Ротмистр - Евгений Акуленко

— Мы присягали не территории!.. — поджал губы Вортош. — Но отчизне! И царю!.. Вы — анархист!..

— Я — скаут, Вортош… И я тоже давал присягу… Не человеку. Но человечеству… Ревин поднялся и раздвинул шторы, пустив в комнату солнечный свет. Поглядел задумчиво в окно.

— Поспешу вас утешить, господа, — продолжил он. — При текущем развитии земной науки, построить принимающее устройство получится не ранее, чем через век-полтора. Так что данную клятву, по всей видимости, вам нарушать не придется… Ливнев молчал. Первая оторопь прошла. Перед ним снова стоял прежний Ревин, ничуть непохожий в своем генеральском мундире на пришельца из далеких миров.

— Вы нам рассказываете о гипотетической угрозе, — задумчиво проговорил Ливнев, вновь обретая способность к рассуждениям, — неизбежной войне с другими существами… Почему вы в этом, собственно, так уверены? Неужели нельзя найти некий компромисс и сосуществовать в мире и добрососедстве? Неужели эти существа настолько кровожадны?.. Ревин невесело усмехнулся.

— Не станем далеко ходить за примером: еще не стихло эхо османской компании.

Кто желал этой войны? Вортош? Вы? Или турецкие крестьяне?.. Парадокс заключается в том, что войны никто никогда не хочет. Но обе стороны считают ее неизбежной. И бьются каждая за свою правду. Мы пришли на помощь братьям славянам. Святое дело! Турки сражались с захватчиками, вторгшимися на их земли. Опять же, виноват, сам бог велел… Ровно также обстоят дела и с иными расами. Я не знаю, отчего это происходит, но так было всегда. Почему-то война приходится неотъемлемым свойством разума. Может статься, это побочное сопутствие, а может и нет… Простите, я скаут, а не философ… Наше прошлое изобилует бесконечными кровопролитиями, увы… Кроме того, человечеству уже доводилось вступать в противостояние с иными цивилизациями…

— Доводилось?..

— Древние свидетельства несут память о прошлых войнах… История циклична, — пожал плечами Ревин. — Великие империи рушатся в прах, а спустя тысячелетия, снова восстают из пепла. Все уже было… Подтверждение тому — хотя бы ваша планета. Не могли же люди возникнуть в разных местах вселенной случайно!.. Независимо друг от друга… Сейчас период экспансии. Какой он по счету не знаю, но точно не первый…

— В голове не укладывается, — Ливнев потер виски. — Столько всего… Скажите на милость!.. А как теперь вас прикажете величать?

— Меня зовут Шеат. Но я предпочел бы, чтобы вы обращались ко мне по-прежнему. Да и относились тоже…

— Это будет чрезвычайно непросто, — нахмурился Вортош.

— Поверьте! Пройдет время и вы поймете, что делить нам с вами нечего.

— Дай бог! — покивал Ливнев. — Дай бог!.. Потому как, признаюсь честно, не хотел бы я иметь такого врага…

* * *

— …Онисим, открывай! Народ с факелами и дубьем обступил дом кузнеца. Ретивые удальцы перемахнули через забор, отворили тяжелые створки ворот, и толпа хлынула во двор.

— Открывай по-хорошему!.. Кулаки задолбили в дубовую дверь. Кто-то расколотил окно, выворотил с мясом рамы и попытался забраться в дом. Но получил в лицо заряд утиной дроби, превративший голову в кровавое месиво. Неудачник заверещал фальцетом, сполз толпе под ноги и затих.

— И-и раз!.. И-и раз!.. Двое наседали на дверь с разбега. Дверь держала. Кто-то принес бревно. В окна полетели камни, палки. Из темноты дома снова жахнуло ружье, плюнуло в гущу толпы свинцом.

— Жги! — закричали с улицы. — Круши!.. В окна полетели факелы, подхватилась соломенная крыша.

