04-Версии истории (Сборник) - Сергей Абрамов

Елизавета сочла совет дельным.

— Прошу, поедем, раз уж мы в пути. Ну пусть луна, пусть солнце — что хотите…

— Я говорю: луна!

— Луна, конечно, — согласилась Катарина. И Петруччо немедленно поменял мнение:

— Нет, солнце благодатное. Ты лжешь!

— Конечно, солнце — божья благодать… А скажете: не солнце — значит, нет… И как бы ни назвали — так и есть и так всегда для Катарины будет.

Слуга подвел итог:

— Ты выиграл сражение, Петруччо.

Он, как знал Смотритель, был прав. Линия «строптивой» соавторами практически завершена. Оставалось закончить линию романтических влюбленных, так что в один пятый акт все должно уложиться.

Пьеска-то, отдавал себе скорбный отчет Смотритель, по сюжету, по характерам, по разрешению конфликтов — простенькая, чтоб не сказать больше. Шекспир…

(брэнд, Великий Бард, Потрясающий Копьем — выбирайте понравившееся, и закончим на сем)…

никогда особо не утруждал себя придумыванием сюжетов для своих пьес. Он просто брал известные бродячие сюжеты…

(бродячие в его время и ранее, ранее)…

и делал из них то, что вот уже пять веков составляет основу недлинного списка под титулом «Шедевры мировой литературы» (сокращенно — ШМЛ). Простенькую историю он ухитрялся превратить в блистательный текст, за которым умещалось столько подтекста, что хватило театру на означенные пять веков, и, подозревал Смотритель, конца тому не видно. Но подтекст на то и «под текст», что каждый его может прочитать по-своему…

(Великий Бард даже и не подозревал, не мог подозревать, сколько он вложил в свои тексты! Это и есть гениальность — не подозревать о ней. Соловей заливается, не умея петь хуже или лучше: он просто не может — иначе)…

а если дело касается театральных режиссеров — то и передать зрителям свое неповторимое ощущение. В силу таланта, разумеется…

Таланта за эти века хватало. Но вот обязательная черта таланта (если это именно талант, а не просто крепкое ремесленничество): каждый приносил в пьесы Барда свое время.

Что вкладывал Смотритель в словосочетание «свое время»! Самое обыденное: отношение к жизни вокруг нас, которое корректируется, если начинать от Шекспира, по гиперболе, по ее ветви, взлетающей вверх. Чем дальше по оси абсцисс (время), тем круче по оси ординат (отношение к жизни). Тем чаще оно корректируется. Тем острее становится. Тем тоньше кожа. Тем больнее боль. Тем глубже чувства. Тем больше требуется мастерства, чтобы зритель не сказал: ах, что за банальность, зачем я потерял время!..

Актеры Бербеджа выходят на сцену и произносят слова, которые для них написал драматург. Буквально: что написал, то и произносят. При всем уважении к Бербеджу…

(и к Хэнсло, и ко всем прочим, которых Смотритель не имел чести знать)…

нельзя не понимать, что для него театр в первую очередь — зрелище. По толковому словарю — то, что открывается взору, является предметом наблюдения. То есть внешнее — первично. Но даже Бербедж и его современники понимали (и понимают), что театр — не просто зеркальное отражение жизни. Однако технических средств пока маловато, поэтому приходится усиливать то, что написано. То есть раз уж зеркало, то единственно — увеличивающее. Чтоб виднее. Чтоб все чувства, выражаясь языком бессмертной карточной игры, — с перебором. Наотмашь! Вдрызг! Вразнос! И конечно же — красиво! Главное — красиво! Потому что жизнь — серая, унылая, приземленная, привычная. А сцена — вроде все то же самое, но совсем по-другому. Сцена — над зрителями, актеры — выше зрителей…

Во все времена (и время Смотрителя — не исключение) актеры считались немножечко небожителями.

К месту — рискованная аналогия. В Древнем Риме и Древней Греции боги были — почти как люди. Все — то же самое, но — боги.

А, собственно, что здесь рискованного? Аналогия — она и в Африке аналогия. Не более…

А о театре, который — тоже по гиперболе… Еще скажет один умный поэт на близкую тему: «А потом придут оттенки, а потом полутона, то уменье, та свобода, что лишь зрелости дана. А потом и эта зрелость тоже станет в некий час детством, первыми шагами тех, кто будет после нас…» Видимо, секрет Великого Барда действительно в том, что он вложил в свои пьесы столько, что театру еще черпать и черпать, да и не вычерпать. И поставленное (гениально!) завтра будет послезавтрашним гениям казаться наивным, хотя и милым. Никто ни в двадцатом веке, ни в двадцать первом, ни далее не ставил Шекспира…

(а также других титанов театра, хотя они все же — другие)…

так, как его ставили прежде. Смотритель, готовясь к проекту, помотался по времени (благо Служба давала возможность) и пересмотрел множество вариантов основных шекспировских пьес (в том числе и «Укрощения») в Англии, в России, меньше — в Америке…

(почему-то театры Англии и России оказались главными постановщиками пьес Барда. Англия — это понятно, это — колыбель, а страстная любовь России к Шекспиру загадочна, как, впрочем, все в России)…

одних вариантов «Гамлета» набрал — девятнадцать, и все — разные по трактовке. Да, бывало, бессмертный текст ужимался, перекомпоновывался, потому что зритель (который — по гиперболе) становился со временем все нетерпеливей. Да, время действия уносилось вперед, герои пересаживались с коней на автомобили, аэропланы или гравилеты. Но суть оставалась прежней — уложенной в основание театра Шекспира самим Гением. Который — как соловей: спел и не понял, что остался гением в веках. А он просто не умел — иначе…

Хотя читал текст (или проигрывал его) вполне в стиле своих коллег — самых ярких по мастерству, что ломает представление о Шекспире-актере, как о статисте на роли типа «Кушать подано», но и не выдает заложенного в пьесу подтекста. Им самим и заложенного. То есть, получается, грядущий гений — заложил, а нынешний актер — не заметил. Время не пришло. Гипербола пока низковато задралась… А Елизавета, надо отметить, не в пример ему тоньше читает, мягче, в ее игре куда больше полутонов, присущих жизни, а не сегодняшней сцене.

А какой тогда сцене присущих? Завтрашней? Если не послепослепослезавтрашней, признал Смотритель.

Хотя, коли честно, в «Укрощении» особых подтекстов он не находил. Не «Гамлет»…

Сказанное о Шекспире «Просто не умел» — это результат менто-коррекции? А как может быть иначе, спросит вас любой специалист Службы Времени, как можно вообще предполагать что-то иное, если из обычного актеришки-забулдыги-весельчака-бездельника получился — вот он! берите! — драматург-на-все-времена? Никак, ответил Смотритель.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});