Россия - Век ХХ-й (Книга 2) - Вадим Кожинов

Казалось бы, многое поначалу являло собой прямое продолжение хрущевской линии; так, например, к концу 1980-х годов были реабилитированы и, более того, превознесены до небес те репрессированные в 1930-х годах виднейшие большевистские деятели, которых при Хрущеве по тем или иным причинам не решились реабилитировать. Однако спустя краткое время о большевиках вообще громко заговорили как о зловещих губителях страны!

Характерна в этом отношении "творческая биография" всегда напряженно державшего нос по ветру Волкогонова. В конце 1980-х годов он сконструировал объемистое сочинение о Сталине, открывавшееся цитатой из хрущевского доклада на ХХ съезде партии и, в полном соответствии с ним, противопоставлявшее ужасного генсека прекрасному Ленину; однако уже к 1994 году генерал от идеологии скомпоновал сочинение о последнем, и Владимир Ильич предстал в ним чуть ли ни как более мрачная фигура, чем Иосиф Виссарионович!

Словом, пользуясь знаменитым в то время горбачевским выражением, "процесс пошел" - однако пошел совсем не в том направлении, и Михаил Сергеевич нежданно оказался далеко на обочине действительного "процесса"...

Нельзя недооценивать по-своему замечательный "переворот" в политической терминологии: горячих сторонников "оттепели" с 1960-х годов называли (в том числе и они сами) "левыми", а противников "правыми". Точно так же в течение нескольких лет называли и радикальных сторонников "перестройки",- но затем они вдруг стали называться (и, надо сказать, не без оснований) "правыми"! Эта терминологическая чехарда особенно ясно обнажает несостоятельность господствующих понятий о ходе новейшей истории страны.

Тем не менее до сего дня появляются сочинения, которые по-прежнему усматривают в Хрущеве предшественника "перестройки",- хотя (и это знаменательно) в последнее время несколько авторов (о чем уже шла речь в предыдущей главе) объявили истинным предтечей нынешних "реформ" не Хрущева, а Берию, и это по крайней мере более резонное мнение.

Впрочем, я сопоставляю два в общем-то кардинально различных периода (условно говоря, "оттепель" и "перестройку") только для того, чтобы указать на существенную причину нынешнего неадекватного представления о первом из них, имевшем, повторяю, во многом противоположные по сравнению со вторым, смысл и направленность,- то есть преследую цель "расчистки" пути к пониманию "хрущевского" десятилетия.

Хотя в ходе перестройки и даже в последующий период, называемый нередко "постперестройкой", те или иные деятели и идеологи постоянно бросались словом "революция", действительный "процесс" (по крайней мере с 1991-1992 годов) являл собой, если уж пользоваться традиционной терминологией, попытку реставрации, т. е. "возврата" к тому экономическому и политическому строю, который существовал до 1917 года,- вплоть до "воскрешения" дореволюционного герба с его двуглавым орлом (определенное осознание этого и побудило переименовать вчерашних "левых" - в "правых"). Правда, реставрация - это именно попытка; вернуться в прошлое - да еще и столь дальнее - абсолютно невозможно, и нынешняя Россия, конечно же, имеет очень мало общего и с дореволюционной Россией, и, добавлю, с "капиталистическими" странами Запада и Востока.

Гораздо более уместно слово "революция" по отношению к хрущевскому периоду, хотя дело шло не о революции в собственном смысле слова, а о "реанимации", определенном восстановлении "революционной" атмосферы и радикальных социально-политических акций.

Именно такого рода акцией явилось, например, начатое по инициативе Хрущева (это вообще была первая его инициатива) в январе 1954 года "освоение целины". Сплошным потоком под гром оркестров отправлялись в казахские и западносибирские степи поезда, заполненные людьми - в преобладающем большинстве молодыми,- призванными одним ударом решить "зерновую проблему". Словно возродились столь характерные для послереволюционных лет штурмовые кампании под предводительством партии и комсомола. И сбор зерна за счет освоения целины вырос в среднем на 40%!