— Стой, братцы! — запоздало предостерег кто-то. — А как огонь по улице перекинется, сами ведь сгорим!.. Захрустела дубовая щепа. Доски ломались пополам, образуя брешь. Наконец дверь уступила напору и упала с петель. В проем кинулись смельчаки, но секунду спустя, выкатились обратно. Пригибая голову, чтобы не задеть за косяк, на порог ступил хозяин с саблей наперевес. Отмахнул вправо-влево, обозначив полукружье, неспешно расправил плечи. Толпа отступила, подрагивая, ощетинилась кольями.

— Прочь пошли! Порешу! — предупредил кузнец.

— Ты знаешь закон, Онисим!.. Отдай по-хорошему ублюдков!.. Не тронем!.. Кузнец зло сплюнул под ноги.

— Собачий закон ваш для собачьего отродья!.. Такого, как вы и старец ваш Мытарий!.. С крыши, потрескивая, прыгали угольки. Поволокло дымом. Позади кузнеца, прячась за широкой спиной, как за щитом, появилась баба с двумя ребятишками. Одной рукой прижимала меньшинького, другой держала ружье.

— Дьяволиное семя!.. Бей!.. Толпа подалась вперед, захлестнула волной. Сверкнул металл, брызнуло красным.

И замелькало батожье, замолотило плоть остервенело и глухо. И вот уже опьяненное кровью собрание двинуло дальше, мотая над головами растерзанные трупики… На церковных воротах висел распятый поп. Ветер шевелил створки, рождая тоскливые переливы ржавых петель. В такт им покачивался сидевший на корточках оборванец, вперив отрешенный взор вдаль, что-то плел себе под нос. Остальные калеки с паперти разбежались, этот отчего-то остался.

Посреди площади сиротливо жались друг к другу ребятишки, кто-то хныкал, кто-то в немом страхе глядел на обступивших кольцом людей.

— Мама! — девчушка лет пяти разглядела в толпе родительницу, бросилась к ней.

— Мама!.. Ее грубо удержали, вернули в сбившуюся кучу.

— Да что же это делается! — не выдержала женщина. — Кровинушку мою не отдам!.. Не губите доченьку!.. Отпустите!..

— Цыть, сука!.. Ты что же?.. — в волосы ей вцепилась другая, повалила на землю, принялась остервененло пинать ногами. — Жалостливая, да? Я своих вот этими руками!.. А твоя пускай живет?! Шиш!..

— Мытарий… Мытарий… — пронеслось надо толпой. — Тихо!.. Дерущихся разняли. Из церкви, опираясь на витой посох, вышел высокий тощий дед в рванье и веригах. Задрал к небу острую бороденку, размашисто перекрестился и отвесил заходящему солнцу поясной поклон. Люд на площади, словно завороженный, проделал то же самое, притих, боясь проронить слово. Старец строго сдвинул брови, оглядел присутствующих.

— Негоже нам, принявшим истинную веру, давать волю сердечной мякоти. Ибо надлежит нам душить в себе слабости! — низкий голос стелился над головами, обволакивал подобно тягучему меду. — Тринадцать лет правит миром антихрист. Тринадцать лет бесовское семя множится во чреве женском. И сказано в писании избивать младенцев головой о камень, коли поселилось в них адово отродье, ни страха не ведая, ни сострадания. Ибо сам ангел небесный — Божья десница указывает нам путь. Мытарий подхватил на руки заплаканную девочку, воздел над толпой.

— Хитер бес! Невинные обличья принимает он!.. Так скрепим сердца в вере нашей! Благочестивой волей отскоблим скверну с себя и поруганных детей своих!.. Возведите в храм чад ваших! Пусть вознесутся они на Господний суд в языках пламени!.. Ребятишек загнали в церковь, будто стадо овец. Досками заколотили высокие двери. Обложили охапками соломы и пучками хвороста ветхие деревянные стены.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});