Дьявол просит правду - Жанна Голубицкая

Однако! Первый раз на моей памяти кто-то решает что-то за Айрапета! Этого не позволяет себе даже наш издатель.

— И что я должна ему отвечать? — мне как-то не по себе.

— Можете ничего не отвечать, это не важно. Вы, главное, сами не волнуйтесь и ничего не берите в голову: вы на правильном пути! Вы приобщаетесь к людям, которым нужна правда. И ничего, кроме правды.

Понятно. И этим подавай правду! Интересно, а им как надобно расфасовать? Во что упаковать? Сколько будем вешать в граммах? Пространные наставления Айрапета насчет разновидностей правды и ее «товарного вида» мигом всплывают в моей голове, но вслух я уверенно отвечаю:

— Разумеется!

— Вот и отлично! — закругляет разговор мой собеседник. — Поздравляю вас! Приглашение в серьезный политический пул — большая удача для журналиста! До скорой встречи!

Во как! Теперь я с большими сиськами — да в большую политику!

Наши уже все в курсе, что я «намыливаю от них лыжи».

ЖП — вообще чемпион по скорости распространения слухов.

Мишель приносит мне одинокую алую розу на длинном стебле и заявляет, что без меня ему будет так же одиноко, как этому прелестному цветку.

Я обещаю купить в компанию розе пару хорошеньких колючек.

Он обещает, что мы еще непременно встретимся. И вполне возможно, что не в рабочей обстановке.

Со всеми нашими — тетей Шнырь, Лией из красоты, Кейт с сиськами, Надей Булкой, Мамкой-Лерой и даже Гошиком — мы договариваемся оставаться на связи и не терять друг друга из виду. Это не пустая вежливость: связующим звеном между нами остается верная Рита. Ныне полноправный член нашей семейной трудовой династии.

Ровно через полчаса, как и было обещано, меня вызывает главред. Как я и предполагаю, он курит свою вонючую сигару. Это верный признак того, что Айрапет нервничает:

— Значит, все-таки не вовремя ты слилась с той вечерины… — задумчиво начинает разговор мой главред. Теперь уже почти бывший.

Мне становится немного грустно.

Айрапету, похоже, тоже.

Он первый берет себя в руки и возвращается к своему излюбленному ехидно-глумливому тону. С той разницей, что теперь, через год плотной работы с ним, я точно знаю: этот тон для моего главреда — не способ уязвить собеседника, а средство психологической защиты. За своим ехидством Айрапет прячет довольно тонкие материи — душевные переживания и неуверенность в себе.

— Ну что ж, жаль, что ты нас покидаешь! А я тебе как раз собирался поручить сделать репортаж с фермы спортивного свиноводства. Твоя тема. Свинская. Лучше тебя никто не справится.

— Ясен перец, никто не справится! — отзываюсь я, замяв для ясности вопрос, почему «свинская» тема — моя? — Потому что кроме меня никто туда и не поедет! Ну вы только представьте: Кейт с сиськами, Булка или, упаси Бог, Шнырская — и спортивные свиньи! Это я никогда, ни от каких заданий не отказываюсь…

— И в этом секрет твоего успеха! — подхыватывает Айрапет. — Если бы ты от всего нос воротила, у тебя не было бы того опыта, который накопился сейчас. А на свинские бои я журналиста найду, не волнуйся. Свято место пусто не бывает.

— Не сомневаюсь. Хотя могу и я — по старой дружбе, внештатно.

— Не отвлекайся уж. У тебя теперь другие свиньи впереди — не спортивные… Итак, времени у нас немного, через полчаса у меня планерка. Ты уже можешь в ней не участвовать. Ведь у тебя нет мысли отказаться от нового выгодного предложения? Я правильно понял?

Я киваю. Какой же дурак от такого отказывается?

— Ну тогда, помолясь, перехожу к напутствиям, — объявляет Айрапет. — Можешь конспектировать.

Это, конечно, шутка в стиле Айрапета. Но я реально достаю блокнот и ручку:

— Я очень ценю все ваши наставления, Андрей Айрапетович!

И это снова чистая правда! Я очень часто благодарю себя за то, что во время той последней аудиенции тет-а-тет с нашим Дьяволом не поленилась тезисно записать его советы. Они весьма помогают мне — и в работе, и по жизни.

Айрапет откашливается как заправский оратор:

— Совет первый: избегай штампов. В творчестве и в жизни, по возможности, тоже. Помнишь, я тебя учил придумывать правильные заголовки? «Война и мир» — вот заг всех времен и народов! Я не устану приводить его в пример, как образец идеального заголовка. Все гениальное — просто. Обрати внимание: эта с виду банальная истина получает свое подтверждение буквально каждый день! Война. Мир. Лаконично и всеобъемлюще. Что может быть проще и что может быть красноречивее этого?

