Город и ветер - Анастасия Парфёнова

Он помнил…

Открытую ветрам башню старого замка, на которой он проводил дни и ночи, слитый в единое целое с гуляющими в горах зимними ветрами. Чёткое построение заклинания, то несравненное удовольствие, которое испытывал, когда один за другим элементы его замысла выстраивались в стройную, завершённую схему прекрасных, одновременно хаотичных и строго организованных чар. Дни и ночи одиночества, ветра и магии.

Лёгкие шаги, темновейное дуновение, поднимавшееся снизу по винтовой лестнице. Маг резко разворачивается: разве он не приказал не беспокоить? Во имя Первого Сокола, башня окружена многослойной вуалью убийственных арканов, любой, кто попытается войти…

Лёгкие шаги. Спокойные, неторопливые, но и не замедляющиеся в опасении. Она шла навстречу, и с каждым её шагом смертоносные вуали поднимались, уходили в сторону, опадали, позволяя ей сделать ещё один шаг, ещё одно движение. Ветер, тьма и магия отступали, повинуясь воле женщины, которая не имела над ними власти и которая тем не менее была единственной в замке, кто мог совершенно их не бояться.

Тонким веером сложившее крылья заклинание, мягкое прикосновение энергетических потоков к коже. Магия отхлынула, позволяя ей пройти к хмурящемуся, бледному от холода молодому человеку, застывшему перед бойницами.

— Я просил не беспокоить, — в голосе напряжённость зимней вьюги. Ему не просто было сдерживать ветер и одновременно вести светскую беседу.

— Я знаю, — спокойный, бездонный взгляд. Она протянула ему кружку с чем-то горячим, дымящимся на морозном воздухе. Маг, сознание которого казалось пустым и прозрачным от истощения и голода, несколько секунд непонимающе смотрел на свой первый за трое суток завтрак. А затем протянул руку, принимая его. И магия, ледяным пламенем горевшая в его теле, угасла, чтобы не обжечь её случайным прикосновением…

Та самая магия, которая теперь вьюжно-золотым приливом поднималась в его глазах. Та магия, которая всегда была способна уничтожить кого угодно и что угодно. Но не её. Только не её.

Бывший лэрд соколов безмятежно улыбнулся. Поправил её блестящий чёрный локон.

— Совершенно бесподобны. Но Вы вдруг побледнели. День был столь утомительным?

— Най. — Госпожа адмирал грациозно приподняла одно плечо в попытке пожать им. Из чего Тэйон заключил, что второе, скорее всего, ранено и не зажило ещё до конца. Не думая, что делает, маг протянул руку, положил на закованную в металл ключицу. Он никогда не был силён в целительной магии, а сейчас и вовсе ни в одном из видов волшебства, но по расширившимся тёмным глазам понял, что исцелил рану. Понятия не имея как, а главное, зачем это сделал.

Воздух рвался из-под контроля, всё дальше и дальше выскальзывая из тисков искалеченного сознания, ища выход, любой выход. С верхней полки слетела и медленно поплыла по кругу тяжёлая книга, затем вторая, третья… всё быстрее закручивающийся хоровод шелестящих страниц.

— Вы стихия, моя лэри. Дикая сила природы, управлять которой не подвластно никому, о чём мне стоило бы помнить. Вы — сама стихия.

«Как, впрочем, и я».

Магия была уродливой личинкой стрекозы, поднимавшейся с озёрного дна и разбивавшей водную поверхность. Она проходила через удивительное превращение, расправляя прозрачные крылья внутри его души. И вдруг понимала, что у неё есть когти и клыки и что они ядовиты.

«Надо остановиться. Да, ты думал, что ваши отношения уже давно вышли за рамки понятия «любовь», что она поддержит тебя и в смерти, и за её пределами. Если нужно — в буквальном смысле слова. Ты был не прав, и потеря иллюзий тебя почти уничтожила. Но разве её вины в этом больше, чем твоей?»

Магия поднималась безумным ураганом, горной лавиной, едва сдерживаемой хрупкой платиной халиссийской дрессуры. Застыла в шатком равновесии, не в силах преодолеть усвоенные в детстве запреты. Застыла и Таш, понимая, что бежать или драться поздно. Вырвавшиеся на свободу ветры просто взорвут дворец изнутри. Древняя защита, быть может, и удержит разрушения в одной комнате, но находящимся в ней это будет уже безразлично.

«Будь честен с собой, магистр. Если бы роли поменялись, если бы выбор стоял между ней и твоими учениками?..»

Слово «если» разрушало города и губило души. Если бы она просто его убила! Но «если» не было. Был камень. Ледяной. Голодный. Жаждущий.

Надо отдать должное тем, кого он любил. Они смогли нанести раны, до которых не додумался бы ни один самый изощрённый враг.

