившийся с оглушительным эхом и исчезнувший навсегда. Почти никто не счел нужным ей ответить. Одна женщина, наведывавшаяся к Грейс только в периоды обострения, прислала письмо с просьбой о рекомендации. Лиза, брошенная жена, муж которой жил сейчас с другим мужчиной в квартире с картиной Марка Ротко, прислала очень доброе, прекрасно написанное письмо,