Совет второй: делай все с драйвом. Как только чувствуешь, что драйв на заданную тему у тебя прошел, смело меняй сферу приложения своих талантов. Главное, не насиловать себя. В творчестве через насилие ничего не получится. Тут вопрос не в личностной организации, в точке креативного кипения. Вот в этой высшей точке как раз все и лучше всего получается. Но ее надо поймать. И сварить на ней все, что нужно. А не булькать вхолостую, испаряя собственный потенциал.

Как ты думаешь, почему я тебя взял? Меня же тогда, год назад, в рамках объявленного мною тендера, соискатели места в ЖП буквально завалили экзерсисами на тему Casual. Основная часть сочинений, конечно, на поверку оказалась полным дерьмом. Но попадались и талантливые подражания — тонкие, ироничные. И пародии — острые, злые и саркастические. Но ни один — ни один! — претендент не вышел за рамки «гламурного круга», предложенного Робски. У всех сюжет стилизации послушно развивался в той же социальной прослойке и в той же обстановке, куда волевым решением поселила своих героев Оксана. И только одна ты неожиданно развернула повествование в прниципиально другую сторону — лихо ушла в народ. Это меня, признаться, удивило и озадачило. И я решил посмотреть на тебя своими глазами.

И ты пришла — да, симпатичная. Да, улыбчивая. Но за тридцатнк и без специальной подготовки! А думаешь, мало было проверенных профессионалов из других изданий, которых я с легкостью мог бы переманить? Или тупо перекупить? Зачем я, по-твоему, связался с нудной и немолодой филологиней?

— Зачем же? — я молча «съедаю» нудную и немолодую. А филологиня — в устах моего главреда и вовсе комплимент.

— Если честно, — продолжает Айрапет, — ты тогда сразу меня зацепила — тем, что в тебе не было ни капли профессионализма, зато чувствовалось море драйва. Ни один профессиональный журналист не стал бы переводить бумагу на нечто подобное твоей Манане Лядски. Он бы рассудил, что это — пустое, это непродаваемо. И был бы прав. И, уж конечно, не накатал бы твои идиотские «потому что». Он бы стал искать в этом подвох, суть, фактуру, стилистический тест, наконец. А это был всего лишь тест на нестандартность, нешаблонность мышления. Потому что когда пишущий человек начинает размышлять только категориями «продаваемо/не продаваемо», он превращается в машину по производству форматных текстов. А это не то, в этом нет жизни. Хотя я, как ты знаешь, главный борец за формат. Но за такой формат, когда пишущий человек изо всех сил пытается втиснуть в него свой огромный внутренний мир, а этот мир то и дело вылезает со всех сторон. А когда журналист набивает руку и начинает, не глядя, левой ногой выпекать форматированные тексты как блинчики в машине «Тефаль», я против такого формата. Это уже не журналист, это робот: он производит однотипные гайки, идеально садящиеся на болты издания, на которое он работает. В период становления печатного продукта это даже хорошо. Однако как только этих болтов накапливается некое критическое количество, издание в целом становится похоже на один большой тупой и безликий болт.

А ты кипела, ты была готова отдать и отдаться. И ЖП в тот момент как раз очень ощутимо жаждал свежей крови. Вот вы благополучно и слились в экстазе.

Мне нужны были новые повороты, небанальные решения, и ты мне их дала. Но, увы, пишущие люди — расходный и быстро портящийся материал. С опытом, с навыком приходят шаблоны и рождаются штампы. Любой свежачок, попадая в прессу, рано или поздно форматируется и перестает давать журналу жизнь. А ЖП, как нарк со стажем, нуждается во все больших дозах креатива, чтобы не загнуться. И мне приходится «мутить». Я делаю все, чтобы эту дозу найти и своевременно пустить по вене издания. И, прошу отметить, я всегда ее оперативно нахожу! И только поэтому ЖП полноценно существует, а не корчится в ломках.

Возможно, ты сравнишь меня с Парфюмером, выкачивающим из окружающих жизненные соки и присваивающим чужие ароматы. Где-то так оно и есть. Но мой отработанный материал отнюдь не умирает. Он просто перерастает ЖП и идет дальше. И выше. Вот как ты, например. Я выжал из тебя все, что ты могла мне дать, и потому отпускаю тебя с легким сердцем. Ты — мой отработанный материал. Но это не значит — сбитый летчик. Ты идешь вперед. И не просто так, а получив уникальную по своей сути и правдивости подготовку — не только профессиональную, но и жизненную. А я остаюсь — охотиться на новых жертв.