Скифы пируют на закате - Михаил Ахманов

Эта мысль рассмешила Скифа; он фыркнул и, поймав недоуменный взгляд Чакары, похлопал его по колену. В конце концов, почему бы и не поучаствовать в кое-каких экспериментах? Только не даром, отнюдь не даром! Ибо всякий труд достоин воздаяния.

Он повернулся к серадди и сказал:

– Я согласен, Чак. Если вы выполните два условия…

– Хоть сотню, друг мой, хоть сотню! Клянусь благоволением Твалы!

– Которого вы чтите, но в которого не верите, – с улыбкой закончил Скиф. – Так вот, условие первое: никаких лишних вопросов! Не относящихся к делу! Вам ясно?

– Вполне. Принято и скреплено! – Прижав левую руку к груди – туда, где под тонкой тканью одеяния просвечивал квадратик уула, – Чакара торжественно вытянул правую длань над колодцем божества удачи.

– И второе… второе и самое важное, Чак… Вам придется взять на себя заботу о дионне Ксарин.

– Это в каком же смысле? – с ненаигранным интересом спросил серадди.

– В самом прямом. Лавки, танцы, карнавалы, морские увеселения, беседы за бокалом бьортери… Дионна желает развлекаться днем и ночью… особенно ночью, друг мой.

– Ну-у, – с задумчивым видом протянул Чакара, – я бы не назвал эту обязанность неприятной. Совсем нет!

– Каждому свое, – усмехнулся Скиф. – Только учтите, дионне не нужно знать о нашей договоренности.

– Я понимаю… Кажется, у вас с ней случился маленький конфликт? Странно! Такая очаровательная женщина!

– Но не в моем вкусе. Ну, согласны?

Чакара кивнул, и они скрепили сделку рукопожатием, соединив ладони над священным колодцем бога судьбы. Потом, не говоря ни слова, покинули храм. Их легкий аппарат, напоминавший каноэ, тенью скользнул вдоль берега и погрузился в тишину и неяркий блеск городских огней. Скиф, скорчившись в узком креслице, раздумывал о том, что мучениям его пришел конец. Отныне он только денежный мешок и объект для частных экспериментов любознательного серадди! Он вспомнил о Ксении, мирно спавшей сейчас в жилом пузыре, и на губах его заиграла улыбка. Пожалуй, сегодняшним вечером они сказали друг другу все… Ни убавить, ни прибавить… Он поведал о жутких снах, о коварном шефе и маленьком запуганном человечке, попавшем в чародейную паутину, она – о людях, готовых выручить страдальца. О колдуне, который всех переколдует…

Мысли Скифа обратились к сей загадочной личности, и он не сразу заметил, что дорога пошла под уклон. Это казалось странным. Канбэ скользило сейчас в гигантской прозрачной трубе, пересекавшей город с запада на восток, и должно было бы подниматься. Тем не менее Скиф ощущал, что движется вниз. Как бы движется!

Чувство это все нарастало и нарастало, потом блестящие орикастовые стены Куу-Каппы вдруг завертелись и закружились перед ним разноцветной спиралью, и он полетел в огненную пропасть. В багровое и пламенное Ничто, где не было ни Шардиса, ни ласкового Фрира, ни Первой и Второй Лун, ни звезд, ни воздуха, ни вод, ни тверди земной… Ничего, кроме пылающего огня, внезапно сменившегося мраком.

Возвращают, понял он, возвращают. Но почему? Ведь он не называл пароля… Ни повода к тому не было, ни желания! Он…

Додумать мысль он не успел. Падение закончилось, мрак рассеялся, и Скиф поднял веки, уставившись в алые зрачки Доктора. Затем взгляд его метнулся вбок, где полагалось находиться клиентке. Но кресло справа от него по-прежнему было затянуто радужным туманом, а значит, прелестная дионна Ксарин все еще гостила в Шардисе, почивая в уютном , жилом пузыре.

Небывалое дело, решил Скиф, поднимаясь на ноги.

Глава 25

Земля, Петербург, ночь с б на 7 августа 2005 года

Прав был майор Звягин: время – что сержант-разводящий, все и всех расставит по своим местам. Внимая шефу, собравшему на инструктаж пятерых уцелевших агентов, Скиф думал о том, что времени прошло вроде бы немного, поменьше месяца по земному счету, а кажется, будто вечность пролегла. И сам он уже не Кирилл Карчев, недавний боец спецназа, а Скиф, агент эс-ноль-пять, сделавшийся внезапно и вдруг сотрудником пока что непонятной и загадочной Системы; и Пал Нилыч – не журналист, не директор и не полковник в отставке, а куратор звена С, шеф петербургской поисковой группы; и фирма «Спасение» – не супермаркет готовых к продаже волшебных снов, а филиал все той же Системы, приютившейся под крышей ВДО. Теперь он кое-что уже знал об этой таинственной организации, знал о том, что она ведет розыски чужих да ищет оружие – вернее, людей с паранормальными талантами, которые могли бы послужить оружием. Насчет чужих ему, пожалуй, было все ясно, так как сам он недавно побывал гостем-чужаком в шардисском сне, в мире любопытного серадди Чакары. Да и ситуация с оружием вопросов не вызывала: если нападают, нужно обороняться!

