Шестьдесят рассказов - Дональд Бартельми

- Жарит во фритюре. Все, что угодно, что хочешь, то и поджарит.

- И только?

- В общем да.

- Я нарушил на хрен все твое спокойствие.

- Нет нет нет нет нет.

- Я ценен,- сказал изумруд,- Я представляю собой ценный предмет. В добавление к моей личности как таковой - если я могу использовать этот термин.

- Ты представляешь собой ценность. Ценность внешнюю по отношению к моей системе ценностей.

- Какого размера?

- Ценность, эквивалентная, я бы сказала, одной трети моря.

- А это много?

- Далеко не незначительно.

- Люди хотят порезать меня, а потом вставлять маленькие кусочки меня в кольца и браслеты.

- Да. Как это ни печально.

- Вандермастер не такого пошиба.

- Вандермастер вообще совершенно отдельный пошиб.

- Что делает его еще более опасным.

- Да.

- Что ты намерена предпринять?

- Разжиться деньгами. Что бы там ни творилось, эта радость пребудет.

А теперь Моллпрогулка Моллвыход в свирепую Наружу с проволочной магазинной каталкой чего этот фраер делает? приподнимает шляпу сгибает талию сучит ногами да никак реверанс сколько месяцев я не видела реверанса он исполняет вполне приличный реверанс я улыбаюсь, мельком, с дороги, се грядет гражданин воют сирены в этот (слишком уж много) душный летний день и тут идиот и там идиот этот глазеет на меня глазел на меня на углу глазел на меня из-за угла как поется в песне Бешеной Молл а этот стоит раздавив свою щеку о стену склада а этот обшаривает мусорную урну а этот залез в карман этого а этот с наглым глазом и обеими руками на своем да я ужаблю тебя ублюдок да я…

- Эй, вы, женщина, подойдите и постойте рядом со мной.

- Хиляй отсюда, малый, я на королевской службе и не могу тратить время по пустякам.

- Так вы не хотите чуть задержаться и взглянуть на эту штуку, которая у меня?

- Что там еще за штука?

- О, это редчайшая штука, прекраснейшая штука, крутая штука, такая штука, что любая женщина отдаст один свой глаз, лишь бы только взглянуть вторым на эту штуку.

- Ладно, прекрасно, только что же она такое?

- Я не могу сказать вам, я должен показать. Подойдите и встаньте там, у входа в этот темный проулок.

- Не, мужик, я и думать не собираюсь идти с тобой в никакие переулки, ты что, совсем за дуру меня считаешь?

- Я считаю вас очень красивой женщиной, пусть даже на вашем подбородке чернеет клочок бороды, похожий на кусок подгоревшего сухаря или еще что, очень даже к лицу. А эта отметина на лбу, похожая на мертвое насекомое, придает вам определенную…

- Кончай травить баланду, папашка, и покажи, что у тебя там. Прямо здесь. А не хочешь, я пошла.

- Нет, эта вещь слишком ценная и необычная для яркого дневного света, нам необходима тень, эта вещь слишком…

- Если скажется, что это самый обычный…

- Нет, нет, нет, ничего подобного. Вы хотите сказать, вы думаете, я могу оказаться этим, как их там называют, одним из этих парней, которые…

- Ваши речи, сэр, дают серьезнейшие основания для такого предположения.

- А как ваше имя?

- Молл. Бешеная Молл. Известна также как Бедняжка Молл.

- Прекрасное имя. А вы не могли бы назвать мне имя своей матери или любимой тети?

Молл подытожила его ударом в яйца.

Господи Иисусе, все эти ублюдки, ну что ты будешь с ними делать?

Она заходит в магазин и покупает банку полировальной пасты.

Отполирую свой изумруд до такой на хрен яркости, что все вы на хрен ослепнете.

Сидит на улице с корзинкой грязных продажных морд. Грязные морды всех расцветок, белые черные желтые коричневые розовато-красные.

- Купите грязную морду! Украсьте ею свою жену! Купите грязную морду! Усложните себе жизнь.

Но никто не покупает.

Парень толкает по улице сломанный велосипед.

- Эй леди что это за штуки они вроде как лица.

- Они самые и есть, лица.

- Леди, до Хэллоуина еще целых…

- Ладно, парень, двигай дальше, не хочешь покупать лицо, так двигай дальше.

- Так это же настоящие лица, леди. Господи, я хотел сказать, они же самые настоящие, эти лица…

- Четырнадцать девяносто пять парень у тебя есть при себе деньги?

- Да я и трогать их не хочу, выглядят словно их сняли с мертвых людей.

- Тебе будет легче, если я скажу, что они пластиковые?

- Да я все-таки надеюсь, что они не..

- О'кей, они пластиковые. Что это с твоим великом?

