Могучая крепость (ЛП) - Вебер Дэвид Марк

— Я понимаю, лучше, чем кто-либо из вас, вероятно, даже начинает подозревать, насколько вы оба разочарованы «Группой Четырёх», — сказал он очень спокойно. — Я знаю — я не подозреваю, я не думаю, я не оцениваю, я знаю — что княгиня Оливия испытывает такое же отвращение, горе и гнев, как и сами Кайлеб или Шарлиен, из-за того, как Клинтан и Трайнейр используют и злоупотребляют авторитетом Церкви и верой каждого жителя Сэйфхолда. Точно так же я знаю, что ваше собственное отвращение к вопиющему разложению «Группы Четырёх» и пристрастию к тирании гораздо глубже, чем вы действительно хотели бы, чтобы кто-либо ещё догадывался, учитывая образ этого циничного, прагматичного, безжалостного политика, который вы так долго культивировали, Ваше Высочество. — Он слабо улыбнулся слегка оскорблённому выражению лица Нармана, но ни следа веселья не коснулось его мрачного тона, когда он продолжил. — Но чего никто из вас не знает, так это того, что «Группа Четырёх» едва ли первая, кто злоупотребляет верой всех жителей Сэйфхолда в своих собственных целях. На самом деле, они следуют традиции, которая была установлена ещё до Дня Творения.

Муж и жена, сидевшие за столом напротив него, одновременно напряглись, их глаза расширились в замешательстве, и на этот раз его улыбка была намного, намного мрачнее.

— Видите ли, чуть больше тысячи лет назад…

* * *

Когда Мерлин закончил своё объяснение два часа спустя, в столовой воцарилась глубокая тишина. Такая глубокая, что несмотря на прочность древней каменной громады дворца, был отчётливо слышны слабые вздохи ледяного зимнего ветра, треплющие карнизы, зубчатые стены и фронтоны, и постукивающего невидимыми пальцами по закрытым оконным стёклам.

Нарман и Оливия Бейтц сидели бок о бок, держась за руки с того момента, как Мерлин начал свой рассказ, и глаза Оливии в свете лампы казались огромными, тёмными озёрами, когда они цеплялись за коммуникатор, компактный голографический проектор и обнажённый вакидзаси, лежащий на столе перед ней. Глядя на неё, Мерлин задавался вопросом, какие из подтверждающих его историю технологических доказательств она сочла наиболее убедительными. В каком-то смысле, как он подозревал, это, вероятно, был вакидзаси. Коммуникатор и проектор выглядели чужими, странными, даже волшебными. Вакидзаси таким не казался, но она видела, как он использовал невероятно острое лезвие из легированной стали, чтобы отрезать длинные кусочки железа от кочерги, которую он выбрал среди инструментов для камина столовой. То, что вакидзаси не выглядел явно инопланетянином, вероятно, сделал эту демонстрацию ещё более…впечатляющей.

«И, чёрт возьми, надо будет убедиться, что эта кочерга исчезнет навсегда, — напомнил он себе. — Пусть лучше слуги гадают, куда она делась, чем найдут её порубленной, как рождественского гуся».

Он почувствовал укол боли от собственного выбора сравнений и задался вопросом, не было ли это его изложение истинной истории человечества причиной, которая воскресила эти воспоминания в его памяти.

Выражение лица Нармана выдавало гораздо меньше, чем выражение лица его жены. Её удивление и сопровождавшие его ошалевшие глаза были очевидны. Глаза Нармана были просто прикрыты, скрывая задумчивый взгляд, а губы поджаты, как будто он размышлял над повседневной головоломкой, а не о полном и фундаментальном изменении вселенной, о которой он всегда думал.

— И так? — Наконец тихо произнёс в тишине Кайлеб.

Оливия вскинула голову, её глаза метнулись к императору, как испуганные кролики. Нарман просто посмотрел на Кайлеба, но его свободная рука потянулась, чтобы присоединиться к той, что уже держала руку его жены. Он нежно, успокаивающе похлопал её по тыльной стороне ладони, затем посмотрел через стол на Мерлина.

— В итоге, это же не телохранители Её Величества спасли ей жизнь, не так ли, сейджин Мерлин? — спокойно спросил он. — Не совсем они.