А они – Они! – не гнушались тайным нападением! Они владели неведомым могуществом и силой, они были умны, коварны и хитры, ибо только раса коварных хитрецов сумела бы стравить одних людей с другими. Здесь, на Земле, они нашли союзников и слуг, купив их то ли обещанием власти, то ли соблазном сладкого дурмана; и эти слуги и союзники готовы были убивать. И убивали!

Забывать о том не стоило. Да и как забудешь? Живые агенты группы С собрались в инструкторской на третьем этаже, а на первом в одном из помещений медотсека, Сингапур, Самум и Селенит коротали последнюю свою ночь на холодных белых топчанах. Рядом, в другой комнате, наскоро переоборудованной под больничную палату, разместились восемь коек, и лежавшие в них казались пострашнее мертвецов. Застывшие взгляды, застывшие в каменной неподвижности тела, побелевшие лица, сведенные спазмом челюсти или раззявленные мокрые рты, из коих вырывалось едва заметное дыхание… Половину из них Скиф не знал, но остальные… Остальные! Двое молодых парней-охранников, торчавших обычно у ворот кондоминиума, Марк Догал и – Джамаль!

Джамаль!

Увидев его, он прикусил палец, сдерживая проклятия. Великий Харана! Джамаль!

Сарагоса сказал, что Джамаль и семеро пострадавших доставлены сюда еще утром, до полудня. На точку «Два», где располагался крупный медицинский комплекс звена С, целый день свозили остальных: кое-кого из клиентов, людей весьма ценных и перспективных; дюжину «слухачей», эмпатов-гипнотизеров и экстрасенсов; наблюдателей, приглядывавших за всей этой командой; даже шестерых вполне безобидных журналистов с четвертой точки, из агентства «Пентаграмма». С этой публикой нападающие не церемонились: их убирали разом и примерно в то же время, когда шла битва у Приозерского шоссе. Сценарий во всех случаях был почти одинаков: либо утром посещали на дому, либо отлавливали чуть позже на улицах, тыкали хлыстом-разрядником под челюсть, незаметно задевали щеку или скулу – и жертва, теряя сознание, валилась с ног. К вечеру на точку «Два», в медкомплекс, из городских больниц переправили уже сорок шесть человек со стандартным диагнозом – каталепсия и ступор, вызванные неизвестными причинами.

На каждого из них, как полагал Сарагоса, приходилось двое-трое нападавших, а значит, в этой партии «граф Калиостро» выставил не меньше сотни игроков. Действовали они решительно, быстро, незаметно, и взять никого не удалось. По случаю странной эпидемии начали было суетиться милицейские власти, но тут же все приостановили: не то поняли, что расследование им не по зубам, не то поступил приказ сверху – не вмешиваться и шума не поднимать. Второе казалось Скифу более вероятным; сколь мало он ни знал о Системе, но догадывался, что эта организация не любит вмешательства в свои дела.

Ему уже рассказали, что гости к Джамалю заявились ранним утром, прикончив двух охранников у ворот (один из них, по словам шефа, был из наблюдателей, присматривавших за торговым князем). Дверь в пещеры Али-Бабы была вскрыта, непонятно как и чем; сигнализация – уникальное творение питерских умельцев – не сработала. Выходило, пришли, как к себе домой, сделали, что хотели, и удалились… По-видимому, вся операция заняла минут пять или шесть, так как остолбеневших стражей жильцы обнаружили в половине восьмого, а вслед за тем и распахнутую дверь в хоромы Джамаля. Он лежал в своей роскошной спальне на палисандровой кровати и пускал пузыри.

Примириться с этим было трудновато. Невозможно, по правде говоря! Но шеф буркнул, что с костлявой, мол, не поспоришь: мозговые ткани необратимо повреждены и все «разряженные» умрут в самом скором времени, так и не очнувшись ни на миг. Информация эта, по утверждению Пал Нилыча, пришла «сверху» – с таких верхов, где ошибаются крайне редко, а коли речь заходит о самых пакостных вестях – то вообще никогда. На сей раз вести являлись совершенно определенными: разрядники в руках атарактов за долю секунды делали то, что «голд» творил месяцами.

Накачивая Скифа и остальных агентов этими жуткими историями, шеф поминал то каких-то двеллеров, обитающих в тумане, то операцию «Blank» да увядшие листья в осеннем лесу, то полицейского из городка Грейт Фоллз, штат Монтана, то злодеяния неуловимых мафиози из Черной Роты, то секту хитроумных калькуттских сатанистов, то прочих столь же подозрительных фанатиков и бандитов и других безвинных людей, отведавших хлыста. Как понял Скиф, хлыст (он же синеватый стерженек, предположительно – гравитационный излучатель) отнюдь не являлся аллегорией либо объектом трансцендентного мира, чем-то таинственно-неопределенным; это устройство видели воочию все участники утренней битвы. Но в речах Сарагосы хлыст обретал второе и более страшное значение, делался как бы символом грядущих бед, прообразом затаившегося во мраке ужаса; его прикосновение означало коллапс, каталепсию и гибель.