Правда, подобные "прорывы" в сфере земледелия заведомо рискованны, ибо здесь надежно неторопливое сотворчество с природой, а не стремительный натиск на нее. Еще в 1970 году журналист-аграрник Юрий Черниченко* опубликовал статью, в которой показал глубокую противоречивость "целинной эпопеи":

"Целина была счастьем моего поколения.... В первые два года на восток уехало больше семисот тысяч человек". Далее журналист напоминал, что почти полвека ранее совершалось "столыпинское" освоение той самой целины: "За 1906-1916 годы в восточные степи было переселено 3 078 882 человека, закрепились 82 человека из сотни". Иначе пошло дело в 1950 - начале 1960-х годах: "К пятому урожаю в нашей (Кулундинской, где находился тогда журналист.- В. К.) степи от первых эшелонов остались считанные семьи. Даже Вася Леонов, тракторист, получивший звание Героя, и тот бросил дом, дизель, славу и подался куда-то на шахты..." Ибо "потянулись черные бури, снег стал, как зола, пошли неурожаи... хлопцы-целинники, содравшие плугами защитный дерн, увидели вскоре черное небо и поразъехались... Что целинник не задерживается - не новость и... полбеды. Но есть известия - стронулся коренной сибиряк, вот в это и верить бы не хотелось... Емельян Иванович Емельяненко, директор из первых целинников... сказал: "Черт его знает, одну эрозию вроде погасили, лесополосы зеленеют, а вторая, кадровая, все разгорается. Пыльные бури, видно, через срок сказываются, как война..." Главное же - и теперь, после одоления эрозии, не достигнута стабильная прибыльность.... нужен уверенный урожай, а не лихорадочная кривая сборов"1.

Из этого вроде бы следует вывод, что освоение целины было бесплодным предприятием,- в частности, лишний раз доказывающим несостоятельность Хрущева как правителя. Но, во-первых, в 1959 году, например, в стране было собрано в полтора раза больше зерна, чем шестью годами ранее, в 1953-м, а едва ли бы такой прирост был возможен на путях медленного улучшения дела на уже освоенных ранее землях. Во-вторых, нельзя полностью приписывать освоение целины воле Хрущева - это все то же "культовое" представление об истории. В том, что совершалось с 1954 года на западносибирской и казахской целине, воплощалось воля миллионов молодых энергичных людей; другой вопрос - явный недостаток сельскохозяйственных навыков и знаний у подавляющего большинства этой молодежи, бездумно срывавшей весь защитный дерн на огромных пространствах степей, а потом изумлявшейся "черными бурями"....

Здесь необходимо обратить внимание на очень существенную демографическую особенность хрущевского периода, о коей, кажется, не сказано до сих пор ни слова. В результате тяжелейших потерь во время войны молодых людей от 15** до 29 лет в 1953 году имелось почти на 40% (!) больше, чем зрелых людей в расцвете сил - в возрасте от 30 до 44-х лет (первых - 55,7 млн. человек, вторых - всего 35,6 млн.); что же касается молодых мужчин, их было почти в два раза больше (!), чем зрелых (то есть тех, кому от 30 до 44-х) - 26,5 млн. против всего лишь 13,9 млн. человек*,не говоря уже о том, что немалая часть людей зрелого поколения принадлежали к инвалидам войны....

И это огромное преобладание молодых людей, надо думать, не могло не сказаться самым весомым образом на характере времени, на самом ходе истории во второй половине 1950 - первой половине 1960-х годов. Закономерно, например, что в литературе и кинематографии этого периода молодежь является, безусловно на первом плане. Вообще стоит серьезно вдуматься в тот факт, что в год смерти Сталина около 30% населения страны составляли дети до 15 лет, те же почти 30% - молодые люди от 15 до 29 лет (включительно) и лишь немногим более 40% - все люди старше 30 лет (то есть включая стариков). К 1970 году эта, в сущности, аномальная демографическая ситуация уже кардинально изменилась: молодые люди от 15 до 29 лет составляли теперь всего лишь немногим более 1/5 населения страны, а люди от 30 лет и старше около половины.

В высшей степени показательно, что еще более резкое преобладание молодежи имело место после гибельных революционных лет, в 1929 году,- то есть во время коллективизации: люди от 15 до 29 лет составляли и тогда почти 30% населения страны, а все люди старше 30 лет - только около 33% (остальные 37% с лишним - дети до 15 лет). И многие так называемые перегибы той поры, которые, как правило, целиком приписывают "вождям", в значительной мере были результатами действий молодых, а нередко даже и совсем юных "активистов", еще не обретших никакого жизненного опыта, не вросших в традиционный уклад жизни и - что вообще присуще молодости склонных к всякого рода переменам и новизне.

Аналогичной была и ситуация второй половины 1950-х годов, В наше время часто говорят о "шестидесятниках" - о поколении, чья молодость пришлась на эти годы, хотя, пожалуй, более точна употреблявшаяся ранее формула "дети ХХ съезда", ибо основная направленность поколения проявилась не в 1960-х, а уже в 1956 году. При этом речь обычно идет о сравнительно небольшом слое тогдашних молодых людей, выразивших себя в "идеологической" (в широком смысле слова) сфере.