- Цепь порвалась.

- Дай-ка ее сюда.

Парень протягивает ей велосипедную цепь.

Молл засунула концы цепи в рот, немного пожевала.

- Вот и все дела.

Парень берет цепь в руки, сильно дергает. Она в полном порядке.

- Ну вообще. Как вы это делаете, леди?

Молл сплевывает и вытирает губы рукавом.

- А теперь мальчонка двигай дальше кончай трепотню я от тебя устала.

- Так вы что, леди, волшебница?

- В слишком малой степени.

Вернувшись домой, Молл играет на гобое.

- Я люблю гобой. Тембр гобоя.

- Благородный, благородный гобой!

- Конечно же, это не на всякий вкус. Не всякий торчит на гобое.

- Ух! Проклятый гобой опять согласился взять эту ноту.

- Не самый, пожалуй, популярный инструмент нашего времени. А какой же самый? Матюгальник, это уж точно.

- Чего он полез ко мне? Чего?

- Может быть, всему виной это самое одиночество богов. О ты, великий и могучий, обожаемый мною безмерно, о ты, ублюдок, иже плодишь ублюдков…

- Засунутые в пыльную кладовку боги, о которых никто больше не вспоминает. А ведь какие были прежде живчики.

- Отполирую свой изумруд до такой на хрен яркости, что все вы на хрен ослепнете.

- Что это, Боже милостивый?

- Вандермастер задействовал Ступню!

- Боже мой, вы только посмотрите на эту дыру!

- Чудовищно и ужасно!

- Да что же это, Матерь Божья?

- Вандермастер задействовал Ступню!

- Это сделала Ступня? Не верю и не поверю.

- Ты не веришь? Как тебя звать?

- Меня зовут Нюня. Я не верю, что Ступня могла сделать такое. Не верю на все сто процентов.

- Веришь не веришь, а вот оно, перед глазами. Как ты думаешь, они уцелели? Молл и изумруд.

- Структурно дом вроде бы и ничего. Подзакоптил- ся, а так ничего.

- Что сталось с Пустобрехом?

- Ты имеешь в виду Пустобреха, который стоял перед домом, ежесекундно готовый дать промеж глаз любому сучьему сыну, который…

- Его нет в дыре!

- Дай-ка взглянуть. Как тебя звать?

- Меня зовут Смутьян. Нет, в дыре его нет. Ни хоть малого клочка.

- Бедный, верный Пустобрех!

- Думаешь, Молл еще там, внутри? Да и вообще, откуда мы знаем, что это верное место?

- По радио говорили. А как тебя, к слову, звать?

- Меня зовут Хо-хо. Смотри, как дымится земля!

- Эта чудовищная история лишний раз демонстрирует ужасающую мощь Ступни.

- Да, и я не могу унять дрожь ужаса. Бедный Пустобрех!

- Верный, благородный Пустобрех!

- Мистер Вандермастер.

- Мадам.

- Садитесь, пожалуйста.

- Спасибо.

- В красное кресло.

- Большое спасибо.

- Вы позволите предложить вам выпить?

- Да, спасибо, я не отказался бы от глотка чего- нибудь.

- Виски, если я не ошибаюсь?

- Да, виски.

- Пожалуй, я последую вашему примеру, эта неделя была крайне утомительна.

- Чистка и уход, как я понимаю.

- Да, чистка и уход, а в довершение всего сюда заявилась некая особа из средств массовой информации.

- Как же это докучно.

- Да, это было в высшей степени докучно, настыр- ность этой женщины в исполнении своего крайне странного профессионального долга не поддается описанию.

- И конечно же она расспрашивала вас про изумруд.

- Она очень интересовалась изумрудом.

- И ничему не верила.

- Да, не верила, но, возможно, это присуще избранной ею профессии?

- Есть и такое мнение. Она его видела?

- Нет, он спал, и мне не хотелось…

- Естественно. Но откуда эта особа узнала, что вы превратились в предмет интереса для широкой публики?

- Полагаю, всему виной бестактность повивальной ведьмы. Некоторые личности лишены самого элементарного такта.

- Да, это едва ли не главная проблема с некоторыми личностями. Их такт постоянно находится в отлучке.

- К примеру, некоторые личности имеют привычку чесать языком обо всем без разбора.

- Разбалтывать все подряд каждому встречному и поперечному.

- Да уж.

- Да уж. Так, может быть, мы поговорим о деле?

- Если это необходимо.

- У меня есть Ступня.

- Правильно.

- У вас есть изумруд.

- Верно.

- Ступня обладает некоторыми свойствами, далеко не безразличными для колдунов и ведьм.

- Я об этом наслышана.

- Вы себе не представляете, какой осадок остается на душе, когда волей обстоятельств приходится прибегать к крайним мерам.