Веселые человечки: культурные герои советского детства - Сергей Ушакин

Как подсказывает вынесенный в эпиграф анекдот, для детей Брежнев в лучшем случае был виртуальным дядей эпохи Хрюши и Степашки. Однако смерть генсека, нарушившая привычное расписание передач и вместе с ним поставившая под сомнение главную ценность эпохи — стабильность, обнажила идеологическое тело советской культуры. Хрюша и Степашка оказались заложниками тотально-государственного телевещания. Двадцать пять лет спустя, войдя в массовую культуру вместе с другими медийными архетипами потерянного советского прошлого, они по-прежнему являются гарантами стабильности в качестве «пассивных стереотипов» [548]. Их камерная и революционная для своего времени сериальность, ставшая нормой, оказалась востребованной и кооптированной и бизнесом, и идеологией.

В июле 2007 года на полках российских магазинов появились подгузники «Pampers Sleep & Play» с изображениями Хрюши и Степашки. Внутри каждой пачки покупатель находил сборник «рекомендованных» колыбельных и советов, «которые помогут родителям организовать режим малыша и обеспечить здоровый ночной отдых и ему, и заодно себе» [549]. Став брендами транснациональной корпорации, Хрюша и Степашка вошли в глобальную коммерческую культуру. Вместе с памперсами компания получила права на выпуск игрушек и организацию игровых зон («домиков Хрюши») в торговых центрах российских городов. Слова директора по маркетингу компании «Procter & Gamble — Восточная Европа» Геннадия Жилинского дают точное резюмирующее описание нынешней атмосферы коммерческой сентиментальности вокруг некогда камерной передачи: «Вместе с персонажами „Спокойной ночи“ мы будем делать то, что Хрюша со Степашкой до сих пор делали самостоятельно: помогать малышам хорошо засыпать и радостно просыпаться» [550].

Позволю себе по этому поводу два комментария. Первый касается собственно фразы «хорошо засыпать и радостно просыпаться». Даже если не принимать во внимание рекламный трюк, по стилистике неотличимый от «спасибо N. за наше счастливое детство», в основе этой идиллической картинки лежит представление о детях как о роботах. По терминологии медийных исследований, здесь работает «модель шприца»: предполагается, что зритель извлекает из передачи именно то, что мы туда заложили, и ведет себя именно так, как мы это запрограммировали, поставив передачу «Спокойной ночи, малыши!» в сетке вещания на время, непосредственно предшествующее отходу ко сну [551]. Однако какая уж тут радость, если после передачи ты должен отправляться спать? Редкий ребенок укладывается в идиллическую формулу, которая назойливо повторяется в нынешних публикациях о передаче: «Если из уст мамы просьба отправляться спать еще может звучать неубедительно, то фирменные слова Хрюши и Степашки „спокойной ночи, девочки и мальчики“ воспринимаются детьми однозначно: пора в кровать» [552].

Решение сделать героев «промоутерами» счастливого детства исходит от ностальгирующих взрослых и апеллирует к взрослым. Именно сейчас, когда сама передача сдала позиции, заяц и поросенок окончательно отделились от нее и стали иконическими фигурами.

И несмотря на все это, а может; именно из-за этой зияющей бездны между взрослой иллюзией и детским восприятием, Хрюша и Степашка пережили конец страны, где они родились, пройдя через трудные 1990-е, трижды выиграв премию ТЭФИ и войдя с триумфом в новое тысячелетие, где культовый статус героев стал достоянием популярной и коммерческой культуры: от анекдотов и «взрослых» двойников Хрюна и Степана до потока публикаций к 40-летней годовщине программы и памперсов «от Хрюши и Степашки». Все это свидетельствует о том, что «Спокойной ночи, малыши» обладают большим символическим весом, чем может показаться на первый взгляд.

«Застой» 1970-х не случайно стал ностальгическим «золотым веком» для нынешней российской культуры и (неисчерпаемым источником рекламных образов [553]. Если «стабильность» и «хорошая жизнь» брежневизма являются категориями спорными и субъективными, то отрицать роль телевидения в формировании нового типа телесообщества, тогда и сейчас, невозможно. Именно телевизор в квартире чаще всего определял рост благосостояния в позднесоветской культуре; именно телевизор стал центром домашнего очага и семейного времени, то есть частной жизни. Наконец, именно предсказуемая телевизионная программа стала символом и гарантом стабильности, которую вряд ли можно было найти в беготне за продуктами, лекарствами, путевками и сапогами.

