Дитя реки - Пол Макоули

— Сюда мало кто ходит, — пояснил Пандарас. — Призрак машины очень могуч и он не спит.

Придерживаясь за парапет, Йама заглянул в глубину колодца. Оттуда пахнуло застоявшимся, стылым воздухом. Стенки колодца поблескивали стеклянной гладью расплавившегося камня, который прорезали разноцветные жилки примесей. Шахта уходила вниз, сужаясь до темного пятачка на самом дне. Невозможно было понять, насколько она в действительности глубока. В приступе внезапного любопытства Йама сбросил туда плод граната.

— Зря ты это сделал, господин, — севшим от страха голосом произнес Пандарас.

— Не думаю, что эту машину можно разбудить гранатом. Как мне рассказывали, она летела к земле очень долго, по крайней мере два дня, и появилась в небе, как звезда, объятая пламенем. Когда она упала, то рухнули тысячи домов, а речная волна смыла целый город на том берегу. Затем небо потемнело от пожаров.

— Там, внизу, может быть что-нибудь еще, — со страхом сказал Пандарас. — Например, летучие мыши. Я терпеть не могу летучих мышей.

— Надо было бросить монету, тогда бы я мог услышать, как она звякнет, пробормотал Йама.

Но какой-то частью сознания он ощущал, что гранат все еще летит сквозь темноту, и падать ему не меньше двух лиг. Вместе с Пандарасом они еще раз обошли колодец, но, кроме ароматических палочек, не обнаружили никаких свежих следов пребывания Таморы или другого живого существа. В тихом воздухе чувствовалось скрытое напряжение, как будто вне пределов слышимости звенела натянутая струна.

Пандарас сказал:

— Надо уходить, господин. Таморы здесь нет, — и с надеждой добавил:

— Может, она совсем от нас отстала.

— Она заключила со мной контракт. Думаю, для того, кто живет от заказа до заказа, это серьезная вещь! Подождем еще немножко. — Он вынул и перечитал записку. — «Человек, который тебе нужен…», интересно, что это значит?

— Скоро стемнеет.

Йама улыбнулся:

— Я вижу, тебе здесь страшно.

— Ты можешь не верить в призраков, господин, но многие верят, фактически большинство в этом городе.

— У меня больше всех причин верить, ведь я вырос в самом центре Города Мертвых, но я не верю. Призраки не становятся реальнее от того, что люди в них верят. Я мог бы считать, что Хранители воплотились в речных черепах, и убедить в этом миллионы людей, но это все равно не стало бы правдой.

— Нельзя так шутить, господин, — прошептал Пандарас, — особенно здесь.

— Хранители, наверное, простят маленькую шутку.

— Другие могут за них оскорбиться, — упрямо возразил Пандарас. Несмотря на практичность, он был очень суеверен.

Йама замечал, как, соблюдая ритуал, он рьяно моется после еды и после пробуждения, как, проходя мимо оракула, он скрещивает пальцы. (Жители Эолиса тоже были подвержены этому предрассудку, веря, что так можно скрыть, что они приблизились к святилищу без подношения.) Молился Пандарас тоже очень усердно.

Йаме он напоминал Амнана, который не мог и не желал читать Пураны и знал их только в пересказе священников и по иконостасам. Пандарас вместе со многими миллионами жителей Иза верил, что Хранители подвергли себя перевоплощению, они не исчезли в Оке, а растворились в частицах сотворенного ими мира; бессмертные и невидимые, они присутствовали повсюду; обладая беспредельной властью, они были скоры на расправу и требовали постоянного задабривания.

Пандарас стал объяснять:

— Призраки больше похожи на мысли, чем ты считаешь. Чем сильнее люди в них верят, тем более реальными они становятся. Стой! Что это?

— Я ничего не слышал, — проговорил Йама, но в тот же миг ощутил легкое подрагивание, словно огромный храм слегка встряхнул всю массу своих каменных глыб и снова затих. Похоже, движение шло из колодца. Йама перегнулся через парапет и заглянул в глубину. Тянувший оттуда ветерок, казалось, слегка усилился, в нем появился едва заметный привкус нагретого металла.

— Пойдем отсюда, — жалобно протянул Пандарас, он переминался с ноги на ногу, словно готовился немедленно рвануться с места.

— Заглянем еще с апсиды. Если бы что-то могло случиться, Пандарас, оно бы уже случилось.

— Если ничего не происходит, то чего дожидаться?

— Ты иди налево, а я направо, и если ничего не найдем, обещаю, мы сразу же уходим.

— Я пойду с тобой, господин, если позволишь. Не желаю я оставаться один в этих катакомбах.

Арка, ведущая в апсиду справа от колодца, была занавешена тонкой пластиковой сетью. За ней скрывалось высокое квадратное помещение, тускло освещенное пробитыми в толстых стенах отверстиями сразу под сводчатым потолком. В центре стоял алтарь, на одной его стороне расположилась похожая на гигантскую монету черная глянцевая окружность оракула. В нишах по всему периметру комнаты стояли статуи в три человеческих роста. То не были фигуры людей, и высечены они были не из камня, а из того же гладкого прозрачного пластика, что и древние доспехи. В толще их тел и конечностей Йама смутно различал какие-то тени и линии.

Пандарас подошел к одной из статуй и постучал костяшками пальцев по ее голени.

— Есть легенда, что эти гиганты сражались против Мятежников.

— Думаю, что скорее их создали в память о великих полководцах, проговорил Йама, всматриваясь в мрачные лики статуй.

— Не беспокойся, — произнес женский голос. — Они спят уже так долго, что забыли, как просыпаться.

24

ЖЕНЩИНА В БЕЛОМ

Йама стремительно обернулся, по темному диску оракула метались волны ослепительного белого света. Он заслонил ладонью глаза, но слепящий свет уже мерк, превращаясь в игру мягких полутонов.

Сведенной в судороге рукой Пандарас зажимал себе рот.

— Господин! Это какой-то ужасный обман.

Йама осторожно вступил в разноцветные струи света и коснулся холодной гладкой поверхности оракула. В голове его билась сумасшедшая мысль, что он может войти в него так же легко, как входит тело в воды Великой Реки.

Из световых завихрений к нему потянулась рука, и на миг ему почудилось, что он ощутил ее прикосновение, будто перчатка скользнула по его коже. Он отпрянул.

Послышался смех, подобный мелодии серебряных колокольчиков. Вихри и волны сотен цветов свернулись, и на диске оракула появилось лицо женщины.

Пандарас вскрикнул и бросился наутек, проломившись сквозь черную сеть занавеса, который разделял апсиду и центральную часть храма.

В ужасе и потрясении Йама опустился перед оракулом на колени:

— Госпожа… чего ты от меня хочешь?

— О, встань сейчас же! Я не могу говорить с твоей макушкой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});