В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах - Свен Андерс Хедин

Караван, состоявший из 9 лошадей и 3 людей, под начальством моего испытанного Ислама, выступил к югу рано утром 14 декабря 1895 г.; сам же я выехал верхом с двумя остальными слугами в полдень. На дворе собралось проводить меня целое общество: сам генеральный консул, его любезная супруга, Адам Игнатьевич, 60 казаков с двумя офицерами и, наконец, туземцы — писаря, толмачи и слуги консульства. Когда я простился с этим гостеприимным домом, где провел столько приятных и поучительных часов, мы сели на коней и поехали рысцой по улицам в сопровождении офицеров, Адама Игнатьевича и казаков, распевавших солдатские песни, которые будили громкое веселое эхо в узких, как коридоры, улицах.

Около дома шведского миссионера я остановился, чтобы проститься с симпатичной и умной г-жой Гёгберг и ее детьми; сам Гёгберг поехал провожать меня. Под конец к нам присоединился еще в своей голубой повозке русско-китайский переводчик, наш общий друг Ян-Да-ой, и легко себе представить, что за пестрая кавалькада понеслась по пыльной широкой дороге к Янги-шару! В Янги-шаре мы обменялись последними приветствиями. Я громко крикнул казакам: «Прощайте, ребята!» — и они в унисон прокричали: «С Богом! Счастливый путь!»

И вот я остался один между азиатов. Но когда зубцы башен Кашгара скрылись за горизонтом и песня казаков замерла вдали, я все-таки вздохнул с облегчением при мысли, что как-никак, а я теперь «на пути домой». Сладость этой мысли не умерялась даже тем соображением, что на пути этом лежала целая половина Азии и что меня отделяли от Стокгольма полтора десятка тысяч верст.

500 верст, отделявших нас от Хотана, мы проехали в тринадцать дней.

20 декабря въехали мы в двойные ворота Янги-шара (Новый город), китайской части города Яркенда, а в некотором расстоянии оттуда через ворота Алтын-дервазе (Золотые ворота) в Кохне-шар (Старый город), магометанскую часть. Обе эти части Яркенда лежат друг от друга всего в одном километре, и на всем этом расстоянии между воротами их, через которые пролегает большая кашгарско-хотанская дорога, тянется длинная широкая базарная улица, крытая деревянным навесом. По этой улице даже поздно вечером не прекращается оживленное движение при мигающем свете масляных фонарей.

Ли-дарин, амбань каргалыкский

В общем, улица напоминает бесконечный туннель, стены которого образуют лавки и лари. По тесноте, сумятице, множеству верблюжьих караванов, крику и гаму, царствующим здесь, сразу заметно, что находишься в большом городе. Яркенд и есть самый большой город Восточного Туркестана; в нем с его предместьями насчитывается 150 000 жителей.

Проехав Алтын-дервазе, мы пересекли целый лабиринт извилистых улиц и переулков, пока наконец достигли дома, который отвел в наше распоряжение аксакал андижанских купцов.

В течение следующих дней мы оставались в Яркенде, частью чтобы дать лошадям отдохнуть, частью чтобы хорошенько ознакомиться с городом и его ближайшими окрестностями. Я, между прочим, посетил в сопровождении аксакала здешнего амбаня, ямен которого был гораздо пышнее, чем ямен амбаня кашгарского.

В ямен вели трое высоких, пестро расписанных и покрытых лепными украшениями ворот живописной архитектуры. На дворе собралась толпа туземцев, явившихся искать китайского правосудия. Тут были и сельские жители, жаловавшиеся на то, что их обделили водой из оросительных каналов, и слуги, жаловавшиеся на хозяев, которые не заплатили им жалованья, и пойманные воры, ожидавшие суда и расправы.

Амбань Пан-дарин был пожилой человек, высокого роста, дородный, с седой козлиной бородкой. Принял он меня с любезной улыбкой и милостиво. Поинтересовался моими планами. Вечером он прислал мне в дар маиса и пшеницы, а от меня, явившись ко мне на следующий день с визитом, получил револьвер.

Обозревая город, я осмотрел между прочим главные медресе и мечети. Самое большое из первых — Кок-медресе (Голубое медресе), «пиштак», или сводчатый фасад, которого, выложенный голубыми и зелеными изразцами, не может, однако, сравниться даже с самыми простыми образцами этого рода архитектуры в Бухаре. На дворе медресе находятся мазары разных святых.

В северо-восточной части Яркенда возвышается холм Науруз-дун (Новогодний холм), с которого открывается вид на весь город. Лежит холм у самой городской стены; стена эта, зубчатая, тонкая, хрупкая, из высушенной на солнце глины, извивается по старым береговым террасам и окружает город. На вершине холма возведен минарет — собственно, помост на высоких деревянных столбах; с высоты его раньше, чем откуда-либо из города, бывает видно новолуние, разрешающее правоверных от Рамазана (поста).

Внутри обнесенного стеной круга, внизу под нами, раскинулась настоящая мозаика из четырехугольных крыш; узкие извилистые линии переулков едва заметны, зато резко выделяются базары, сады и одинокие ивы. По ту сторону стены взор теряется в лабиринте полей, оврагов и каналов, а подальше, на северо-востоке, видна Яркенд-дарья, змеей убегающая в пустыню, стремясь к своей далекой цели Лоб-нору.

Хотя город находится вблизи самой большой реки Центральной Азии, яркендцы пьют не воду, а настоящий яд. Выведенная из реки каналами в город и скопляющаяся здесь в прудах и бассейнах речная вода застаивается и заражается всевозможными миазмами, так что все эти бассейны и пруды истинные очаги всякой заразы, кишащие бактериями. В этих бассейнах купаются, моют грязное белье и посуду, купают собак и скот, в них же валят всякие отбросы, из них же и берут воду для кушаний и для питья.

Следствием такого неряшества и беспечности является обычная в Яркенде болезнь, «бугак» — зоб, или опухоль кадыка. Опухоль эта бывает величиной с кулак, а иногда и с целую голову и придает своему обладателю уродливый, отталкивающий вид.

Можно с уверенностью сказать, что около 75 процентов коренных жителей города страдают в большей или меньшей степени этой болезнью, которая в большинстве случаев и сопровождает своих обладателей в могилу. Встречая в другом каком-нибудь городе человека с таким зобом, можно почти быть уверенным в том, что он яркендец, равно как можно принять за правило, что попадающиеся на базарах Яркенда люди с нормальными шеями — приезжие из Кашгара, Хотана или из какого-либо другого города.

Яркендцы ничем не лечатся от этой болезни, которая, впрочем, иногда, вероятно от перемены места, проходит сама собой. Индусы, говорят, знают от нее средство, но, как и андижанцы, не страдают ею, так как употребляют лишь колодезную воду.

О происхождении болезни сложилась легенда, гласящая, что, когда Салих-пейгамбер проезжал через Яркенд, какие-то воры украли его верблюда, перерезали ему горло и бросили его труп на берегу Яркенд-дарьи. Святой человек и проклял всю местность, наслав на жителей на вечные времена «бугак». Труп верблюда отравил воду в реке и посеял в нее семена заразы.