Телевизор же обозначил и радикально иное отношение между культурой и человеком. Советский человек перестал быть лишь «статистом» массовой культуры, материалом для формовки утопии и превратился в потребителя этой культуры. С появлением «Спокойной ночи, малыши» (и особенно с выделением для передачи фиксированного времени в «сетке») мама с книжкой и бабушка со сказкой передали свои полномочия современному рассказчику — телевидению. В начале XXI века к теленяне добавились красочные пеленки, которые одновременно радуют и малышей, и их родителей, которые якобы могут «поручить» детей героям собственного детства, Хрюше и Степашке. Заплатив некоторую сумму, родители могут быть уверены в том, что смогут без большого труда не только содержать своего малыша в чистоте и сытости, но и, почти не прикладывая усилий, отвлекать его. Такой «пассивной» родительской позиции удивительным образом соответствует пассивная гражданская позиция. По словам Бориса Дубина, массмедиа сегодня выполняют функции «информационно-сенсационного и развлекательного „массажа“ зрителя», «протезируя… несостоявшиеся формы гражданского участия, социальной солидарности» и пр. [554]

2

Идея «сказки на ночь» сама по себе была в культуре телевидения для детей достаточно традиционной. Хотя концепция передачи была заимствована главным редактором редакции программ для детей и юношества Валентиной Федоровой из передач немецких телекомпаний [Песочный человечек][555], подход к формату и выбору героев был совсем иным.

Во-первых, Песочный человечек был в немецкой культуре мифологическим и литературным персонажем. Его функцией было приносить детям сон; в версии Гофмана он делал это, бросая песок в глаза, в результате чего глаза у детей выпадали. Другие персонажи шоу также пришли из литературных сказок (например, утенок — из сказки Андерсена) или фольклора (маленький дух Питти). Советские же герои взяли у сказочных и литературных архетипов лишь собирательные черты характера (беззаботный и рассеянный поросенок; заяц как «младший» в компании с лисой, волком и медведем; верный и надежный пес) — но сами они были героями современными.

Большинство кукол для передачи были сделаны И. В. Власовой, которая сформировалась как художник в Парижском женском коллеже, в который она попала, оставшись сиротой. Ее первые иллюстрированные книжки для детей вышли в Праге в 1938 году. Придя на Центральное телевидение в 1965 году, Власова делала телегеничных героев, заменивших кукол из Театра Образцова, черты которых выглядели на телеэкране слишком резкими и грубыми. Важно, что многие из придуманных Власовой ранних героев передачи были скопированы с реальных прототипов: собака Бравни (будущий Филя) — с ее собственного пса, мальчик Ерошка — с ее четырехлетнего сына [556]; другие герои пришли из других европейских культур герой идишских детских стихотворений Овсея Дриза — мальчик Энек-Бенек, совы Джен и Дженни).

Во-вторых, вся немецкая передача была построена как кукольный мультфильм, который переносил зрителей в уютный и замкнутый мир сказки. В «Спокойной ночи, малыши!» Хрюша и Степашка существовали отдельно от записей мультфильмов; они были не героями литературы и фольклора, а их зрителями и потребителями. «Песочный человечек» в его восточногерманской версии совмещал верность традиции с пропагандой успехов и технологических достижений социализма. В начале передачи Песочный человечек неизменно появлялся на автомобиле, вертолете, ракете, а то и на инопланетном корабле. Хрюша и Степашка жили в подчеркнуто повседневной, бытовой обстановке. До середины 1980-х годов герои существовали в «голом» пространстве студии, почти без реквизита. Этот минимализм напоминал советскую квартиру, и изменение мизансцены следовало за изменением советского быта. К концу 1980-х студия приобрела более обжитой вид: Хрюша уже валялся на диване под ярким лоскутным одеялом, на столе появилась расписная «народная» утварь, а Степашка звонил по телефону в «Бюро добрых услуг».

Главным знаком модернизации быта и досуга в «Спокойной ночи, малыши!» стал сам телевизор. Формат передачи прошел через несколько этапов: от неподвижных рисованных картинок с комментарием, через диалог детей и взрослых гостей (писателей, актеров) к окончательному формату, доминантой которого стал телевизионный mise-en-abome: дети смотрят по телевизору передачу, герои которой смотрят мультфильм на ночь; в «заставке» игрушки и дети тоже собираются у телевизора. Еще один экран образовывали в кадре книги, центральные для вступительной интермедии-сценки — из них и «выходил» мультфильм. Ведущий приглашал Хрюшу и Степашку, а вместе с ними и зрителей заглянуть в книгу, то есть в экран телевизора. Разнообразие и эклектика традиционных форм культуры кукольный театр, классическая литература и народная сказка — были вставлены в современную медийную рамку, Хрюша и Степашка одновременно замещали самих зрителей-детей и были полноценными ведущими-комментаторами.