— Нет, не совсем, Ваше Высочество. — Голос Мерлина был низким, его сапфировые глаза ПИКА потемнели. — Без них я бы опоздал, хотя… это и моя вина, что так много из них погибло. В тот день я сильно оплошал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Шарлиен пошевелилась на стуле, как будто хотела оспорить его вердикт, но не стала, и Нарман слабо улыбнулся.

— Я просто прокручивал в уме всё то утро. — Его тон был почти капризным. — Вот, я думал, вы так много объяснили, когда оказывается, что было ещё так много всего, чего вы даже не коснулись! — Он покачал головой. — Должен признаться, что некоторые вещи сейчас имеют гораздо больше смысла, чем тогда. Во-первых, я постоянно был озадачен тем, до какой степени Их Величества, похоже, думают так одинаково. Имейте в виду, у меня достаточно опыта, чтобы понять, насколько хорошо муж и жена могут научиться читать мысли друг друга. И, — кожа вокруг его глаз сморщилась, когда он коротко, но тепло улыбнулся Оливии, — о том, как они всё ещё могут удивлять друг друга, даже спустя годы. Но вы двое, — он перевёл взгляд обратно на Кайлеба и Шарлиен, — провели вместе не так много времени, вот почему вы не раз поражали меня тем, насколько плавно ваши действия и решения согласовывались, несмотря на то, что вы были месяцами в пути друг от друга. Например, то, как Её Величество самостоятельно решила вернуться домой в Чизхольм после покушения. Это было именно то, что, по моему мнению, необходимо было сделать. На самом деле, это было то, что я довольно настойчиво советовал в то самое утро, но мне никогда не приходило в голову, что она действительно может сделать это так быстро. Теперь я понимаю, как вам двоим это удалось.

— Справедливости ради по отношению к Кайлебу и Шарлиен, Ваше Высочество, у них не было преимущества мгновенной связи до покушения, — отметил Мерлин, и Нарман задумчиво кивнул.

— Вы правы, — согласился он. — И они справлялись почти так же гладко даже до этого, не так ли?

— Да, „они“ справлялись, — довольно сухо сказал Кайлеб. — Что возвращает меня к моему первоначальному вопросу, Ваше Высочество.

— Я не скажу, что это не стало большим сюрпризом, Ваша Светлость, — признал Нарман. — Конечно, я подозреваю, что вы были бы немного разочарованы, если бы этого не произошло! Странно, однако, то, что я не думаю, что это действительно потрясло меня.

— Неужели не потрясло?

В голосе его жены слышалась слабая, но отчётливая дрожь. Он быстро взглянул на неё, и она слегка неуверенно улыбнулась, увидев беспокойство в его глазах.

— Я могу с уверенностью сказать, что меня это потрясло, — продолжила она. — И, — она перевела взгляд на Кайлеба и Шарлиен, — я должна признать, что так же меня это беспокоит. Даже со всеми доказательствами сейджина Мерлина, вы просите нас поверить во многое. Или, возможно, я должна сказать, во многое теперь не верить. Теперь вы говорите не только о «Группе Четырёх». Не только о коррупции в Церкви или о злых людях, искажающих послание Божье. Вы говорите нам, что само это послание — ложь. Что вера, которой мы доверили наши души — души наших детей, — это не что иное, как одна огромная ложь.

«В душе этой женщины есть стальной стержень, — с уважением подумал Мерлин. — Она говорит правду, когда говорит, что шокирована, но она сразу переходит к сути всей истории, к тому, что действительно важно для неё».

— Отчасти это именно то, что говорит вам Мерлин, — ответил Стейнейр, прежде чем кто-либо другой смог это сделать. Она посмотрела на архиепископа, и он печально улыбнулся ей. — Церковь Господа Ожидающего — это ложь, «огромная ложь», как вы только что её назвали, — сказал он. — Но мужчины и женщины, которые создали эту ложь, построили её из фрагментов подлинной веры в Бога. Они украли кусочки правды, чтобы создать ложь, и именно это делало её такой чертовски — и тут я тщательно выбираю термины, Ваше Высочество — правдоподобной так долго. Но, как сказал Мерлин, когда начинал, на самом деле нет такой уж большой разницы между Эриком Лангхорном и «Группой Четырёх». Помимо того факта, что, согласны мы с ним или нет, Лангхорн действительно мог бы утверждать, что само выживание человеческой расы зависело от успеха его лжи.