Равновесие.

Таш подалась вперёд, в бездне её очей звёздной вьюгой стояли слёзы.

— Тэй!

…сорвалось.

Ураган смёл клановые табу. Но Тэйон вер Алория оказался быстрее своей магии. Рука мелькнула в воздухе так стремительно, что даже соколиные глаза не в состоянии были уследить за движением. Первая леди начала уклоняться, но медленно, так медленно по сравнению с жившими в его теле ураганами…

Ребром ладони по лицу. Коротко. Страшно.

Женщину отбросило на другой конец комнаты, на обломки разбитого Шаэтанной стола.

Тэйон замер в кресле, опустив голову и закрыв глаза, занесённая рука так и осталась поднятой в воздухе. Магия исчезла, растворённая в хищной вспышке. С глухим стуком падали на пол книги.

Глубокий вздох. Восстановить пошатнувшиеся барьеры. Укрепить их. Маг владеет своей силой. Не наоборот. Не наоборот.

Вечность спустя он выпрямился, бросил равнодушный взгляд в сторону лежащей неподвижным комом женщины. Воздушные течения льнули к продолжавшему излучать тепло телу, тонкие струйки ритмично влетали во всё ещё работающие лёгкие. Первая леди была жива. Невероятно. Любого человека (да и вера, если на то пошло) подобный удар убил бы, а эта умудрилась так повернуть голову, что избежала даже перелома скулы. Регенерационные способности, принёсшие расе шарсу репутацию всерьёз бессмертных существ, уже вступили в действие, через несколько минут она придёт в себя, отделавшись всего лишь сотрясением мозга да почти мгновенно сойдущим синяком.

По уму, нужно было её добить. После всего произошедшего поступить иначе, вполне возможно, означало подписать себе смертный приговор. Ни одна дочь клана не позволит мужу заниматься рукоприкладством — это вопрос принципа. Хотя Таш не обязана теперь отправлять его на тот свет, помимо законов, в горах существуют ещё и освящённые веками традиции.

По уму… Тэйон тряхнул головой. Когда это в его отношениях с Таш присутствовал хоть намёк на ум? Теперь, разрушив всё, можно признаться хотя бы самому себе: он любит эту женщину. Хотя и не должен быть на это способен.

Навалилась усталость, и под её чугунным гнётом проснулось наконец чувство абсурдности происходящего. «Семейный разговор по-халиссийски». Имеет место быть не чаще раза в столетие. При закрытых дверях, высланных из замка слугах и задёрнутых шторах. Но главное — все стороны обращаются друг к другу исключительно на «вы».

Хотелось чувствовать… хоть что-нибудь.

Маг тщательно поправил манжету рубашки. Смахнул несуществующую пылинку. И, развернув кресло, беззвучно покинул разгромленную комнату.

Глава 15

If all men count with you, but none too much..

—

И если…

…уважая всех, не склонишь головы ты

Ни перед кем…

Маг не слишком хорошо представлял себе, куда направляется и что собирается делать. Из водоворота меланхоличных мыслей о бессмысленности своей жизни и вреде, наносимом культурными стереотипами, его выдернул всклокоченный, злой и явно не совсем трезвый Рек ди Крий. Недоучившийся целитель стоял, уперев руки в створки дверей и загораживая проход в расписанную футунскими узорами галерею.

Тэйон смерил так называемого ученика холодным взглядом, чувствуя, как всё глубже проваливается в ставшее легендарным среди кланов настроение «сами напросились».

Ведь действительно напросились!

Прежде чем ди Крий успел открыть рот, Тэйон подарил блудному сыну высших (или почитавших себя высшими) сил свою самую радушную улыбку, заставив того резко протрезветь.

— Айха[10], ученик. Вот вы-то мне и нужны!

Вздохнул, как перед прыжком в воду, и…

Пророчество, всё это время казавшееся далёким, заснувшим, взвилось в его теле опаляющим пламенем. Слова хлынули, точно слёзы. Где-то далеко звучал его голос, где-то замер ошеломлённый дворец, в котором впервые за долгие столетия звенела божественная сила.

Тэйон провалился в видения, как в ледяной колодец. Образы мелькали перед глазами, слишком быстрые, чтобы он успел понять их смысл. Снежный вихрь в чёрно-чёрном тумане волос. Танцующая…

Разум Река ди Крия рассыпался перед ним фонтаном переливающихся в лучах света прозрачных брызг. Менялись, перетекая одна в другую, сложные, связанные в единое целое фигуры ощущений, мыслей, воспоминаний. Многомерным калейдоскопом изменялся витраж сознания, пытавшегося найти положение, способное удержать бушующие в слишком тесных для них рамках силы. И не находя его. Грань сумасшествия, расчерченная неизбывной ненавистью к самому себе.