Жук. Таинственная история - Ричард Марш

Миссис Хендерсон

Миссис Хендерсон засунула руки под передник и растянула губы в улыбке.

– Мистер Филипс, странно мне слышать, что вы так вот со мной разговариваете. Можно подумать, что я натворила что-то такое, чего делать не надобно, раз эти речи от вас исходят. А о том, что стряслось, расскажу все-все с преогромнейшей охотой. Не нуждаюсь я в осторожности, и призывать меня к ней не стоило, потому как всегда держусь настороже, сами, поди, уже поняли.

– Да… так я и понял. Больше вам сказать нечего?

– Ох уж, мистер Филипс, подловить кого вы мастак, к бабке не ходи. Конечно, есть у меня что поведать, разве не к тому веду?

– Тогда выкладывайте.

– Будете давить на меня, только с толку собьете; ляпну что-нибудь не то, скажете, я вру, однако Господь-то видит, женщины правдивей меня в Лайм-хаусе не сыскать.

У инспектора с языка было готово сорваться ругательство, но ему удалось сдержаться. Миссис Хендерсон закатила глаза, будто искала вдохновение на грязном потолке.

– Дай бог памяти, случилось все меньше часа назад, или час с четвертью прошло, или час и двадцать минут…

– Наша дотошность до секунд не доходит.

– Слышу, стучат в переднюю дверь, иду открывать, там араб с громадным тюком на голове, чуть его самого не больше, а с ним два типа. Этот араб мне говорит, акцент у него еще такой чудной, как у всех арабов, мол, комнату мне на ночь, одну комнату. Иностранцев-то я не особо жалую, никогда их не любила, особенно этих арабов, от которых меня прям с души воротит; ну, я ему на это намекаю. А араб-то, кажись, меня не понимает и все твердит по-прежнему, мол, комнату на ночь, комнату. И сует мне две полукроны в руку. А я завсегда себе говорила, что деньги есть деньги и деньги одного ничем не хуже денег другого. Ну, спорить я не стала – не возьму я, кто другой возьмет – и провела их в номер. Потом вернулась вниз, и где-то через полчаса наверху загалдели…

– Что это был за шум?

– Орали и визжали – аж, Господи спаси, кровь в жилах сворачивалась – таких пронзительных криков я в жизнь не слыхивала. Бывают у нас беспокойные гости, у кого ж их нету, но такое у меня впервой. Подождала я с минуту, а они все орут и орут, да так, что того и гляди кто-нибудь на них жаловаться придет, ну, я наверх и поднялась, стучу в дверь, но, кажись, колотить в нее я могла веки вечные.

– Шум не прекращался?

– Не прекращался! Еще как не прекращался! Благослови вас Господь! крик за криком, думала, крыша упадет.

– Вы больше ничего не слышали? Например, звуков борьбы или ударов?

– Ничего такого, кроме тех воплей. – Кричал один человек?

– Один. Я уже сказала, вопль за воплем, а когда ухо к двери приложишь, кажется, что кто-то другой будто себе под нос жужжит, и оно не просто так: с такими-то криками сразу и не подумаешь, что какое-то там гудение за ними услыхать возможно. Я в дверь колочу-колочу, уж было посчитала, что она от моих ударов рухнет, и тут араб мне изнутри говорит: «Уходи! За комнату заплачено! Прочь!» Ну и дела, думаю. Я ему отвечаю: «За комнату хоть уплачено, хоть не уплачено, но за такой хай вы мне не платили!» И еще ему говорю: «Только попробуйте пошуметь, разом отсюда вылетите! Не успокоитесь, я мигом кого-нибудь кликну, мало не покажется!»

– Они успокоились?

– Вроде того, только все равно слыхать было, как кто-то там гудит и еще кто-то будто отдышаться не может.

– Что произошло потом?

– Я вижу, вроде как все стихло, потому спустилась к себе. Через четверть часа, ну или минут через двадцать, вышла я на крыльцо языком почесать. И миссис Бейкер, что в доме 24 через дорогу живет, подходит ко мне и говорит: «Что-то твой араб у тебя особо не задержался». Я на нее гляжу. «Это ты о чем?» – спрашиваю, а сама недоумеваю. «Видала я, как он к тебе пришел, – отвечает, – а теперь, несколько минут назад, гляжу, он опять идет, и тюк свой огромный на голове волочит, самого аж шатает!» «Ну и ну, – говорю, – вот это новости, я и не знала, что он ушел, надо же, не увидала…» – в этом я не соврала. Итак, поднимаюсь я наверх опять; дверь, конечно, нараспашку, а комната вроде пустая, я внутрь прошла и вижу, что бедолага этот за койкой лежит.

Тут не выдержал врач:

– Было б у вас что в голове, за мной бы сразу послали, и бедняга мог бы сейчас в живых остаться.

– Мне откуда было знать, доктор Глоссоп? Я же того не поняла. Думала, его убили, и мне этого хватило. Ну, я вниз кинулась, Густуса Барли, что стенку подпирал, схватила и говорю: «Густус Барли, беги в участок что есть мочи и скажи, что тут человека убили… что у нас был араб и парня укокошил». Это все, что я знаю, и больше ничего рассказать не могу, мистер Филипс, даже если приметесь меня час за часом допрашивать.

– Вы думаете, что кричал вот этот человек? – инспектор указал на кровать.

– По правде сказать, мистер Филипс, сама не знаю, что тут думать. Если б меня кто спросил, то я б ответила, что кричала женщина. Уж женские вопли я отличу, когда услышу; чего-чего, а уж их я за жизнь наслушалась, видит Бог. Потому скажу, что так кричать могла только женщина и только если ее довели до крайности. Однако женщины при нем не имелось. Был этот, убитый, да еще один… а про того могу заметить, что одежи на нем и на два пенса не набралось бы. А еще, мистер Филипс, заявляю, что больше под свою крышу арабов не пущу – этот был последним, и неважно, сколько они заплатят, попомните мое слово.

Миссис Хендерсон вновь возвела очи к потолку, как будто только что дала религиозный обет, после чего весьма торжественно покачала головой.

Глава 46. Неожиданная остановка

Когда мы покидали дом, констебль протянул инспектору записку. Тот прочитал ее и передал мне. Она была из местного участка.

«Получено сообщение, что араба с большим тюком на голове заметили поблизости от вокзала Сент-Панкрас. Его сопровождал молодой человек, похожий на бродягу. Последний выглядел нездоровым. Предполагается, что они ждали поезд, вероятно, на север. Следует ли задержать их?»

Я сделал в конце приписку:

«Возьмите их под стражу.