Хранилище - Бентли Литтл

— Я не безмозглая марионетка, — с вызовом сказала Сэм.

— Так докажи это. Иди учиться!

— Мне это не нужно.

— Учиться нужно всем.

Сэм встала.

— Папа, на самом деле колледж никуда не денется. Я смогу поступить в него в любой момент, когда захочу. Но эта вакансия не будет ждать меня вечно. Если ею не воспользуюсь я, ее займет кто-нибудь другой. И останется на этом месте до самого своего ухода на пенсию. Такая возможность предоставляется один раз в жизни. А если мне не понравится или если у меня не сложится… — Она пожала плечами. — Вот тогда я пойду учиться в колледж.

— Значит, ты хочешь уйти из дома?

Саманта кивнула, с трудом сдерживая восторженную улыбку.

— Только через мой труп! — решительно заявил Билл.

Улыбка на лице Сэм дрогнула.

— Папа…

— Да, — не дал ей договорить он. — Я твой папа. И я тебе говорю, что ты этого не сделаешь!

— Мне уже восемнадцать, и я могу делать все, что захочу.

— Билл! — предостерегающе вмешалась Джинни.

Билл не обратил на нее внимание.

— Если ты уйдешь из дома, назад ты больше не вернешься. Даже если тебя выгонят с работы.

Встав, Джинни отбросила салфетку.

— Билл!

— Что?

— Ты перегибаешь!

— Папа, это уже чересчур, — подхватила Шеннон.

Сэм снова улыбалась. Сияя, она обвела взглядом стол.

— Вам потребуется какое-то время, чтобы привыкнуть, — сказала она. — Но не беспокойтесь. Все будет великолепно.

Билл со злостью подумал, что сейчас Сэм была похожа на долбаную мунитку[37]. На безмозглую дуру, подпавшую под влияние какой-то религиозной секты.

Билл отвернулся, не в силах смотреть без злости на собственную дочь.

Он всегда считал себя пацифистом, никогда не питал ни к кому неприязненной злобы — даже к своим врагам, — однако в отношении «Хранилища» и его прислужников он неизменно испытывал жажду мести, изрядно приправленной насилием. Особенно верно это было сейчас. Билл явственно представил себе, как яростно лупит мистера Лэма и мистера Кейеса, причиняет им физическую боль, и агрессивность собственных мыслей напугала его. Он сам не мог сказать, откуда у него подобные мысли и почему он скатывается до уровня своего противника, но ему неудержимо хотелось сделать ублюдкам больно.

Особенно за то, что они сделали с его дочерью.

С его дочерьми?

Билл украдкой взглянул на Шеннон. Нет, слава богу.

По крайней мере, пока что нет.

Билл не стал помогать Сэм переехать в новое жилье. Джинни ей помогала, помогала Шеннон, помогали ее подруги, но Билл оставался у себя в кабинете, делая вид, будто работает, пока из ее комнаты выносили мебель и коробки с вещами. Он понимал, что поступает не лучшим образом, и ненавидел себя за это, однако ему не удалось придумать другого способа выразить дочери всю глубину своего неодобрения.

В этом была своя горькая ирония. У Билла неизменно вызывали только отвращение ожесточенные отцы, которые выставляли своих детей из дома за какие-то мелкие прегрешения, лишали их содержания, отказывались встречаться и говорить с ними. Он всегда считал таких отцов глупыми и недальновидными. Какие разногласия могут быть настолько серьезными, чтобы испортить отношения родителя с собственным ребенком?

Однако вот теперь он сам вел себя так же, делал то же самое. Не желая того, но не в силах этого избежать. Джинни злилась не меньше его, ей было еще больнее, но она смогла приспособиться, поплыть по течению, принять изменения.

А вот он не мог.

Ему страстно этого хотелось.

Но он не мог.

Билл стоял у себя в кабинете, один, в полной тишине, слушая затихающий вдали гул двигателей грузовика, увозившего из дома его старшую дочь.

3

Похоже, общее настроение в городе переменилось, размышляла Джинни, направляясь в парикмахерскую. Или в их отсутствие в Джунипере произошло что-то значительное, или же увиденное за время поездки повлияло на ее восприятие окружающего.

«Хранилище».

Это было последним, что они видели, покидая город, и первым, что увидели по возвращении.

И «Хранилище» отобрало Сэм.

Если прежде Джинни казалось, что «Хранилище» вторглось в ее город, то теперь она сама чувствовала себя здесь чужой. Эта перемена произошла во время их отсутствия, и теперь Джунипер уже казался ей чужим городом. Теперь это был город «Хранилища». В котором она чувствовала себя незваным гостем.

Джинни проехала по Главной улице. Библиотека, насколько она слышала, была приватизирована.

На последнем заседании попечительского совета округа финансирование было значительно урезано, а поскольку библиотека Джунипера в округе была самой маленькой и ею пользовалось меньше всех читателей, было принято решение ее закрыть. Но снова — ну разумеется! — «Хранилище» героически пришло на помощь и предложило взять на себя все расходы. Естественно, это предложение было принято с благодарностью.

Отныне «Хранилище» контролировало деятельность полицейского управления, пожарной части, всех коммунальных служб, школы и библиотеки.

И еще оно контролировало Саманту.

Джинни крепче стиснула рулевое колесо. Она полностью разделяла гнев и отчаяние Билла, но в своей дочери по-прежнему видела жертву, а не сообщника, и хотя нутром ее так и подмывало отвесить затрещину дерзкой девчонке и месяц не выпускать ее из дома, она сознавала, что Сэм уже в том возрасте, когда ей самой нужно совершать свои ошибки.

И учиться на них.

Она верила в свою дочь и не сомневалась в том, что это произойдет.

И ей не хотелось отчуждать Сэм от себя, отталкивать ее в тот момент, когда ей, возможно, больше всего потребуется помощь матери.

Ибо дела были плохи. Джинни чувствовала, что ее сторонятся, о ней перешептываются за спиной, от нее отвернулись друзья. Коллеги по работе холодно косились на нее, бывшие ученики презрительно хихикали.

Наверное, так же чувствовали себя американцы японского происхождения во время Второй мировой войны, борцы за гражданские права негров в Миссисипи в 60-е годы. С Джинни обращались не просто как с чужаком, с посторонним, а как предателем, с врагом.

И все только потому, что она не симпатизировала «Хранилищу».

Джинни знала, что таких людей, как она, достаточно. Разорившиеся предприниматели, те, кто остался без работы, все те, кто на выборах голосовал против нынешнего совета. Но они были отодвинуты в сторону, выкинуты на обочину и не смели высказывать свои истинные чувства. Казалось, в одночасье все изменилось и все союзники или попрятались, или исчезли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});